Перелетные работы

Под деревьями стояли подростки и кидали в круг, начерченный на земле, перочинные ножи. Они заводили руку за спину и выкиды-вали нож из-за плеча так, чтобы он перевернулся в воздухе и по рукоять вошел в землю. Они кричали и толкались в грудь, потому что некоторые ножи вонзались в землю не полностью, а только кончиком острия. Подростки казались мне высокими, лохматыми, некоторые из них ходили в школьных формах с сумкой через плечо, небрежно сплевывали и ботинком наступали на плевок. Среди них вертелся один шестилетний коротышка. Я слышала однажды, как они называли его Паша-Арбуз. Они допускали его до себя, потому что он очень хорошо кидал ножи. А он вовсю пытался им угодить. Он докуривал их сигареты, караулил их портфели, если они куда-нибудь отходили, а когда они возвращались, он подбегал к краю тротуара и плевал на дорогу прохожим. Некоторые из прохожих ругались, некоторые не замечали. Подростки же в ответ дерзко хохотали и держали на-готове раскрытые перочинные ножи.

Я часто качалась на качелях и видела, как Паша-Арбуз бе-жит к ним и тащит за собой огромные сумки, полные хлебных бато-нов, сигарет и бутылок с пивом. Тетя Груша не раз говорила, что все это он ворует в магазине. И я думала, что она презирает его и смеется над ним, но однажды увидела, как она подала ему булоч-ку с маком и погладила по голове. Он отстранил ее руку, вырвал булочку и побежал, но потом остановился через несколько шагов и печально посмотрел на нее. А тетя Груша сказала: "Кушай, маленький".

– Как ты смела дать ему булочку с маком?
– гневно спросила я, когда она вернулась домой.

– С чего ты взяла?
– удивилась тетя Груша.

– Не отпирайся!
– крикнула я.
– Я смотрела за вами в окно!

– Лелечка, - ласково начала тетя Груша.
– Его же никто никогда не угощал!

– Так ты любишь его, - догадалась я.
– Вот в чем дело!

– А кто же его еще будет любить?

– Никто!

– Так нельзя!
– засмеялась тетя Груша.

– Можно, можно!

Но про себя я удивилась: оказывается, нельзя, чтобы тебя ни

кто никогда не любил.

Я пристально вглядывалась под своды деревьев за окном - и вдруг поняла, что по дороге мимо нашего дома кто-то идет, потому что широкоплечий коротышка Паша-Арбуз выбежал на дорогу и плю-нул. Прохожие (я их еще не видела) длинно заголосили.

– Стыда у тебя нет!
– кричал первый возмущенный голос.

– Неть, совсем неть стыда!
– подхватывал второй размягченный и веселенький голосок.

По привизгиванию я поняла, что к нам в гости идут Натка и Аленка.

Я не ошиблась. Через минуту они уже шли под моим окном. Толстая Натка в длинном черном плаще показывала кулак Паше-Арбузу и подросткам с ножами, а Аленка в маленьком красном плащике подпрыгивала и приплясывала. Я обрадовалась и побежала открывать дверь.

– Куда ты?
– спросила тетя Груша.

– К нам гости, - сказала я и потянула замок.

– Но мы никого не ждем, - удивился дядя Кирша.

Он сидел на диване и смазывал суставы коричневой мазью.

Вместо ответа я распахнула дверь, и все увидели, что на поро-ге стоят Натка и Аленка.

– У вас обои в коридоре!
– сказала Натка, переступая порог.

– Обои, - кивнула тетя Груша.

– А мне не нравится, - сказала Натка, снимая плащ.
– Под обоями всегда клопы.

И Аленка сняла свой маленький плащик. На ней было серое платьице с деревянной пряжкой на поясе.

Натка была в широкой юбке и широкой кофте. Ее круглое лицо с крупным носом и лохматыми бровями белело в полумраке коридора. Она зачесывала волосы на затылке и сверху шпильками прикалывала накладную шишку. Аленка, притопывая, пробежала по коридору, Натка неторопливо пошла за ней. Дядя Кирша посмотрел ей вслед и сказал нам с тетей Грушей: "Какая женщина!" Мы покивали. Тогда он сложил пальцы щепотью, поднес их к губам и поцеловал.

Натка вошла в нашу осеннюю комнату, и позолота на стенах тут же осыпалась на пол. Осталась вялая желто-серая бумага.

– Белить все надо, белить, - сказала Натка, оглядываясь по сторонам. А потом валиком накат - раз, два!
– от пола до по-толка!

Мы робко вошли следом в нашу маленькую комнатку.

– Зато кухня у нас покрашена, - тихо сказала тетя Груша.

– А это хорошо, - кивнула Натка.
– Это я люблю!
– и грузно села на зеленый диван с серыми полосками.

Диван охнул, принимая ее. Тетя Груша легко присела на краешек, успокоив волнение пружин.

Дядя Кирша встал у окна, скрестил ноги и небрежно облоко-тился на подоконник.

Мы с Аленкой заскучали.

– А давай походим, - предложила я.

– А давай, - тут же согласилась Аленка. Мы несколько раз обошли овальный стол с зеленой скатертью в белых цветах. Сначала мы шли на пятках, пытаясь не ступать на носок, а потом побежали галопчиком.

Дядя Кирша курил, далеко отставляя руку с папиросой. На стене рядом с радио висела семиструнная гитара в переводных картинках.

– Натали, - начал дядя Кирша. И тут же с дивана на него взглянули две пары блестящих внимательных глаз.
– Агриппина...

Натка и тетя Груша неотрывно следили за каждым его движе-нием: как он тонким дрожащим пальцем стряхнул пепел с папиросы, как он устало поменял положение ног и как, наконец, он потерялся под их взглядами.

Их глаза, как две бархатные бабочки - черная траурница, слетевшая на лицо гостьи, и темно-коричневая с бледными краями на лице у тети Груши повсюду преследовали его. В какую бы часть комнаты он ни отступал, они с легкостью его настигали.

Я остановилась, убегая от Аленки, и подумала, что глаза живут отдельно от хозяев. Хозяева так увлечены собой, что за-бывают про глаза, предоставляя им полную свободу, и вспоминают о них только тогда, когда им нужно что-нибудь как следует рассмо-треть.

– Вы какой пудрой пользуетесь?
– немного развязно спросила Натка. Она была младше тети Груши на пять лет.

– Конечно, "Кармен", - ответила тетя Груша и, сознавая Наткину молодость, прибавила: - А ты, Наточка?

– А я бледно-розовой. "Лебяжий пух". Ее почти незаметно на коже, - и подставила тете Груше свое круглое матовое лицо. Тетя Груша приблизилась к ней, чтобы рассмотреть. Натка улыбну-лась. Но в это время черная бабочка Наткиных глаз облюбовала мой малиновый мячик, выкатившийся из-под стола.

– А какими вы поливаетесь духами?

– Раньше "Красной Москвой", а теперь флакон пуст. Видишь, стоит у зеркала.

Желто-коричневая бабочка тети Груши слегка покружилась над моим малиновым мячиком, но потом перелетела на воротник дяди Кирши, потерялась на миг в клубах папиросного дыма, задела крылышком конец папиросы и отпрянула, ужаленная.

– Трещина на стекле, - сказала Натка, случайно посмотрев в зеркало.

Она поднялась с дивана, оправляя широкую юбку. Диван радостно звякнул пружинами и выпрямился.