Переводчик
Шрифт:
– Хорошо, держи свои пятьсот баксов, раз ты считаешь, что ты их заработал… переводчик.
И энергичным шагом зашагал прочь по коридору. А я стоял и смотрел на пять бумажек, зажатых в моей руке. Впервые в жизни я заработал такие вот деньги… не виртуально-электронные, невидимые и чистые, перечислявшиеся на мои банковские счета, а оттуда незримо перетекавшие на счета бесчисленных ресторанчиков, магазинов, авиакомпаний и т. д., а такие вот осязаемые, мятые, настоящие… Я смотрел на бумажки в своей руке и не знал, поздравлять ли себя с таким заработком или же наоборот посочувствовать – что называется, докатился…
Слева от входа в наш терминал располагался небольшой барчик с весьма скромным ассортиментом. Неизменные бургеры с всевозможными приставками «кинг», «биг», «мега», около двадцати видов колы и, видимо, в уступку испорченным вкусам иностранцев чай трудноопределимого
Так моя жизнь в международном терминале аэропорта Нового Нью-Йорка, великой столицы великих Имперских Соединённых Штатов, стала постепенно налаживаться. Случайные приработки выпадали всё чаще – решить бытовые вопросы с персоналом аэропорта, попросить соседей по залу ожидания передвинуться на несколько кресел в сторону или пораньше утихомириться вечером. Вновь прибывшие иностранцы на удивление быстро вычисляли меня в многолюдной толпе и тоже начинали задействовать меня в обустройстве своего нехитрого быта.
Утром и после обеда по два часа я занимался тем, что калечил и убивал всевозможными способами ниндзюков, гоблинов, троллей и прочих неблагородно-злобных тварей, порождённых извращённой человеческой фантазией. Удовлетворив свои кровожадные инстинкты, а вместе с ними и требующее жёсткой физической нагрузки тело, оставшуюся часть дня я проводил на своём удалённом ряду, куда ещё не добралась толпа пассажиров. В огромное окно перед собой я видел лётное поле, пустое и притихшее в ожидании надвигающегося урагана. Я удобно вытягивал ноги на противоположное кресло, надевал купленные в сувенирном магазине наушники, включал музыку и часами смотрел на огромное американское небо. Судя по всему, последнюю неделю за пейзаж в небесной канцелярии отвечал гениально-щемящий, пронизывающий насквозь, до трепета и до озноба, как холодный северный ветер с моря, Эндрю Уайет, мистический гиперреалист без художественного образования с мятущейся душой, не любивший «писать новые для него предметы». [32] День за днём, начиная с раннего утра, он педантично покрывал небосвод всеми двухсот пятьюдесятью оттенками серого, постепенно смещаясь к мрачной свинцово-смурой палитре. От его неба веяло сокровенным одиночеством, одиночеством, от которого ты можешь часами брести по пустынной дороге, подставляя своё лицо ветру… или лежать на берегу океана, бездумно глядя, как сквозь пальцы струится холодный песок… или сидеть в аэропорту в ожидании урагана и смотреть в тревожно-сизое никуда, думая о жизни… рай достаётся по цене, которую я не готов за платить… [33] вкрадчиво нашёптывал мне на ухо сумасбродный неврастеник Мэтт Беллами из глубины веков… да, этот гениальный брит прав… рай достаётся по цене, которую я не готов заплатить…
32
Из дневника Эндрю Уайета, американского художника-реалиста, одного из виднейших представителей изобразительного искусства США XX века.
33
Композиция “Megalomania” британской группы Muse.
В харчевне было многолюдно и шумно, обильно ели, играли в кубки, [34] звали обслужниц, стучали по деревянным столам тяжёлыми кружками с густым ячменным пивом.
– Накиру, браток, да почто ж ты такой смурной стал? Всё думаешь о чем-то в последнее время, горюешь! На вот, пей!
Мой приятель, живоглазый улыбчивый декум, [35] хлопнул меня по плечу и фамильярно плеснул пива из своей кружки в мою.
34
Так называлась игра в напёрстки в Древнем Вавилоне.
