Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Будьте здоровы, бесконечно любимый мною друг! Пошли Вам бог всяких благ!
Ваш П. Чайковский.
347. Чайковский - Мекк
Петербург,
31 марта 1881 г.
Дорогой, милый друг! Со вчерашнего утра я все ищу случая написать Вам хоть несколько слов, чтобы поблагодарить за чудное письмо Ваше, полученное мною тотчас после отсылки моего. Но обстоятельства складываются так, что я даже дома вовсе не бываю. Болезнь сестры осложнилась двумя нарывами, столь серьезными, что вчера ее хлороформировали и сделали надрез. Теперь она страшно слаба, едва говорит и двигает руками. Все в тревоге, и так как Льва Васильевича нет, то я своим присутствием около больной стараюсь отчасти заменить его. Пишу Вам, друг мой, из дома моей кузины, где сестра и племянницы остановились.
Благодарю Вас, дорогой друг, за сообщаемые Вами в ответ на мой вопрос сведения о возможном улучшении Ваших дел. Как я рад, что граф Сципио лишился Вашей доверенности! Я давно уже с разных сторон
Дорогой друг! Я тотчас же пишу Льву Васильевичу, прося его ответить на Ваш вопрос об аренде. Помню, что года два тому назад он при мне говорил, что, если б Вы отдали ему Браилов в аренду, он мог бы дать Вам хороший доход. С тех пор его обстоятельства переменились, и я не знаю, как он отнесется к этому вопросу. В одном я уверен, это, что он счастлив будет услужить Вам.
Более обстоятельно буду писать Вам завтра!
Будьте здоровы, дорогая моя!
П. Чайковский.
348. Чайковский - Мекк
Петербург,
2 апреля 1881 г.
Милый, дорогой друг! Пишу Вам в самом тревожном состоянии духа. Вчера сестра моя была так сильно больна, что пришлось созвать консилиум. Врачи пришли к заключению, что опасности для жизни нет; у нее образовались камни-в печени, и, пока они не пройдут, она будет страдать сильно, но болезнь эта не представляет большой опасности. Как бы то ни было, но она так слаба, так упала духом, что тяжело смотреть на нее. А тут еще рядом с нею приходится ухаживать за племянницей Таней, которая, как Вам известно,. больна с ноября и теперь от волнения и страха за мать, того и смотри, сляжет надолго. Врачи требуют, чтобы при первой возможности Таня уехала за границу главнейшим образом для того, чтобы на время разлучить мать с дочерью. Каждая из них (будучи болезненно нервными натурами) вздохнет несколько свободнее, когда предмет вечного беспокойства и тревоги будет вдали. Так как Тане нужен провожатый, то очень может быть, что мне придется ехать с нею. Мне, стремившемуся отдохнуть в деревне от пережитых тревог, очень не улыбается поездка, но что делать!
Льва Васильевича по телеграфу мы вытребовали сюда и ждем его с величайшим нетерпением. Тяжелый год досталось нам всем пережить!
Я жду с нетерпением зятя, чтобы поговорить с ним о Ваших делах. Я уверен, что он здраво и практично отнесется к делу и даст хороший совет.
Как мне благодарить Вас, дорогая моя, за то, что, мучимая тревогой за участь Вашего состояния, за обеспеченность детей Ваших, Вы еще и обо мне заботитесь! Я до слез тронут Вашей бесконечной добротой, но, признаюсь, мысль, что я злоупотребляю ею, нередко терзает меня.Мне как-то совестно пользоваться по-прежнему всеми благами свободы, которою Вы меня наделили, когда Вы сами принуждены себя во всем ограничивать! Впрочем, повинуясь Вам, не буду покамест затрагивать этого вопроса. Прошу Вас только, друг мой, не забывать, что я совершенно обеспечен не только от нужды, но даже от ограниченности средств, в том смысле, что мне стоит сказать слово, и меня возьмут в ту или другую консерваторию за отличное вознаграждение. А что я приму профессорское место лишь по необходимости, без удовольствия, так мало ли что!
