Переход

Очень сильно в работе помогло то, что Вася откуда-то сманил двух совсем уже старых мужиков, которые в мирное время были сельскими кузнецами: они ковали заготовки для коленвалов. Из коленвалов же и ковали, просто из «больших» они ковали заготовки для «маленьких» — а вот на токарном станке заготовки обрабатывал уже сам Алексей. И его вполне удовлетворяло то, что вообще никто не спрашивал, где он всему этому обучился: работает парень хорошо — и хорошо, мы ему просто поможем и сами у него работать научимся. Причем в ученицы на токарей к нему тоже четыре девчонки пошли. Не потому, что парни не захотели, а потому, что у парней была своя — и гораздо более тяжелая работа.

Оставшиеся парни всю зиму таскали в деревню обгорелые обломки грузовиков, валяющихся вдоль дорог: для новых тракторов Алексей решил делать рамы не деревянные, а все же стальные. Если есть сварочный аппарат и электричество для него, то такая рама выглядит куда как лучше. Ну а то, что железяки для этих рам были довольно разными, никого особо и не волновало.

Все же Алексей в автомобильных моторах разбирался более чем неплохо, и конструкцию БМВ изрядно упростил. Правда, мотор при этом потерял процентов тридцать мощности и потяжелел на пару пудов, к тому что сборка мотора изрядно усложнилась (так как картер теперь не отливался целиком, а собирался из трех отдельных деталей, требующих еще и не самой простой обработки) — но такой мотор могли уже собирать люди с минимальной квалификацией (то есть способные болт закрутить ровно), так что «выгода была налицо» И к первому марта мастерская выкатила три вполне себе рабочих трактора, снабженных моторами собственного производства.

Ну, почти собственного: все же магнето для моторов пришлось брать с моторов вражеских самолетов и практически каждый такой агрегат еще приходилось «подгонять по месту» — но все же это были работающие трактора, причем «собственных» тракторов стало уже больше половины всего областного парка!

Василий с рапортом лично отправился в Минск и о «достижении» Пантелеймону Кондратьевичу с гордостью доложил. Но кроме гордости он продемонстрировал партийному руководителю и «небольшой список того, что нужно для прекращения мастерской в завод». Товарищ Пономаренко, взглянув на список, лишь хмыкнул:

— Ну и аппетит у тебя, Николаев! Однако трактора ты дал…

— Это не я, трактора партизан Воронов изготовил, с помощью комсомольцев, конечно.

— А комсомольцев ему на помощь кто организовал? А насчет завода… знаешь, я этот список даже читать не буду, тут часа на два внимательного чтения, а у меня времени просто нет. А вот насчет строительства в этой Приреченской давай так решим: все равно в республике три четверти жилья, считай, заново строить придется, так почему бы и не в этом поселке стройку затеять? Фонды… сам знаешь, даже фондов у нас, считай, никаких и нет, так что выделим тебе денег сколько-то, немного, но кое-что все же получишь. И… я тут с управлением по трофеям отдельно поговорю, попробуем тебе оттуда что-то дать. Вот с техникой строительной… мне вроде говорили, что вы горелые грузовики тоже научились восстанавливать?

— Не горелые, потопленные только. Этот Воронов один «Блиц» починил, мне сказали, это который он сам в бою с моста в реку сбросил как раз в Приреченской, и «Хеншель» трехосный, в котором мастерская была, тоже вроде отремонтировал… только проверить не с чем, бензина-то у нас вообще нет.

— С бензином… с бензином я, конечно, помогу. Немного, но что-то выделим. Но ты мне пообещал, что к осени начнешь по сто тракторов в месяц делать, так если обещание сдержишь…

— Почему я? Это Воронов, и не обещал, а мечтал до такого выпуска дорасти.

— Ты, потому что я тебя директором этого завода и назначаю. Твоя забота будет все построить, станками по возможности производство обеспечить. А Воронов пусть пока продолжит трактора выделывать, незачем его от нужной работы отвлекать. Ты же сказал, что он еще и других комсомольцев работе обучает? Вот пусть и дальше обучает, нам рабочие умелые очень нужны будут как победим. То есть уже скоро их много потребуется. И еще… я распоряжусь к тебе в поселок телефон провести, так что если что — сможешь мне звонить. Трактора — это дело сейчас важнейшее, нас же страну кормить нужно… вам страну кормить нужно.

