Пепел после тебя

Алина замолкает. Тяжело сглатывает. Я вижу, как по её щеке ползёт слеза.

– Мне семнадцать лет, я старшеклассница, – вновь читает она. – Можете мне не верить, но я испытала всё, о чём тут написала. Любовь существует. И неважно, сколько тебе лет – двадцать или пятьдесят, за свою любовь нужно бороться. И её нужно прожить от и до.

Алина опускает листочки, смахивает слезу со щеки.

– Я всё, – говорит Ольге Абрамовне.

А та внезапно переводит взгляд на меня.

– У тебя есть, что добавить, Егор?

Алина вздрагивает и резко поворачивается ко мне. Вхожу в кабинет и приваливаюсь к двери, скрестив руки на груди.

– Да, есть. Любовь – это то, мимо чего не пройдёшь. Её легко узнать. Может быть, всё начнётся просто с обоюдной симпатии. Или не обоюдной. А может, объект твоей любви будет немного раздражать тебя, и ты даже не поймёшь, чем именно. А потом внезапно возникнет дикое желание коснуться. Попасть под прицел её глаз. Забраться в голову. Или просто подоставать... Любовь – это поначалу ревность. Доверие рождается позже, в болезненных муках выжигая эту ревность к чертям. Свою любовь надо оберегать... И я не согласен с одним пунктом.

– Каким? – спрашивает мышка, её губы дрожат.

– Ты сказала «жертвовать». Я не собираюсь ничем жертвовать ради любви. Лучше во имя неё я сделаю всё возможное и невозможное тоже. И ни за что тебя не отпущу.

– Я и не хочу, чтобы ты меня отпускал.

Улыбаюсь. Нам всё равно, что мы здесь не одни. И речь уже не о проекте вовсе.

Приближаюсь к Алине. В этот момент звенит отрезвляющий звонок, останавливающий мой порыв впиться в её губы прямо сейчас.

– Это было очень хорошо, – хвалит нас Ольга Абрамовна. – Все свободны.

Я не вижу никого, кроме своей взволнованной мышки. Все звуки – скрип стульев, голоса, шаги – сливаются в едва слышный невнятный шум. Беру Алину за руку.

– Прости, что опоздал.

– Да ладно уже, – пытается улыбнуться Алина. – Скажи лучше, как у нас дела...

Она думает, что я могу уехать без неё. Дурочка...

– У нас всё прекрасно!

Учитель уже вышел из класса, и я притягиваю Алину к себе. Нежно коснувшись желанных губ своими, заглядываю в карие глаза.

– Отец тебя отпустил. И вообще, у нас очень много дел. Надо собираться. Всё, пошли.

Но прежде, чем идти, зацеловываю Алину, наплевав на боль в раненой губе. Затискиваю до долбящего в груди сердца.

Кажется она в шоке… И сбивчиво говорит, что-то невпопад.

Быстро закинув её вещи в рюкзак, вешаю его на плечо. Тяну Алину за руку. В раздевалке помогаю ей одеться. Оказавшись во дворе, она тормозит и оборачивается на школьные окна.

– То есть мы сюда не вернёмся?

– Нет.

– И даже не попрощаемся ни с кем?

– Там нет никого, кто представляет ценность, – тяну Алину за ворота.

– А хоккеисты? Они были добры ко мне.

Она права.

– Я пошлю им благодарственное сообщение, – смеюсь я.

– Егор!.. – укоризненно смотрит на меня Алина.

– Ну ладно, – сдаюсь. – Вечером созвонимся с ними и, может быть, увидимся, чтобы попрощаться.

– И с Ромой!

– Точно. И с Ромой тоже, – вздыхаю я.

Снимаю сигналку с тачки.

– У тебя новая машина? – Алина шокированно смотрит на Вольво.

Поправляю её:

– У нас.

***

Прежде, чем сесть в машину, отправляю сообщение Громову.

«О своей безопасности я позабочусь сам. Спасибо. За всё».

Достаю симку и кидаю в снег. Всё. Оставьте меня все в покое. Дайте мне просто жить.

Раннее утро. Долгие проводы у капота машины со Столяровым. Он на нервах, Алина почти плачет. А вот баба Валя бодрячком. Рада, что на старости лет нужна молодёжи. Самый спокойный среди нас – Чёрный. Развалился на заднем сиденье и, медленно моргая, наблюдает за падающим снегом через стекло.

Аверьянов приезжал вчера и мы едва успели в ГАИ. Страховку сделали тоже на него, но без ограничений.

Дан сыпал шуточками, что Вольво отстой. И для себя бы он такую тачку не выбрал.

А когда он уезжал, в моей груди билось слишком болезненно.

Наконец мы трогаемся. Едем в какой-то микроскопический городок, который и не на каждой карте отмечен. Ко времени поступления в вуз переберёмся куда-нибудь ещё.

А я, дурак, мечтал, что смогу вернуться в родной город... Похоже, не в этой жизни...

Перед глазами всплывают лица близких друзей. Дан, Макс, Дамир... Я по ним скучаю. Даже больше, чем предполагал.

Если бы мне кто-нибудь предложил сейчас вернуться в начальную точку и сделать всё иначе: не связываться с мышкой, не просить её забираться в компьютер отца, не сажать его... Чтобы всё было как прежде... И я бы был сейчас там, в своём кругу. Не бегал бы, не прятался... Ни за что бы этого не сделал! Как охренительно, что ничего нельзя перемотать назад! Сожаления – это не моё.

Мы едем в далёкий чужой городок, в глушь. Я, моя девушка, бабушка Валя и кот.

Кто знал, что я окажусь в этой точке? Никто. И мне так кайфово здесь...

Нежная рука касается моей. Наши пальцы переплетаются. На секунду отвлекаюсь от дороги, смотрю на Алину.

– Всё нормально? – взволнованно спрашивает она.

– Неправильный вопрос, мышка. У нас не просто всё нормально. У нас всё охренительно!

Столяров поедет сегодня к Роберту. Тот названивал Алине, и она под нашим давлением отправила его в чёрный список. Но этот вопрос всё равно нужно закрыть. А потом тренер уедет к своей команде. Его отпуск за свой счёт подходит к концу.

Впереди у него новые горизонты – должность тренера в футбольном клубе «Феникс». Алина за него не переживает. Говорит, что он будет со своей второй семьёй – футбольной командой.

Но он обещал навестить нас в марте.

Паркуясь возле многоэтажки, не могу не порадоваться тому, как прилично выглядит двор. Детская площадка, места для парковки, лавочки, тротуар очищен от снега.

Кручу головой, хрустя позвонками шеи, разминаю затёкшие плечи. Алина оборачивается назад.