Перекрёстки времени

Он подошёл к дверям волшебного жилища и тронул колокольчик на крыльце. Дверь тихо отворилась, и Румитэль увидел стоящую на пороге Нияналь, таинственную свою возлюбленную, о которой он ничего не знает, и которая ни о чем не вспоминает.

– Я ждала тебя, мой принц, - промолвила она, но тайный смысл этих простых слов гласил: я не упрекаю, принимаю тебя таким, каков ты есть.

Он понял, что она всё знает: и увлечение его другой женщиной, и то, что покидая Нияналь, он забывает о своей принцессе. Они слишком хорошо знала Румистэля, а Румистэль о ней не знал ничего.

"Что с моей памятью? Почему она скрывает от меня моё же прошлое? Кто я и где я?"

Но беспокойные вопросы недолго тревожили рыцаря, потому что возлюбленная с улыбкой повернулась и повела его под сводами старого их замка.

"Я помню его. Все эти древние и вечно молодые стены, и этот сад, в котором нескончаемо правит бал весна. Смешение весны и лета, цветения и плодоношения. Я помню долгие, упоительные ночи и нескончаемый полёт по миру грёз, но самого себя не помню. Как будто искажающий барьер, полупрозрачная стена стоит передо мной, и вижу я лишь неясные тени, скользящие за ней - там, куда мне путь закрыт. Я силюсь расколоть преграду, но мой рассудок не велит: иначе ты погибнешь, как Аларих, под грудой пронзающих тебя осколков. Почему Аларих? Кто такой Аларих? О, Румистэль, оставь свой бред!"

– Ты не был тут три года, - сказала Нияналь, останавливаясь перед кисейной завесой, прикрывающей вход в спальню.

– Так долго?
– удивился он.

– О, нет. Это совсем недолго. Но я ждала тебя: я знала, что ты ещё вернёшься.

"Так отчего же так печален голос твой, моя принцесса? Что ты такое знаешь обо мне, чего я сам не знаю? Не сердишься на ветренника твоего, не укоряешь за скорое забвение ночей, что провели мы с тобой вместе? Раскаяние мучает меня, как будто я дерзнул вновь позвать любовь, отправленную в изгнание".

– Ты непостоянен, и твои хлопоты снова отнимут у меня тебя, - с тонкой улыбкой заметила она, не спеша откинуть полупрозрачную завесь.

Что ж, с этим он не будет спорить, поскольку знает, что его занёс сюда беспокойный ветер весеннего полёта.

– Ты покинешь меня, - сказала Нияналь без малейшего упрёка.

– Уже покинул, - остановила она его жест протеста.

– Но я оставила себе лучшее, что было между нами, - и с этими словами откинула занавесь и провела его в спальню.

Две колыбели, увитые пенным газом, стояли на месте, где некогда пребывало их ложе. Пряные запахи ночных фиалок, томный аромат диких роз и возбуждающий дух винограда заменил лёгкий дух лесных ландышей и звёздочек черники. Весёлые и скромные садовые виолы гнездились у основания столбов, где ранее качали пышными гривами роскошные пахучие люпины. Проёмы, глядящие в сад, закрыты белыми кисейными шторами, и спальня похожа на затейливый волшебный фонарик.

– Мои малышки, - нежно прошептала Нияналь, подводя очарованного Румистэля к колыбелькам.

Он посмотрел в них, и подумал, что видит в двух кроватках одно лицо: девочки-близняшки. Два восхитительных ангелочка с нежной кожей и бело-серебристыми кудрями. Две крохотные эльфийские принцессы. Его и Ниянали дочери.

– Как ты их различаешь?
– чуть слышно прошептал он.

Эльфийка беззвучно засмеялась.

– Вот эту я назвала Сивион-лиль - сердце моё. А эту малышку зовут Вивиан-лиль - радость моя. Ты можешь их звать Сивион и Вивиан.

Как ни тихи были слова Ниянали, Сивион чуть пошевелилась и открыла сонные глазки. Глубокая небесная синева в обрамлении длинных чёрных ресниц глянула в потолок опочивальни, отчего у Румистэля, гулко ударило сердце.

– Глаза её отца, - прошептала эльфийка.

Вторая девочка как будто почувствовала беспокойство сестры и тоже проснулась. Густая изумрудная зелень открылась в её глазах, таких же, как у матери её, Ниянали.