Завод строить в деревне, по мнению Алексея, было затеей не самой лучшей — но трактора стране действительно были очень нужны. И причиной, почему именно здесь завод было строить не самым лучшим вариантом, он считал отсутствие энергии для такого завода. Потому что для мастерской двадцатикиловаттный генератор был неплох, а вот для даже самого маленького завода этого было недостаточно. Но и в Витебске с электричеством было откровенно паршиво, и в Орше тоже. Да вообще где угодно в СССР — так что почему бы и не в деревне стройку начать? Тем более, что комсомол в это дело вписался очень серьезно и молодежь вроде бы бралась «проблему решить». Правда решать проблему они стали очень уж затейливым образом: на перезапущенном (хотя бы частично) станкостроительном заводе имени Кирова комсомольцы собрались изготовить («из подручных материалов», что особенно повеселило Алексея) электростанцию мощностью в полмегаватта «для нового тракторного завода». Это при том, что на самом заводе пока удалось запустить привезенный их эвакуации генератор на двести с чем-то киловатт…

А когда Вася приехал в Приреченское с обширными планами на жилищное строительство, Алексею стало вообще не до смеха: планы были очень интересными, но строить-то дома было не их чего! Вася в разговоре с Алексеем выдвинул некоторые идеи по реализации своих грандиозных планов, однако путешественнику через переход они показались довольно… сомнительными:

— Ну ты сам смотри, — разглагольствовал комсомольский работник, — сейчас народ потихоньку в город и область возвращается, а занятий для них особо и нет. Мы наберем комсомольцев, пусть они глину копают и кирпичи лепят, торф добывают — и на торфе кирпичи обжигают в ямах. Это дело давно уже освоенное, так что мы хотя и не очень быстро, но кирпич на стройки получим. А цемент нам обещали подвезти, так что потихоньку и строиться начнем…

— Вась, ты мне вот на какой вопрос ответь: я даже допускаю, что сколько-то народу в область вернется — но глину копать и торф добывать они же забесплатно не станут.

— А мы комсомольские субботники организуем!

— И я даже верю, что комсомольцы будут готовы поработать бесплатно… некоторое время. Но ведь их в любом случае на работе кормить нужно будет — и чем ты их кормить собираешься?

— Ну, что-нибудь придумаем…

— Ты сначала придумай, а потом уже субботники свои устраивай. Ты сам-то откуда?

— То есть как это «откуда»?

— То и есть. Я спрашиваю: ты местный или откуда-то из России приехал?

— Витебский я… — угрюмо ответил Василий и угрюмость его была вызвана не вопросом, а тем, что он действительно не знал, чем можно кучу народу, занимающегося трудом малопроизводительным, накормить хотя бы во время работы.

— То есть народ местный знать должен.

— Ну да.

— Тогда ответь мне на такой вопрос… нет, ты себе ответь, я-то ответ уже знаю: кто будет возвращаться в область чтобы ее восстанавливать? Я имею в виду города и села отстраивать? На заводах работать, на фабриках, промышленность развивать? Они будут делом заняты, а вот остальные… ты всерьез думаешь, что их ты сможешь к нашей работе привлечь?

Вопросик был с подковыркой, даже с двумя серьезными такими подковырками. И первая заключалась в «классовом составе» довоенного населения Витебска. Очень интересном составе: на город со ста восьмьюдесятью тысячами населения до войны имелось три «высших партшколы», в которых обучалось больше двух тысяч человек, причем «всерьез обучалось», некоторые лет по семь в статусе учеников сумели просуществовать — и эти «партшколиники» с семьями уже составляли пять процентов населения города. А втрое больше народу числилось «творческой интеллигенцией». И оставшаяся в живых после войны эта «интеллигенция» возвращаться в город до того, как его заново отстроили, не спешила.