35
Чин
в вавилонской армии, старший над пятидесятком солдат.– Да бросай ты толмачом служить! Так и загнуться недолго. Записывайся лучше к нам в войско! Ты в цене будешь, потому как сам видал – с оружием ладно управляешься. Возьму тебя к себе в пятидесятку, а там, глядишь, и до декума дорастёшь. Пойдём на персов или на медян вскоре, а то ишь как силой своей давят!
– Нет, – я покачал головой. – Не могу я пока. Дело у меня есть важное в Вавилоне. Атам поглядим…
– Да ладно, браток! Сейчас пойдём, найдём девиц покраше да повеселее, и про все свои важные дела разом забудешь! Давай допивай и…
Но я его уже не слышал, всецело погружённый в чужой разговор. Слева от нас за соседним столом сидело трое видных мужчин немолодого уже возраста. Рядом с ними на лавках лежали дорогие плащи, щедро украшенные вышивкой и золотыми чеканными пластинами, на поясах висели изящные кинжалы в усыпанных драгоценными каменьями ножнах. Знатные вавилоняне, судя по всему, при царском дворе служат… Мужчины изрядно выпили и громко говорили на арамейском, но, похоже, никого кроме меня их разговор не интересовал.
– Да слышишь, говорю тебе, не покупай ты дом рядом с этой башней! В один день все мины золотые свои потеряешь. Она только с виду как твердь, не покачнёшь, а разгневается могучий Эа… [36]
– О, друг, да о чём ты говоришь? Жёлтому Евфрату никогда не вырваться из своих каменных берегов, никогда не добраться до Этеменанки. Так что великий Эа тут бессилен.
– Я знаю, о чём говорю! Послушай меня. Мой дед начинал возводить эту башню ещё при Набопаласаре, а я достраивал её уже при нынешнем владыке. Там, глубоко внизу, под башней, где проходит граница между царствами живых и мёртвых, течёт река. В реке этой омывается великая подземная госпожа Эрешкигаль. [37] Супруг её Нергалу [38] ревнует её к владыке вод Эа. И однажды Эа испытает приступ любовной страсти, и подводная река вздуется, выплеснет своё семя из берегов и смоет башню Мардука!
36
Древневавилонский бог пресной воды, водной стихии, а также бог мудрости и знания.
37
Богиня, властительница подземного царства.
38
Супруг Эрешкигаль, владыка подземного царства.
– Так эта башня построена на подземной воде?! Но почему жрецы скрывают это ото всех?
– Да чтобы не вызвать царского гнева и людских сомнений. А из их храмовых подвалов нарыты вниз колоды глубиной всего в два гара [39] , из которых они черпают воду. Поэтому-то и говорю тебе, друг, не покупай дом рядом с Эсагилой, если не хочешь в один день принять ванну в воде, где купается сама Эрешкигаль!
И мужчины громко загоготали.
А я сидел, оглушённый услышанным мною, омываемый со всех сторон многоголосым, многоязычным пьяным гулом…
39
Гар – мера длины в Вавилоне, примерно 6 метров.
Я встряхнул головой, но гул голосов не исчез, наоборот набрал силу, расслоился на отдельные частоты, заняв весь диапазон моего слухового восприятия. Я провёл рукой по лбу, чтобы отогнать наваждение, и почувствовал, как меня кто-то сдержанно, но сильно трясёт за плечо. С трудом разлепив глаза, я увидел склонившегося надо мной немца.
– Извините, господин переводчик, я взял на себя смелость разбудить вас. Вы не могли бы помочь мне с одним вопросом? – древние немецкие слова сливались в моём мозгу в тяжеловесный готический гимн.
Гул голосов продолжал нарастать, мало того, к нему примешалось звонкое щебетанье птиц в утреннем лесу. До меня даже начали доходить некоторые обрывки смыслов. Я приподнялся и сел. Сознание никак не могло выбраться из мутного болота сна, и мелодичные трели, достигая невиданных высот, превращались в острейшие стеклянные иглы, безжалостно вонзавшиеся в незащищённую мозговую плоть. Я повернул голову в сторону, откуда исходил звук, и увидел обосновавшуюся всего через пару кресел от меня целую группу австралийцев, которые, судя по всему, прибыли ночью, пока я безмятежно дрых, забыв про всякую бдительность. Ох, Алекс, нельзя так расслабляться, никак нельзя, а то так и с… разумной жизнью распрощаться недолго.