Перемены
Шрифт:
– Что толку рассуждать. Ты увидел, что дома творится. Возвращайся да честно трудись, не бойся перенапрячься, люди от болезней умирают, а не от усталости. Если будешь работать не жалея сил, то и начальство тебя заметит. Пусть ты не можешь продвинуться по службе и выучиться на водителя, все равно надо найти способ вступить в партию. Отец твой всю жизнь был предан идеалам КПК, мечтал вступить в партию, да так и не вышло, у меня в этой жизни в партию вступить уже не получится, вся надежда на вас. Вступай в партию, демобилизуйся и возвращайся, уже приобретешь себе репутацию.
(4)
Когда я вернулся в часть, командир вызвал меня на ковер и сообщил, что вышестоящая инстанция включила меня в число претендентов для поступления в Инженерно-технический институт Народно-освободительной армии в Чжэнчжоу, руководство изучило вопрос и решило, что надо мне повторить школьную программу и подготовиться к экзаменам. У меня в голове что-то загудело, и мозг на долгое время отключился. Я явственно помню, что в тот
– Я тебя научу, у тебя такая светлая башка, че, не научишься, что ли? Тем более еще впереди полгода.
И я принял решение бороться до последнего. Я написал письмо домой и попросил прислать мне все школьные учебники старшего брата. Каждый вечер я шел к радиоинженеру Ма на урок. С разрешения командования мне на складе поставили стол и стул и позволили, чтобы в свободное от боевых дежурств время я приходил туда заниматься. Чтобы я смог сосредоточиться на учебе, мои обязанности заместителя помощника командира отделения временно возложили на одного парня, призванного в армию в 1977 году.
Поскольку мой старший брат первым в Гаоми стал студентом, я ощутил ту славу, которую он принес нашей семье, а потому с детства мечтал поступить в университет, а сейчас у меня появилась возможность воплотить мечту. Но нужно за полгода самостоятельно освоить в свободное время всю школьную программу по точным наукам – задача не из легких. У меня совершенно не было времени на упражнения, я просто читал учебники, переваривал и шел дальше. Все это множество формул я запоминал механически, словно бы выпивая залпом. Я карандашом исписал формулами всю стену склада. Я метался между надеждой и отчаянием. Отчаяние становилось все сильнее, а надежда постепенно приобретала все более туманные очертания. Я похудел, у меня был болезненный вид, волосы торчали во все стороны, наш политрук сказал, что я стал похож на арестанта. Как-то раз он вызвал меня на разговор и сообщил:
– Только что звонили сверху, сказали, что ту квоту аннулировали, надеюсь, ты нормально отреагируешь.
С одной стороны, у меня словно гора с плеч свалилась, но с другой – я был страшно разочарован. Политрук объявил эту новость на построении, а заодно сказал, что меня восстанавливают в должности заместителя помощника командира. В тот период был как раз подъем движения за грамотность армии, и политрук велел мне преподавать сослуживцам математику. Только в процессе преподавания я понял, что немало выучил за эти полгода. Позднее начальство приехало к нам с проверкой, посетило мое занятие по тригонометрии и пришло к выводу, что у меня неплохо получается. Именно благодаря этому занятию меня смогли перевести в учебную часть в Баодине и назначить инструктором. Мечты о поступлении в вуз рассыпались, но все сильнее росло желание заниматься литературой. В тот момент можно было прославиться, даже написав один-единственный рассказ. Я подписался на два журнала – «Народная литература» и «Литература НОАК [29] » – и с сентября 1979 года начал изучать литературное творчество. Сначала я написал рассказ «Мама», а потом пьесу в шести актах под названием «Развод». Почту нам доставлял слепой на левый глаз почтальон, маленького росточка и средних лет, фамилия его была Сунь, все его звали Лао Сунь [30] , а еще Одноглазый Дракон. Каждый раз, когда я слышал звук его мотоцикла, мое сердце начинало бешено колотиться, поскольку я отправил обе рукописи и ждал добрых вестей. Увы, самая хорошая новость заключалась в том, что редакция «Литературы НОАК» прислала мне отказ, написанный карандашом, в котором мне сообщили, что пьеса «Развод» слишком длинная, и предложили отправить ее еще куда-нибудь. Накануне перевода в Баодин я подсознательно решил освободиться от лишнего груза и начать все сначала, а потому кинул обе рукописи в печь и сжег их. Когда в 1999 году я вернулся навестить былые места, казарму уже превратили в птицеферму. Я пошел посмотреть на бывший склад, и там на стене еще были различимы мои каракули – формулы по математике, физике и химии.
29
Народно-освободительная
армия Китая.30
При неформальном общении китайцы называют друг друга по фамилии, при обращении к старшему перед фамилией прибавляют «лао» – «старый».
