"Перевал Дятлова". Компиляция. Книги 1-9

«Все успел, и там уже побывал», — подумал Гриднев и написал карандашом на листке, уже изрядно исписанном: «д/генератор» — и обвел рамочкой. Подумал, приписал ниже: «соляра» — и тоже обвел. Дэску-то актировать не проблема, а вот топливо для нее на долгий сезон… Ладно, придумается что-нибудь. И со жратвой для работяг надо вопрос заранее порешать.

— Сколько людей планируешь привлечь? — спросил он.

— Ну, вот считай сам… Бульдозерист не нужен, сам за рычаги сяду.

— Погоди-ка, — перебил Гриднев, — бульдозер я те не отдам, ишь придумал!

— Да верну я, верну. Вскрышку сделаем, и забирай. Слушай дальше: если гнездо хотим выбрать за сезон, то работу строим в две смены по двенадцать часов, и вот тебе наряд в смену: четверо долбят шахту, двое накидывают тележки, еще человека четыре гоняют с тележками наверх. Минимум двое валят и таскают лес, двое собирают крепь, еще двое-трое монтируют ее по мере прохода вглубь. Плюс двое стоят на промприборе: один на подаче материала на сито, второй на отборе.

Гриднев взял новый листок взамен исписанного, рисовал в столбик цифры, нравились они ему все меньше. Если суммировать и на два умножить — тридцать с гаком человек на круг. Но это еще не все. На такую ораву чтоб жратвы сготовить, нужен повар, ничем другим не занимающийся. И не только… Сороковник народу в итоге получается. Это сколько ж балков, и жратвы, и рейсов вертолета… Не катит. Волюнтаризм чистой воды.

— Теперь слушай меня, — сказал он и начал вычеркивать цифры. — Работаем в одну смену, не обсуждается. Вальщиков убираем сразу. Сладишь запань простенькую у берега, а лес для крепей и отопления я тебе сплавлю по Лозьве, успею до ледостава.

— Откуда? — удивился Рогов, а Гриднев подумал удовлетворенно: «Ага, не все он знает, не все…»

Подошел к карте-километровке, висящей на стене, показал:

— В сорок первом квартале лагпункт закрыли, теперь это участок с вольнонаемными. С него пошлю людей вот сюда, — палец уткнулся в карту, — и зачем тебе тогда вальщики?

Рогов кивнул, достал из пачки новую папиросу.

— Остальных, сталбыть, сам урежь, ты лучше в этом петришь, но лимит такой: девять, ты десятый.

— Можно и так… Но тогда за зиму не управимся, гнездо не выберем. А слишком долго сидеть нельзя, спалят.

— Значит, весной продолжите.

— Весной нас зальет по самое дальше некуда, умаемся откачивать.

— Значит, летом продолжите.

— Хе… летом… а припасы как без зимника?

— Придумаем. Не это главное.

* * *

Разговор затянулся на два с лишним часа, бутылка «Московской» опустела, за окошком стемнело окончательно, и Гриднев включил настольную лампу. Фейгин, разумеется, давно ушел домой, по нему хоть часы проверяй: раньше не свалит, но и минуты лишней не задержится. Да и вообще сейчас во всей конторе лесоучастка наверняка светится лишь окошко начальника.

Чем дальше, тем яснее Гриднев понимал: когда все наладится и заработает, от Рогова надо будет непременно избавиться. Он умный, но винтика какого-то в голове не хватает… волюнтарист и авантюрист. Выкинет какой фортель в своем духе — всех спалит и подставит.

Но теперь уже не о возвращении на зону речь пойдет — сразу всё и всех сдаст. Нужно потолковать с Маркушевым и обставить дело иначе…

Произошло все неожиданно. Только что Рогов сидел, закинув ногу на ногу, пускал дым колечками — и вдруг рука его метнулась, как атакующая гадюка, выхватила исписанный листок у Гриднева.

Тот с легким запозданием сообразил, что именно черкал сейчас на листке, уже на третьем, — машинально, в такт своим мыслям. Сообразил, потянулся через стол — отобрать немедленно, — и вскрикнул от неожиданной боли.

— Маркушев, — прочитал Рогов спокойно, словно и не случилось ничего. — До сих пор с ним корешишься, не спился еще вертухай…

— Ву-у-у-у-у-у… — тянул на одной ноте Гриднев.

Из его ладони, из самой середины, торчало вечное перо — его же собственное, выдернутое Роговым из письменного прибора. Кровь собралась маленькой лужицей, мешалась с чернилами. Было больно.

Дверь приоткрылась, из кромешной темноты приемной прозвучал чей-то голос:

— Все в порядке, Гешка?

— В порядке, — беззаботно откликнулся Рогов. — Но ты зайди, Микеша, зайди. Познакомишься с Северьянычем.

Вошел еще один человек, незнакомый. Толком Гриднев его разглядеть не смог, встал тот в отдалении, за кругом света от настольной лампы.

Гриднев ухватился за вечное перо, вытащил. Притихшая боль вспыхнула с новой силой, ранка закровила обильнее.

«Ничего они мне не сделают, попугают, я им нужен, без меня никак», — думал Гриднев, но мысль успокаивала слабо.

— При попытке… хе… — продолжил читать Рогов. — Да ты никак меня, Северьяныч, сдать вертухаю решил? Чтобы тот меня вальнул?

Гриднев молчал. «Я им нужен, я им нужен, я им нужен…» — стучало в голове.

— Нехороший он человек, Гешка, — сказал вновь прибывший (вроде как Микеша… да, точно, Микеша). — Убить его надо, пожалуй.

Микеша шагнул вперед, оказавшись в круге света. Скуластым лицом он смахивал на местных узкоглазых, но те все как на подбор сложения субтильного, а этот слишком уж высокий и плечистый.

— Зачем убивать? — удивился Рогов, выдав очередную белозубую улыбку. — У нас только-только дружба наладилась… Ведь наладилась, Северьяныч, а? Знакомьтесь: это Северьяныч, а это Микеша, всем приятно. А для пущей приятности ты, Микеша, подарочек Северьянычу выдай, что мы приготовили.

Микеша запустил руку в карман пальто — было оно черное, как у Рогова, но длинное, чуть ниже колена. Достал и шмякнул на стол какой-то сверток, завернутый в брезент.

— Разверни, Микеша, разверни. У Северьяныча, видишь, с рукой проблемы приключились.

Микеша развернул. Сначала брезент, затем оказавшуюся под ним тряпицу, бурые пятна на которой сразу же не понравились Гридневу.

На столе лежала рука.

Кисть руки, отделенная по запястью. Белела на разрубе кость, топырились пухлые пальцы, и кольцо на указательном Гриднев узнал сразу. Сделал его Сугостин, отсидевший свое за подделку пробирных клейм, да так и застрявший в Вижае. Шлиховое золото, протравленное в электролите, слитом с аккумулятора, ограненный змеевик с прожилкой… Сугостин Людочке не очень нравился, но подарок приняла и носила.

— Ну, и как тебе эта куриная лапка, а, Северьяныч? — глумливо спросил Рогов. — Только ты учти, что перед смертью курочка спела всем канарейкам на зависть. Про все твои дела спела, о каких знала, а знала больше, чем ты можешь подумать. Смекаешь, о чем я?

— Убить его надо, Гешка, — гнул свое Микеша. — Сдаст не сегодня, так завтра.

— Всё б тебе убить да убить… Северьяныч уже осознал и проникся. Проникся ведь, Северьяныч, а? Что молчишь, сука?! Проникся?!!!

— П-проникся… — с трудом разлепил губы Гриднев.