Пенелопа и Одиссей. «Жди меня…»

— Молчи!

Что еще он мог сказать?

— Что за остров?

Вопрос поняли, это означало, что они все же в Элладе. Едва не завопив от радости, Одиссей тут же вытаращил глаза, услышав ответ:

— Остров Ээя. Наша правительница Цирцея. Или Кирка, как еще ее зовут варвары с запада.

— Иди ты!

— Куда? — изумилась приветствовавшая их служанка.

— Врешь! Что за остров, спрашиваю, и кто правит?

Теперь вытаращила глаза уже девушка. Вроде вопрос задает по-эллински и ругается тоже, а ее не понимает. Старательно пуча глаза и поднимая вверх указательный палец, чтобы этот рыжий урод лучше понял, она повторила еще раз членораздельно:

— Это! Остров Ээя! На котором! Правит! Цирцея или Кирка, сестра колхидского царя Ээта…

— Молчи, только молчи! Про колхидского царя ни слова!

— Почему?

Одиссей просто застонал. Колхида! Сестра колхидского царя, у которого были аргонавты! Это же далеко на востоке, это в Понте Эвксинском, до Эллады в другую сторону. Как же их сюда-то занесло?!

— Афина, брошу пить, в рот вина не возьму, не губи!

Служанка подхватила и без того короткую тунику и бросилась прочь со всех ног. Сумасшедший, точно сумасшедший! А ведь в каких доспехах, точно Ахилл!

Мелькавшие стройные ножки красотки спутников Одиссея впечатлили, несколько человек выказали желание догнать и… ну, вернуть, например…

— Чтобы расспросить с толком, а то, может, чего-то не поняла?

Сомнений ни у кого не возникло, девушка явно говорила по-эллински, значит, дом уже рядом. Только прохладно что-то, наверняка куда-то к Эпидамну в Иллирию занесло, только там да на вершинах гор могло быть так прохладно.

— Слышь, Одиссей, надо чуть отдохнуть да домой, не то перемерзнем здесь…

Служанка вернулась со своей царицей и целой толпой сопровождающих.

Красивая, светловолосая женщина подтвердила:

— Да, я Цирцея, сестра Ээта.

Вот когда Одиссей порадовался, что среди его товарищей нет особо образованных, об аргонавтах слышали, но где это все, хвала богам, представляли слабо. Где-то там… на востоке… Только бы про восток не сразу сообразили, пусть напьются сначала.

— Мы издалека, от Троады плывем. Устали, запасы пищи и воды истратили… а все вредные жители побережья, не то что у вас… — Одиссей повел рукой вокруг.

— …в Колхиде, — с удовольствием подхватила Цирцея.

Тут кое до кого из ахейцев стало доходить.

— В какой это Колхиде? Разве это не Иллирия? Не Эпидамн?

— Не знаю такого…

— Но хоть воды дать можете?

Цирцея опомнилась:

— Прошу в мой дворец, пиршество готово.

Приняли хорошо, накормили, напоили (вином, а не отравой лотосовой) и даже спать уложили. Цирцея оказалась дамой гостеприимной. Настолько, что Одиссей стал подумывать о том, чтобы остаться… ненадолго, в конце концов, ему еще вон сколько лет мотаться… Может, лучше пожить у Цирцеи, чем снова рисковать жизнью в бурю? Аид его знает, куда еще занести может. Хотя куда уж дальше? За Колхидой моря нет, только лес и горы.

Несколько дней пили, не просыхая.

Согласились не все, одиннадцать кораблей из двенадцати решили возвращаться во что бы то ни стало, ужасаясь наступающим холодам. Жить там, где несколько месяцев ледяные ветра и даже лежит снег, как на вершинах гор Эллады? Где лед, как сказали местные жители, не только в пещерах под землей, но на море?!

Одиссей подчинился, но далеко уплыть не вышло, в первой же бухте, где пришлось скрываться от ветра, на них сверху полетели камни. Погибли одиннадцать кораблей из двенадцати, сам Одиссей уцелел только потому, что плыл последним, подчиняясь общей воле, а не ведя за собой…

Он вернулся к Цирцее, решив доживать положенный срок у нее, тем более пошли дети… Цирцея оказалась плодовитой, она, что ни год, рожала по сыну. Старший Телегон еще только сделал свои первые шаги, а она уже второго — Авсона — показывает.

Нет, если этак пойдет, то скоро многодетным папашей стану! — ужаснулся Одиссей. Остальная же уцелевшая команда не была так удачлива на женитьбу, все больше пьянствовала, поглощая немыслимое количество запасов царицы ежедневно.

— Свиньи свиньями твои ахейцы! — возмутилась Цирцея.

— Моих ахейцев ругаешь?!

Одиссей почувствовал возможность нарваться на ссору и удрать.

— Конечно, только посмотри. Стоит выпить одну чашу, начинают бить себя пяткой в грудь и рычать, как львы, обещая всех завязать узлом.

— Это чего такое?

— Узел? Ты же моряк, а узлов не знаешь?

— Зачем они?

— А как веревки и канаты меж собой крепить?

— Связать.

— Ну, свяжи.

Связал, она покрутила и развязала. И тут же связала сама как-то так, что не сразу сообразишь, как распутать.

— А на ветру и вовсе не развяжутся.

— Иди ты!

— Куда?

— Покажи, как это ты?

Пока учила, еще год прошел и третий сын — Латин — родился.

«Точно пора удирать, — решил Одиссей, — пока узлами не привязали».

После очередного свинства (Цирцея так называла запои команды) и волшебнице надоело тоже.

— Вчера твои приятели были ослами, а сейчас валяются, как свиньи, весь дворец обрыгали, убирать не успеваем. Или пили бы, или жрали, а они все вперемежку, убирай за ними. Служанки уже ругаются, скоро всех слуг лишусь!

— Мы тебе надоели?

— А то!

— Так мы можем и покинуть твой гостеприимный остров.

— Неужели можете?

— А провизии на дорожку дашь?

— Полные трюмы!

Одиссей на такую готовность даже обиделся. Ублажай ее тут, дуру колхидскую, а она нос от пьяных ахейцев воротит. Никакая Цирцея не волшебница, в свиней пиратов и без колдовства превратить — раз плюнуть, вернее, напоить.

Не всех сумел заставить на корабль взойти, не всех даже поднял, некоторые так и остались лежать мертвецки пьяные. Потрогав ножкой, Цирцея сокрушенно покачала головой:

— Не, эти не проснутся. Да и к чему они тебе? Я прикажу местным раздать, может, кого приведут в чувство?

Все, хватит, погуляли, пора и домой! А как же двадцать лет отсутствия? Но Одиссей косился на круглый (в очередной раз!) живот Цирцеи и представлял себе такой же у Пенелопы. А что, где гарантия, что какой-то корабль с пьяной командой не унесет вместо Геркулесовых Столбов к Итаке?

— Вина больше в рот не возьму!

Не получилось, потому что не только до Итаки, обратно в свою Великую Зелень добрался еще ой как не скоро… Уже оставшись в бурю без спутников, попал на остров к нимфе Калипсо и семь лет жил там припеваючи на всем готовом. Сплошной отдых, потому что нимфа есть нимфа, работать не заставляла, только по ночам, но это же удовольствие, а не работа.