(5)
1979 год стал очень важным как для меня, так и для страны. Сначала 17 февраля китайские войска после многочисленных провокаций начали контратаку против Вьетнама. Двести тысяч солдат в провинциях Гуанси и Юньнань пересекли границу и вторглись на территорию Вьетнама. На следующее утро, во время завтрака, мы услышали историю о герое по имени Ли Чэньвэнь, который пожертвовал собой, чтобы взорвать вражеское укрепление. Многие из тех, кто вместе с нами начинал службу, отправились на передовую, и в глубине души я им завидовал. Я надеялся, что мне тоже выпадет такая возможность – попасть на поле боя, стать героем, если прорвусь, то получу награды и возможность продвижения, а если погибну, то родители будут считаться членами семьи павшего воина, что кардинально изменит статус моей семьи, и отец с матерью поймут, что не зря воспитали меня. На самом деле тогда не только я так думал. Возможно, эта идея слишком примитивная и ребяческая, но то было деформированное мировосприятие детей крестьян-середняков, хлебнувших полную чашу политического угнетения: лучше уж с помпой умереть, чем влачить жалкое существование. Пока на фронте шли сражения, наша часть тоже изменила привычной расхлябанности, и мы теперь все делали на совесть и с удвоенным усердием – строевые учения, тренировки, дежурства, работу в поле. Но война быстро закончилась, и все вернулось на круги своя.
В конце июня того же года с разрешения командиров я вернулся домой, чтобы жениться. Свадьбу сыграли третьего июля, в тот день шел проливной дождь. Во время побывки по случаю свадьбы я повидался с несколькими боевыми друзьями, вернувшимися с фронта. Они все отличились на войне, двое получили повышение, и я в душе завидовал им, когда уж мне-то повезет? Возможно, еще через пару месяцев я демобилизуюсь и вернусь в родные края.
На следующий день после свадьбы я поехал на велосипеде в колхоз «Цзяохэ». Сказал, что еду повидать школьных друзей, но на самом деле хотел взглянуть на «ГАЗ-51», едва меня не угробивший, тот самый, на котором ездил отец Лу Вэньли. Я обнаружил грузовик на колхозной автостоянке. Отец Лу Вэньли красил грузовик масляной краской. Я подошел, вытащил сигареты и угостил его одной, а потом спросил:
– Мастер Лу, не узнаете меня?
Он с улыбкой покачал головой.
– Я в начальной школе учился в одном классе с Лу Вэньли. Моя фамилия Мо.
Он затараторил:
– А! Я вспомнил, вспомнил! В тот год я припарковал у вас в деревне грузовик, так вы его вскрыли и стащили белые перчатки.
– Это не я, это Хэ Чжиу. Он не только перчатки стащил, но и шины спустил.
– Вот гаденыш, я так и знал. Он ведь с детства рос хулиганом, вечно придумывал какие-нибудь гадости. Он не только мне шины спустил, но и ниппели скрутил с колес! А потом еще начал торговаться со мной, чтобы я дал ему поносить мою форму и фуражку, дескать, если не дам, то он на улице растянет колючую проволоку и проткнет мне шины.
Я тут же вспомнил картинку – десять с лишним лет назад грузовик отца Лу Вэньли стоит посреди улицы, из шести колес [31] четыре спущены, отец Лу Вэньли мечет громы и молнии и извергает проклятия. В школе тогда меня сочли главным подозреваемым и очень долго допрашивали. Большеротый учитель Лю махал раскаленным докрасна крюком у меня перед лицом, требовал, чтобы я признался в содеянном. Поскольку мне не в чем было признаваться, то я и раскаленного крюка особо не боялся. Я спросил, как поживает Лу Вэньли. Он сказал, что она устроилась работать на местный каучуковый завод. Я сказал:
31
У этой модели на задней оси по два колеса с каждой стороны.
– Вот в колхозе работать здорово, это общенародная собственность, а каучуковый завод – коллективная.
– Ты что, не знаешь? Колхоз вернули уезду, земли будут раздавать в аренду, скоро мы ничем не будем отличаться от крестьян.
Я показал на наполовину покрашенный «ГАЗ-51» и другие потрепанные машины и спросил, что с ними будет. Он ответил:
– То, что можно продать, продадим, а что нельзя, то пусть и дальше гниет.
– И «ГАЗ-51» продадут?
– Несколько дней назад этот самый Хэ Чжиу прислал мне телеграмму из Внутренней Монголии, сказал, что даст за эту рухлядь восемь тысяч юаней. У этого малого, наверное, в голове что-то помутилось. Еще пять бы добавил и мог бы купить новый грузовик марки «Освобождение» прямо с завода. Как ты думаешь, он меня обдурить хочет?
Меня обуяла буря эмоций, про себя я подумал: «Эх, Хэ Чжиу, что на этот раз придумал твой гениальный мозг? Раз ты можешь выложить такую кучу денег за грузовик, значит, разбогател, тогда почему хочешь приобрести допотопную развалину? Неужели только ради воспоминаний, и денег не жалко?» А вслух я сказал:
– Мастер Лу, я не знаю, зачем ему так делать, но уверен, что он вас не обманет.
– Ну, пусть покупает, вот только я не уверен, что хочу продавать, ты только подумай, сколько мы с этим грузовиком уже вместе! Я к нему очень привязался.