Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Я прочел также непостижимое, загадочное дело Жюжан. Впрочем, оправдательный приговор присяжных нисколько не удивил меня. Разве не сплошь да рядом присяжные, а в особенности петербургские, выносят вердикты, оскорбляющие не только чувство справедливости, но и здравый смысл? Официально суд присяжных у нас называется справедливым, скорым и милостивым. Он действительно в сравнении с прежним скор и милостив, но ни в каком случае не справедлив. Не заходя далеко, вспомним процесс Засулич. А оправдание докторши Ковальчуковой, устроившей убийство мужа и оправданной в Харькове?. Дело Жюжан интересно не только как возмутительный уголовный роман, но и как курьезная бытовая картина. Не удивляют ли Вас эти непостижимые родители, знавшие об особенности отношений сына к гувернантке и все-таки не выгоняющие ее, эта мать, по показанию Жюжан, вечно проводившая вечера в клубе, оставляя детей на досмотр гувернантки-проходимки и кухарки? Бедный мальчик! Слезы выступают, когда
Освещение у меня великолепное, и поэтому я отказался от предложенных Ив[аном] Вас[ильевым] свечей. Господи, до чего меня трогает Ваша бесконечная заботливость и доброта ко мне! Спасибо Вам, дорогой, милый друг.
Вчера я долго не мог решиться идти спать, до того была хороша лунная ночь. Я ходил по балкону, упивался воздухом и наслаждался ночным безмолвием.
Ваш П. Чайковский.
227. Чайковский - Мекк
1878 г. ноября 25. Флоренция.
Суббота. Утром.
Друг мой, пришлите мне, пожалуйста, черновую рукопись “Онегина”, мне хочется привести ее в порядок.
Я все забываю ответить Вам насчет фруктов. Мне подают их очень аккуратно и в большом изобилии. Вообще кормление превосходное, и если есть недостаток, так это излишнее количество кушаний.
Вчера вечером я много занимался музыкой, т. е. просмотрел обе сюиты Риса и концерт Lalo. Последний мне вовсе не нравится и не идет в сравнение с “Symphonie espagnole”. Сюиты же очень милы; написаны без претензий, но мило, изящно, хотя, как у всех современных немцев, мало свежести. Кстати о свежести в музыке. Рекомендую Вам оркестровую сюиту покойного Bizet “L'Arlesienne”. Я слышал ее в Петербурге. Это в своем роде chef-d'oeuvre. Если не ошибаюсь, она издана в четыре руки. Имеете ли Вы понятие о “Roi de Lahore” Massenet?
Дождь лил весь вечер, и я уже не наслаждался ночной свежестью на балконе, как накануне.
До свиданья, милый друг мой.
Ваш П. Чайковский.
Я уже кончил четвертый номер сюиты и принимаюсь за пятый.
228. Мекк - Чайковскому
[Флоренция]
26 ноября 1878 г.
Воскресенье. 8 часов утра.
Дорогой мой друг! Пишу Вам сегодня несколько слов только для того, чтобы сказать, что у меня очень голова болит, и поэтому я не буду писать Вам такого письма, какое хотела, т. е. очень длинного. Я, вероятно, даже гулять не пойду, а только поеду кататься в три часа в Cascine. Дурная погода начинает меня сердить; мне так хочется, чтобы Вам было здесь хорошо, а такая погода сплин нагоняет. Прежде у нас было солнце через день, потом через два дня, а теперь уже дней шесть его нет. Это ретроградное движение в природе совсем некстати, да и не в моде: теперь все стремится вперед, хотя бы и в помойные ямы попасть, но все-таки лететь вперед. Но, видно, от зимы нигде не уйдешь, хотя я все-таки здешнему климату весьма благодарна за то, что могу каждый день пользоваться воздухом.
Очень, очень благодарю Вас, милый друг мой, за обещание прислать мне вновь вышедшие Ваши сочинения. К сожалению, детский альбом для Милочки не может быть употреблен, она еще не учится, а для Сони, я думаю, будет слишком труден: у нее музыка идет очень плохо. А он, вероятно, как раз будет подходящ для меня. Известия об успехах англичан идут ведь из английских источников, и полагаться на них вполне нельзя. Если Вы читаете здешние газеты, друг мой, то не хотите ли французских? Мы получаем “Italie”, римское издание, и “Touriste d'Italie”, флорентийское издание. Вы говорите по-итальянски, друг мой, или знаете его только по сходству с французским? Только что я бранила погоду, как в эту же минуту ярко выглянуло солнце, - вот это так хорошо. Мне кажется, что Иван Васильев не совсем верно передал Вам мое предложение, дорогой мой. Я предлагала a bas jour [абажур] на лампу или свечи с абажуром, потому что с ними легче заниматься по вечерам. Мне очень жаль, что Вам не понравился концерт Lalo, потому что мне он очень нравится. Мне кажется, что он очень оригинален своими странными гармониями, неожиданными последованиями, красивыми мелодиями (в особенности одна), с очень изящными аккомпанементами, резкими ритмами. Мне очень нравится Испанская симфония, но то народно-характерное сочинение, которое выдержано весьма хорошо и красиво в музыкальном отношении; концерт же, так сказать, индивидуальное произведение весьма оригинального таланта и написан так легко, без всякой тенденции, а просто по свойству натуры. Он везде верен себе, и слышен тот же человек, который написал и Испанскую симфонию. Я не знаю оперы Massenet “Roi de Lahore” и вообще имею только общее понятие о Massenet. Французы его ужасно почитают, ставят его наравне с Gounod и очень поклоняются ему, но по тем немногим его произведениям, которые были у меня
в руках, мне кажется, что он сухой писатель: мало жизни в его сочинениях; впрочем, я не стою на этом ни одной минуты. Сюиту Bizet я непременно выпишу. Как Вы скоро работаете, мой несравненный друг: уже за пятый номер сюиты принялись в четыре дня времени.Опять записалась на двух листах. До свидания, дорогой мой. А мне ни разу не удалось Вас увидеть через окошечко. Да, впрочем, это и невозможно: я так близорука, что в пяти шагах не различаю знакомых. Всем сердцем Ваша
Н. ф.-Мекк.
