Переиграть войну! Пенталогия

* * *

Когда мы покидали гостеприимные Марьины Горки, на часах было без трех минут девять. Переправившись через речку со смешным название Цитовка, колонна повернула направо в сторону Пуховичей. Нам предстояло переправиться через гораздо более крупную Свислочь, а значит, и шансы на то, что мост там охраняется гораздо тщательнее, возросли. Хорошо еще, что Алик развел местного коменданта на пароли, и в радиусе пяти примерно километров с проездом постов у нас проблем возникнуть не должно.

Так, собственно говоря, и вышло. Ехавший впереди на мотоцикле Люк назвал пароль, а Тотен, снова сидевший в «ублюдке», махнул жетоном.

С неплохой, по местным, конечно, меркам, дороги, уходящей в сторону Бобруйска, мы свернули на восток к городку со странным именем Хидра. Хотя это еще не «вкус дня»! Когда, планируя очередной этап нашего «побега», командир развернул перед нами карту, мой взгляд зацепился за два населенных пункта с совершенно невообразимыми названиями. Один, тот, что был ближе к нам, назывался Зафранцузская Гребля, а другой, стоявший в нескольких километрах дальше к востоку, – Французская Гребля. Увидев такое, я фыркнул в рукав, а потом поделился своими наблюдениями с товарищами.

Фермер хмыкнул, но тут же вернулся к делу:

– Хоть французская, хоть таиландская… Хоть гребля, хоть еще что, а нам в ту сторону надо. Так что отставить хиханьки и всем учить карту.

Учить там было особенно нечего – сплошные болота вокруг, но, когда мы проезжали соседствующую с этими французсконефранцузскими Греблями Болочу, я понял, что название это, видимо, както связано с походом Наполеона, и даже подумал, что неплохо было бы погуглить. Потом, правда, опомнился, сплюнул в окно и попытался устроится поудобнее – надо было вздремнуть, ведь ехать мы собирались всю ночь.

* * *

Деревня Валерьяны Минской области

14 августа 1941 года. 21.22

«Вряд ли мне удастся сегодня сомкнуть глаза!» – эта единственная мысль вертелась в голове Освальда после подробного, но не совсем цензурного объяснения Небе, кто отвечает за все зондеркоманды в округе.

Хуже было то, что связаться с Марьиными Горками по телефону не получалось – все коммутаторы в Минске были перегружены звонками, а кто будет соединять с богом забытым городишком, затерявшимся в лесах Вайсрутении, когда оберсты и генералы жаждут поговорить с Берлином или Варшавой.

Радио тоже помогло мало – в такой дыре, как эти Горки, и радиостанции не оказалось.

И сейчас Бойке нервно курил на крыльце, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации.

«Черт, два года, как бросил, и вот опять начал! – подумал Освальд, с ненавистью отбрасывая окурок. – А все эти проклятые русские!»

Дверь открылась, и на крыльцо вышел Трегер.

– Освальд, – нравы у Бойке в группе были довольно демократичными, особенно если начальства рядом не наблюдалось, – ты не возражаешь, если я схожу кузена навещу? Отчет я уже написал… Там, собственно говоря, и писатьто не о чем было.

– Какого кузена, Дитрих? – не понял унтерштурмфюрер.

– Ну, у меня брат двоюродный, Вернер Трегер, экспертом в криминальной полиции служит. Две недели назад он мне написал, что его отправляют служить сюда, в Вайсрутению, под начало генерала Небе. В специальную оперативную группу. А этот самый Небе, в этом самом доме сейчас сидит, так? Значит, и братец мой гдето тут рядом. Я его знаю, он всегда поближе к начальству оказаться норовит. Карьеру все сделать пытается. А тут сам начальник крипо рядом… Он сын старшего брата моего отца, – пустился в генеалогические объяснения шарфюрер…

– Ты не найдешь брата, Дитрих! – зло и обреченно сказал Бойке, внезапно вспомнив толстяка – начальника команды экспертов. – Русские его убили! Сегодня вечером! Там, у кортежа рейхсфюрера!

…Уже давно хлопнула за спиной его начальника дверь деревенского дома, а шарфюрер Дитрих Трегер так и стоял на крыльце и пытался понять, отчего жизнь так несправедлива.

* * *

– Вставай, поднимайся, рабочий народ! – совершенно немузыкально рявкнул ктото у меня над ухом. Высунувшись из спальника (помню, что залез в него с головой, иначе от комаров спасения не было), я узрел нависшего надо мной Дока.

– Чего тебе, прислужник смерти? – Настроение было так себе, и отдохнувшим я себя не ощущал.

– Саня сказал, что насчет дневки он передумал, так что иди завтракать, а доспишь в дороге. Днем и я с Тотеном вести сможем.

– Ox e… А где мы сейчас, не знаешь?

– В лесу, Тоха!

– Очень оригинальный ответ, – я зевнул. – Без твоей подсказки я бы ни за что в жизни не догадался! Ты получаешь почетный переходящий вымпел Капитана Очевидности.

– Не, честно – мы в лесу на берегу довольно большой реки, но вот что это за река, я ни малейшего понятия не имею. Но Люк уже ускакал на разведку, так что будем надеяться, пару скальпов к кофе принесет.

– Фи, маэстро. Кто же пьет кофе со скальпами? Давно уже доказано, что настоящая замена профитролям – это свежеотрезанные уши!

Мы оба заржали – редко когда ктонибудь посторонний мог дослушать нашу с Серегой «пикировку гадостями» до четвертого витка. Такой своеобразный медицинский понт – кто спокойнее воспримет всякие физиологические и анатомические подробности. Студенты и даже студентки медвузов этим козыряют на начальных курсах, пугая своих «цивильных» друзей рассказами из серии «Как я был в анатомичке [246] и что я там ел».

246

Анатомический театр (лат. theatrum anatomicum), – помещение для анатомических работ, исследований и чтения лекций. В современном употреблении – помещение для учебного вскрытия трупов в медицинских учреждениях.

Тем не менее подколки Дока свое дело сделали – я проснулся и относительно бодр. Потягиваясь и позевывая, ориентируясь на запах дыма, дошел до кухонного тента.

Получив у Емельяна миску с пшенной кашей, заправленной копченым салом, кусок хлеба и кружку горячего чая, я принялся за еду. Ел быстро, как привык за последние тридцать с небольшим дней. Принцип: «Сейчас не поешь – до следующей пятницы, может, голодать придется» – уже стал второй натурой. Впрочем, как и другой, не менее полезный: «Делать не фиг? Спи давай!»

– О, Тоха, – окликнул меня командир, выйдя изза «Опеля». – Как настроение?

– Настроение бодрое, но спать хочется, если честно. А мы где, Саш?

– Ближе, чем мне бы хотелось. Деревня, что в четырех километрах, называется Мирославка. Люк только что на связь выходил.

– И что это значит? – Я сделал глоток кофе и вытащил из кармана пачку немецких сигарет.

– На, у меня еще осталось, – и Саша протянул мне сигарету с фильтром. – Считай, что это премия за успешную ликвидацию Гиммлера.