А в заключение скажу, как Вы: будем надеяться на бога! Да сбудется его воля!
О многом еще хотел бы поговорить с Вами, но отлагаю до следующих писем. Я очень измучен беспокойством и тревогой.
Безгранично Вас любящий
П. Чайковский.
349. Чайковский - Мекк
С.-Петербург,
8 апреля [1881 г.]
Милый, дорогой друг! Судьба, которая вообще в последнее время любит устраивать мне маленькие неприятные сюрпризы и помехи, держит меня, как нарочно, в ненавистном Петербурге. Уже давно душа моя стремится на юг, в деревню, в мой насиженный каменский уголок-и вот мне приходится дышать отвратительными петербургскими миазмами, созерцать здешнюю жалкую чухонскую природу, страдать от столичного шума и суеты! И бог знает, когда это кончится. Бедная сестра до сих пор лежит и страдает, хотя и несколько меньше. Ее лечат три превосходных доктора, из коих один-Боткин. В этом отношении я спокоен: все, что можно было и будет, сделано. По их диагнозу, болезнь ее не грозит опасностью для жизни, но тяжела и продолжительна. У сестры образовался в желчном пузыре камень; камень этот стремится выйти и на пути своем где-то застрял, причиняя ей страшную боль и, вследствие своего положения, задерживая естественное излияние желчи. Последнее обстоятельство причинило так называемую желтуху; она вся с ног до головы окрашена теперь в резкий желтый цвет, производящий на взгляд очень тяжелое впечатление. Мы ожидаем теперь Льва Васильевича. Анатолий, собиравшийся в Каменку на праздники, тоже приехал сюда. Свадьба его расстроилась. Я считаю это для него большим счастием, ибо по всему видно, что М-еllе Мазурина-девушка безнравственная, неразвитая, взбалмошная и капризная, словом, неспособная составить чье-либо счастие. Представьте, милый друг, что в течение этой зимы она несколько раз соглашалась сделаться его невестой и потом снова отказывалась, не отказывая ему однако ж при этом в таких проявлениях чувства, которые порядочная девушка может расточать только своему настоящему или, по крайней мере, будущему супругу. Впоследствии он от нее дважды отказывался, но, по ее
настоянию, снова к ней возвращался. Теперь канитель эта, кажется, кончилась совсем.Я еще решительно не знаю, когда мне можно будет отсюда уехать. Пока сестра не поправится совсем, я останусь здесь.
Как-то Вы живете, моя дорогая? Надеюсь, что у Вас уж теперь настоящая весна и что ни с чем не сравнимые радости, приносимые нам этой волшебницей, уже приносят и Вам утешение в Ваших горестях и заботах. Ваши петербургские юноши уже, вероятно, в Браилове. Молю бога, чтобы здоровье симпатичного Саши поправилось поскорее и вполне. Поздравляю Вас, друг мой, с светлым праздником и посылаю Вам тысячи пожеланий. Ваш бесконечно Вас любящий и благодарный
П. Чайковский.
350. Мекк - Чайковскому
Браилов,
1881 г. апреля 10-11. Браилов.
10 апреля 1881 г.
Милый, бесценный друг! Давно я Вам не писала, но у меня это время голова идет кругом, не только нет времени отвести душу в беседе с Вами, но нет времени отдохнуть хоть полчаса сряду, собраться с мыслями. Суматоха и хаос такой, что нервы чуть не рвутся от напряжения, а все это потому, что я окончательно увольняю графа Сципио со всех должностей, и теперь идет приемка и экономии и сахарного завода, а дела у него и счетоводство велись так, что теперь три специально образованные бухгалтера сидят две недели за разборкою счетов и не могут разобрать их, да не только они, но сам бухгалтер, который вел эти книги, entre parentheses: cousin germain de Monsieur le Comte [в скобках: двоюродный брат графа], не может разобрать и выпутаться из них. Для этой приемки Володя привез мне трех бухгалтеров, двух юристов и одного техника, и вот они почти две недели возятся с этим делом....