Эльфийка провела рукой над колыбельками, насылая мирный сон на дочерей, и вывела Румистэля из опочивальни.

Чудесным был этот весенний полёт - никогда ещё Румистэль не был так счастлив. День шёл за днём, и они упивались любовью друг друга. Весна как будто застыла, охраняя это священное место, не допуская сюда ни внешних гроз, ни беспокойные ветра. Ясными ночами уносились они летать в миры под иными небесами, где всё знало и помнило те дни, когда они были неразлучны. Старые друзья встречали их, и чудеса, забытые непостоянным Румистэлем, вновь открывали перед ним своё очарование. А утром оба возвращались в весеннюю долину Ниянали, где она безраздельно владела повинующимся ей силами природы. Там, среди нескончаемого цветения жизни, гуляли они с девочками на солнечных полянах, среди цветников, качались на качелях и плавали на лёгких лодочках по тихим прудам. Хлопотливые няньки-карлицы, в смешных бархатных платьицах и пышных чепчиках, играли с малышками. Весёлые белки скакали перед близнецами и бренчали погремушками. Приходили лесные лани и приводили своих детёнышей пастись в заповедном саду. Вишни, яблоки, груши, виноград, ягоды приносил к столу волшебный сад, а хлопотливые карлицы пекли чудесные хлебы и пироги. Свежее молоко и сливки, мёд и лёгкое вино. Чудесна волшебная обитель Ниянали. Но в её взгляде, обращённом на него, Румистэль ясно читал: однажды ты уйдёшь. Однажды так оно случилось.

"Как там Джакаджа?" - озабоченно подумал Румистэль.

Всё ли он предусмотрел, когда так поспешно избавился от юноши, отправив его в объятия лесных забавниц? Всё же Румистэль чувствует ответственность за молодого бастарда, которого случайно, по рассеянности, прихватил с собой.

Самый простой способ отыскать что-либо - посмотреть в волшебное зеркальце. И вот Румистэль отыскал свою суму, с которой не расстается в походе, достал зеркальце и вышел с ним в сад. Его жена в то время сидела там с малышками в окружении нянек - девочек качали на качелях, и звонкий детский смех летал, как птица, над поляной перед замком. Увидев в руках мужа волшебную вещицу, Нияналь чуть нахмурила тонкие свои брови, но он этого не заметил, занятый своим делом.

Держа зеркальце на вытянутой руке, Румистэль медленно поворачивался вокруг себя. И вот в круглом окошечке появилась картина. Лицо Джакаджи. Парень исхудал, потемнел, порядком оборвался, выглядел измученным, голодным и спал прямо на земле под кустом ракиты.

– Ох, вот это ночка получилась!
– изумился Румистэль, понимая, что его случайный спутник не смог выйти из вальпургиевой ночи и скитался по зачарованным чащам весь месяц, пока дивоярец наслаждался домашней жизнью!

– Милая, - обратился он к жене, - я, кажется, совершил промах. Мне придётся отправиться искать своего случайного попутчика - судя по виду местности, занесло его довольно далеко! С кем же он скитался?!

– Конечно, - она кивнула, как будто ничего другого и не ожидала. Да и может ли её беспокойный муж подолгу оставаться на одном месте! Если Румистэль почуял приключение - все ветры будут дуть в том направлении.

Конечно, можно просто перенестись к тому месту, где нашёл приют бедняга Юги, приключение которого слишком затянулось оттого, что ушёл он в полёт на пару с Румистэлем, а беспечный дивоярец забыл про него! Но Румистэлю не хотелось такого простого решения. В конце-концов, он в прошлом - как оно у него получается?! занятно всё же, - так что, хотелось бы осмотреться. Но как?

Он словно проснулся и начал оглядываться, ища: на чем бы отправиться в дорогу. Сияр остался в будущем времени.

– Твой белый дракон тут, - напомнила ему принцесса, и тут же, словно призванный неслышным призывом, на поляну явился большой белый дракон, покрытый мягкой длинной шерстью и с огромными оперенными крыльями.

– Мой Лахайо!
– обрадовался Румистэль, вскакивая на дракона.

– Я скоро вернусь, Нияналь!
– крикнул он, взмывая с места над цветущими садами.

– Конечно, - ответила она, когда его и след простыл.