По поводу процесса Жюжан и высказанного Вами мнения о родителях я напишу, когда голова перестанет болеть. Газет вчера не было.
229. Чайковский - Мекк
1878 г. ноября 26. Флоренция.
Дорогой друг! Если Вам сегодня концерт Lalo не нужен, то не пришлете ли мне его?
Ваш П. Чайковский.
230. Чайковский - Мекк
1878 г. ноября 26. Флоренция.
Посылаю Вам, друг мой, телеграмму об успехе нашей симфонии. Я ужасно рад!
Ваш П. Чайковский.
231. Чайковский - Мекк
[Флоренция]
26 ноября/8 декабря 1878 г.
Воскресенье, 8 часов.
Villa Bonciani.
А дождь продолжает упорно лить. Не скажу, чтобы я радовался этому. Италии вообще как-то не идет ненастье; на то она и Италия, чтоб небо было вечно синее. Но я охотно мирюсь с этим. В моих комнатах так уютно, так светло, на сердце у меня так спокойно. Я так глубоко наслаждаюсь и отдыхаю от двух ужасных месяцев, проведенных в Москве и Петербурге, что могу не без некоторого удовольствия внимать тихому шуму падающего дождя и при этом думать, что я под теплым Вашим крылышком защищен от всяких скучных и несносных столкновений со светом. Давно я не находился в таком сладком и очаровательном состоянии совершенного удовлетворения.
Как Ваше здоровье? Ничего не может быть несноснее головной боли. Если и сегодня у Вас боль продолжается, то надеюсь, что Вы не напишете ни одной строчки. Я по опыту знаю, до чего писание увеличивает головную боль.
Телеграмма Модеста была для меня очень приятным сюрпризом. Я не знал, что симфония должна была быть исполнена теперь. Успеху, о котором он извещает, можно вполне верить-Во-первых, Модест знает, что я вовсе не люблю, когда меня тешут преувеличенными известиями об успехе. Во-вторых, Скeрцо было повторено, а это уж несомненный признак успеха. По случаю этого известия я сегодня целый день погружен в нашу симфонию. Распеваю ее, вспоминаю, где, как и под каким впечатлением было написано то или другое, переношусь за два года назад и с каким-то отрадным чувством снова обращаюсь к настоящему. Сколько перемен! Как много совершилось в эти два года! Когда я начинал эту симфонию, Вы были мне еще очень мало знакомы. Но я отлично помню, что я писал ее для Вас. По какому-то предчувствию я знал, что никто так чутко, как Вы, не отзовется на мою музыку, что души наши очень сродни, что многое высказанное в этой симфонии понятно Вам более чем кому-либо. Я ужасно люблю это детище свое, оно принадлежит к числу тех, в которых я не боюсь разочароваться.
В третьем часу я, взявши Алексея, отправился в город и в Caseine. В Caseine мы пришли как раз, когда дождь из мелкого и как будто скоропреходящего обратился в упорный. Убедившись, что надежды на ясное небо нет, я вернулся домой.
Я непременно побываю на выставке новых картин. В прошедшем году я был на ней, но она была на другом месте. Там была одна “Римская матрона” поразительной красоты, и мне приходило тогда в голову, что если б Вы увидели эту картину, Вы бы, может быть, приобрели ее.
Кроме того, я не уеду из Флоренции, не побывав в Uffizi, в Pitti, в San Lorenzo. Любите ли Вы здешний Duоmo [собор]? Я его люблю до страсти; мне нравится его суровая простота, и потом, я в архитектуре не знаю ничего пленительнее Campanile. Вообще я очень люблю Флоренцию. Есть ли здесь теперь хорошая драматическая труппа? Если бы не было дождя, я, может быть, отправился бы сегодня ради воскресенья в театр. Но дома лучше. Сейчас примусь за Lalo, если Алексей, посланный к Вам, принесет его. Будьте здоровы, бесценный друг.
Ваш П. Чайковский.
В следующем письме напишу об Lalo.
232. Чайковский - Мекк
[Флоренция]
26 ноября/8 декабря 1878 г.
Воскресенье.
С величайшим удовольствием прочел вчера повесть. Карновича, которой начало, к сожалению, мне неизвестно. Но что в особенности интересно, так это статья доктора, лечившего Некрасова от его предсмертной болезни. Статья эта помешала мне заснуть, до того мучительно было читать о бесконечных, невероятных страданиях его и в особенности о той, по выражению доктора, животной жизни, на которую обрекла его болезнь. Ради этих страданий я простил Некрасову все, что имел против него как человека.