11 апреля.
Каждую минуту ко мне приходят то техник, то бухгалтер, то юрист из членов той комиссии, которую Володя мне оставил, у всех их есть или вопросы или сообщения мне сделать. Недобросовестность графа Сципио все ярче и ярче выступает с каждым днем. Мы окончательно решили сдать сахарный завод в аренду. Это дело также надо строго обдумать. Охотников взять в аренду очень много. Как только заслышали, так и посыпались, но я очень боюсь в чем-нибудь ошибиться, так как аренда будет очень надолго, от десяти до двенадцати лет. Поэтому я опять обращаюсь к Вашей дружбе, дорогой мой Петр Ильич, не откажите показать Льву Васильевичу условия аренды, которые я состряпала сама одна, и скажите ему, пожалуйста, что я ему низко кланяюсь и усердно прошу пробежать эти условия и сказать об них свое мнение....
Пахульский также так занят теперь и письменною частию и отдельными поручениями по браиловским делам, что и скрипку в руки не берет. Вчера вернулся из Киева, куда я его посылала по делам. Музыка все-таки у нас слышна постоянно. Соня и Милочка забастовали с своими уроками уже на праздничные ваканции.
Поздравляю Вас, милый, добрый друг, с наступающим торжественным праздником. Желаю Вам от души провести его в полном спокойствии, здоровье и удовольствиях. Прошу Вас также поздравить от меня Александру Ильинишну и Льва Васильевича с праздником, и пожелать им всего самого лучшего. Что это бедная Александра Ильинишна все хворает и хворает, пошли ей бог скорейшего выздоровления. До свидания, мой бесценный друг. Всею душою всегда Вас безгранично любящая
Н. ф.-Мекк.
351. Чайковский - Мекк
С.-Петербург,
18 апреля 1881 г.
Милый, дорогой друг! Едва ли не более недели уже прошло с тех пор, как я в последний раз писал Вам. Уж если я даже Вам так долго не посылал о себе известий, то это признак глубоко возмущенного состояния духа, в коем я действительно и обретаюсь. Положение дел все то же: грустное и неопределенное. Сестра лежит все еще в постели, и выздоровление ее не может наступить скоро. Кроме главной болезни (камня в печени и разлития желчи) она страдает периодическими повторениями громадных нарывов на животе. Два раза ее оперировали с хлороформом. Врачи посылают ее в Карлсбад и говорят, что это единственное средство излечения. Но как тронуться в путь, когда она так слаба, что не может даже сидеть? Затем представляется вопрос: как и с кем ей ехать? Лев Васильевич, вызванный сюда по телеграмме, оставил все хозяйство в такую горячую пору, не успев никому дать определенной инструкции, как действовать в случае его продолжительного отсутствия; да без него и не может оно идти как следует. Следовательно, ради общей пользы ему нужно как можно скорее ехать в Каменку. Сопровождать сестру придется одному из нас, братьев, и требуется разрешить, кому именно. Модест связан Колей, Анатолий службой, я один свободен, но зато не гожусь быть покровителем для больной, ибо сам нахожусь, вследствие всего испытанного мною в течение последних месяцев, в состоянии далеко не нормальном. Таким образом, мы все еще не можем прийти ни к какому положительному решению и ждем, чтобы, по крайней мере, определилось в более прочных и верных признаках выздоровление сестры.
Уверяю Вас, дорогой друг мой, что давно уже я не был так расстроен и жалок, как теперь. Кроме семейных огорчений и тревог, куда ни взглянешь-везде мрак, уныние, горе.
О московских музыкальных делах я не могу думать без слез; чем дальше, тем больше и живее чувствуется вся невознаградимость утраты, понесенной нами. Про Вас и Ваши дела я тоже постоянно помышляю с болью сердца. Кроме того, так долго не имея об Вас известий, я беспокоюсь и грущу. Впрочем, я сам виноват. Вероятно, я оттого так долго не получаю от Вас писем, что Вы не знаете наверное, где я нахожусь.