Пепел после тебя

Невольно хмурюсь. Мне нравится видеть Алину беременной. Это тоже похоже на фетиш. Пару недель назад, когда животик у неё наконец-то стал заметен, я был на седьмом небе от счастья. Почувствовал себя почти так же, как тогда, когда Алина показала мне положительный тест.

Столяров нас чуть не прибил. По телефону. Навестить нас пока не может, к счастью, весь в работе.

Скользнув голодным взглядом по прекрасному телу, любуюсь лицом моей девочки. Губки у Алины немного пухлее по утрам. Мне безумно хочется в них впиться. Но я всегда терплю и жду, когда она проснётся. Кайфую в этом томительном ожидании, давно смирившись с тем, что с Алиной я превращаюсь в шизика.

Я болен ею. Это никогда не пройдёт.

Иногда на меня вдруг накатывает, снова заставляя похолодеть от ужаса – а вдруг она меня оставит?

Ну вдруг!

Вдруг я ей надоем, она устанет от меня и моего порой буйного нрава?

Что я буду делать тогда?

Ответа у меня нет. Я, и правда, не вижу своей жизни без Алины. И в такие моменты очередной раз обещаю себе, что сделаю всё возможное и невозможное, чтобы она никогда от меня не ушла.

Алина поворачивается набок, носом утыкается в бутоны тюльпанов. Слышу, как она громко вдыхает и, наконец, открывает глаза. Часто моргая, смотрит на цветы. Нежно улыбается.

У меня всё тело вибрирует от её улыбки, а пульс подскакивает.

Облизав свои пухлые, пересохшие ото сна губы, переводит взгляд на меня.

– Подглядываешь?

– Конечно. Как и всегда.

Встаю с дивана, стягиваю футболку и штаны. Уложив Алину на спину, нависаю над ней и наконец-то впиваюсь в её губки.

– С днём рождения, родная. И с нашей официальной годовщиной.

Мы решили отмечать годовщину именно в тот день, в который стали и физически близки. Когда между нами не осталось никаких границ. С нашего первого раза.

– И тебя с годовщиной. Спасибо за цветы, – звонко чмокает меня в скулы, щёки.

Удерживаю свой вес на локтях, чтобы не раздавить Алину.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

И добавляет уверенно:

– Правда. Всё отлично.

Вчера у моей девочки болел живот. Я запаниковал, хотел вызвать скорую. Но она позвонила своему гинекологу, проконсультировалась, приняла таблетку. В общем, Алина умеет действовать с холодной головой. В нашей семье именно я порой веду себя как неадекватная истеричка, но я учусь таким не быть.

– Во сколько выезжаем? – спрашивает Алина, потянувшись к цветам.

– Сразу после... – лукаво улыбаюсь и забираю у неё один тюльпан.

– Сразу после? – с деланым удивлением поднимает брови.

А глаза улыбаются.

Сажусь на колени между её стройных ножек. Веду бутоном по губам, спускаюсь к шее, груди.

Щёчки Алины немного розовеют, а взгляд становится томным.

Скольжу лепестками по груди, нежно провожу по острым сосочкам. И потом вниз, по животику.

– Сразу после, – хрипло повторяю я. – Нам ведь можно, детка?

Алина запрокидывает голову назад.

– Можно... – выдыхает она и протяжно стонет.

Я быстро избавляюсь от белья и ложусь сверху.

Сердце долбит о рёбра, как сумасшедшее, а кожа моя горит. Мы оба полыхаем.

Вот оно – наше пламя. Обжигающее пламя любви, нежности, обожания, зависимости друг от друга.

Эта любовь порой причиняет боль. Но эта боль приятна и ни с чем не сравнима. Она лечит раны. Она исцеляет. Она – мой смысл жизни.

– Люблю тебя, родная, – смотрю Алине в глаза.

– Я очень-очень сильно тебя люблю, – отвечает она.

– И я очень-очень.

Овладеваю её губами. Мы наслаждаемся друг другом, делая это утро ещё более ярким и незабываемым.

А потом я подвожу Алину к окну и открываю штору. На секунду слепнем оба от сияющего вовсю солнца. Март – и уже совсем тепло. Всё, как она хотела. В Краснодаре жить довольно комфортно. Но сегодня я хочу подарить ей не только весну, а целое лето.

Торопливо собираемся в дорогу. Чёрный сам запрыгивает в переноску. Выходим во двор, грузимся в машину.

– Он что, всю дорогу будет там сидеть? – посматривает Алина на кота.

– Нет. Я выпущу его, когда научится себя вести.

Чёрный начал драть мебель. Вероятно, весна действует на всех по-разному.

Бросаю взгляд назад. Вижу, что Чёрный смотрит на меня с вызовом. Мы бы могли оставить его дома, но не с кем. Бабушка Валя улетела к себе домой, пожив с нами в Краснодаре всего месяц.

Этот климат ей не подошёл, как она нас убеждала. Но на самом деле она просто не хотела нам мешать.

«Вы – муж и жена. У вас теперь своя семья. Мне тут не место», – заявила она после наших бесконечных попыток заставить её остаться.

– Ладно, выпусти его, – сжаливаюсь над Чёрным. – Но если эта морда будет драть кожаный салон, я высажу его на трассе.

– Не высадишь, – с улыбкой говорит моя мышка. Развернувшись назад, сюсюкает с котом: – Не слушай его, Чёрненький. Ничего он тебе не сделает, этот злюка. Ты же знаешь, что он только с виду такой грозный, а на самом деле добряк из добряков.

Ухмыляюсь. Ага, добряк.

Видела бы она, как я недавно спарринг-партнёра размотал. Тренер был в восторге.

Спорт всё ещё мне очень помогает. Внутренний негатив, который сидит во мне из-за отца – это хорошая батарейка. Я направляю всю эту энергию на тренировки. Тренер обещает, что скоро получу КМС. А потом и на мастера спорту могу замахнуться. Да и вообще, с моими данными мог бы участвовать в серьёзных турнирах по вольной борьбе. Но я пока это обдумываю.

Наблюдаю в зеркало заднего вида, как Чёрный запрыгивает на заднюю полку и, распластавшись там, закрывает глаза. Алина садится прямо, и я протягиваю ей правую руку. Она подаёт мне тоже правую, чтобы состыковать наши кольца. Гравировки на них соединяются, образуя слово «любовь». Половинка этого слова написана на её колечке, а другая половинка у меня.

Я хочу сделать такую татуировку, но пока не готов портить красивое тело Алины никакими надписями. Хотя она согласна и даже в восторге от этой идеи.

Наша свадьба была очень скромной и состоялась спустя месяц после того, как мы узнали о беременности.

В общем, данное Столярову обещание сдержать не удалось. Алина не доучилась даже до конца первого курса, взяла академ. Я перевёлся на заочку.

Судьба всегда вносит свои коррективы. Мне нынешние коррективы нравятся. А Столяров всё это переживёт. У него там женщина появилась. Спортивный врач, массажист. Мой тесть теперь не такой бука, как раньше.