Перемены. Адская работенка

– Как мило! – сказал я Саре. Я никогда не выходил из той роли, которую люди отводили мне, видя, что я болтаюсь возле Томаса. – Томас, мы можем поговорить?

– Mais oui [2] , – ответил он. Улыбнулся Саре, взял ее за руку и отвесил легкий поклон. Она ласково улыбнулась в ответ и поспешила внутрь бистро.

Я смотрел, как она уходит, в своих узких брючках и откровенном топе. Потом вздохнул. Сара обладала крайне аппетитной попкой, отличными бедрами и восхитительной упругой походкой, а я не мог даже подумать о том, чтобы флиртовать с ней.

2

Да, конечно (фр.).

– Подбери язык, пока никто не заметил, – вполголоса посоветовал Томас. – Не порть мне имидж.

– Скажешь им, что я отыгрываю натурала, – ответил я. Мы вышли в коридор и немного удалились от бистро. – Значит, изображаешь вампира?

– Это прикольно, – сказал Томас. – Чувствую себя звездным гостем на закрытии сезона.

Я смерил его взглядом:

– Вампиры – это не прикольно и это не игра.

– Я знаю, – ответил Томас. – И ты знаешь. Но они не знают.

– Это не пойдет им на пользу, – сообщил я.

– Расслабься, – сказал Томас. Он говорил шутливо, но в его голосе звучала серьезная нота. – Они веселятся, а я им помогаю. Мне редко выпадает такой шанс.

– Ты шутишь с вещами, которые на самом деле очень опасны.

Он остановился и посмотрел мне в глаза:

– Они невинны, Гарри. Они не знают ничего другого. Они никогда не сталкивались с вампиром и не теряли из-за вампира своих близких. – Он поднял брови. – Я думал, что вы за это сражаетесь.

Я состроил кислую мину:

– Не будь ты моим братом, я сказал бы, что у тебя ужасно тупые хобби.

Мы добрались до входных дверей. Томас изучил свое отражение в стекле и принял величественную позу.

– Верно, зато я отлично выгляжу, когда ими занимаюсь. Кроме того, Сара проработала одиннадцать выходных подряд и ни разу не пожаловалась. Она заслужила поощрение.

Снег валил все гуще. Реймонд вскарабкался на стремянку и возился с камерой. Молли наблюдала за ним. Я махал ей, пока не привлек ее внимание, затем нарисовал в воздухе коробочку и поманил. Она кивнула и заглушила двигатель.

– Я приехал сюда, готовясь к неприятностям. Хорошо, что я не расшиб парочку этих ребят о потолок, прежде чем убедился, что они не на темной стороне.

Томас насмешливо фыркнул:

– Не надо себя оговаривать. Ты просто осторожен. Как и должно быть.

Я фыркнул в ответ:

– Надеюсь, ты не будешь возражать, если я просто отдам тебе подарок и побегу?

– Ты, как всегда, в своем репертуаре, – сказал Томас.

– Иди сам знаешь куда, – любезно ответил я, видя, как Молли схватила подарок и, дрожа от холода, поспешила к дверям. – И с днем рождения.

Томас повернулся ко мне с искренней, теплой улыбкой:

– Спасибо.

Позади нас раздался цокот высоких каблуков, и появилась молодая женщина. Наверное, она была красивой, но узкое черное платье, черные чулки и зачесанные назад волосы придавали ей угрожающий вид. Окинув меня оценивающим, холодным взглядом, она произнесла:

– Значит, ты по-прежнему водишься с простолюдинами, Равениус.

– Э-э-э… что? – переспросил я, как обычно, вовремя вспомнив о манерах.

– ‘Ари, – сказал Томас.

Я посмотрел на него.

Он прижал ладонь к своей макушке:

– Сделай то же самое.

Я продолжал тупо таращиться.

Он пристально посмотрел на меня в ответ.

Вздохнув, я положил ладонь на голову.

Девушка в черном платье мгновенно повторила жест и улыбнулась мне:

– Ой, простите. Я не сообразила.

– Я вернусь через секунду, – сказал Томас, снова с акцентом. – Личное дело.

– Ага, – ответила она. – Извините. Я думала, Эннуи наткнулась на побочную сюжетную линию. – Еще раз улыбнувшись, она сняла руку с головы – ее лицо вновь стало холодным и надменным – и зацокала обратно в бистро.

Я посмотрел ей вслед, затем повернулся к брату – мы так и стояли, не снимая ладоней с макушек, выставив локти, словно куриные крылышки, – и спросил:

– Что все это значило?

– Мы вышли из роли, – ответил Томас.

– Ага, – сказал я. – И никакой побочной сюжетной линии.

– Если бы мы скрестили руки на груди, то стали бы невидимыми, – пояснил Томас.

– Я сегодня не обедал, – сказал я, кладя руку на живот. Затем, без особой цели, похлопал себя по макушке и потер живот. – Теперь я вне роли – и голоден.

– Ты всегда голоден. Это не может быть вне роли.

– И правда, – сказал я. Нахмурился и обернулся. – Почему Молли…

Моя ученица стояла, прижавшись спиной к стеклянным дверям и глядя на парковку. Она стояла не шевелясь, закрыв рукой рот. Подарок для Томаса, в красно-розовой обертке в честь Дня святого Валентина, валялся на дорожке. Молли отчаянно колотило, словно она попала под напряжение.

Томас не сразу понял, что происходит.

– Не слишком ли легкая юбка для такой погоды? Смотри, она замерзла до смерти.

Прежде чем он произнес «юбка», я уже был на улице. Схватив Молли, я затащил ее внутрь, оглядывая парковку. И заметил две вещи.

Во-первых, стремянка Реймонда лежала на боку и уже начала покрываться снегом, который становился все гуще, хотя прогноз обещал ясную погоду.

Во-вторых, моя машина, а также ее непосредственные соседи – те, что стояли ближе всего к лестнице Реймонда, – были забрызганы кровью. Кровь быстро замерзала, и ее капли сверкали в свете парковочных фонарей, словно крошечные рубины.

– Что? – спросил Томас, когда мы с Молли оказались внутри. – Что за… – Он замолчал, глядя в окно, затем сам ответил на свой вопрос: – Дерьмо.

– Вроде того, – согласился я. – Молли?

Она посмотрела на меня дикими глазами, тряхнула головой, затем опустила ее и зажмурилась, что-то тихо, монотонно шепча себе под нос.

– Что за чертовщина? – нахмурился Томас.

– У нее эмоциональный шок, – тихо ответил я.

– Никогда не видел тебя в эмоциональном шоке, – заметил мой брат.