Период распада

Миша открыл дверь своей комнаты, снял в маленьком тёмном коридоре куртку и остроносые никчемушные туфли. Юля же застыла у окна в общем коридоре, наблюдая и слушая, как дождь барабанит по металлическому подоконнику, будто кто-то гитарные струны дёргает, и как перестукиваются, подобно клавесам, ветки. Потом оглянулась: в сереющей полутьме этажа было так тихо, что, казалось, здесь, кроме них, нет никого.

Миша проследил за её взглядом.

– Все разъехались на выходные, – сказал. – Давай я повешу твою куртку.

На последнем слове у него как-то сбилось дыхание:

– Ты проходи. Но не разувайся только, тут так себе, не сильно чисто.

Миша повесил её куртку на крючок на двери. Свободных крючков не было, на каждом уже висели какие-то куртки, и этот ком из верхней одежды занимал всё пространство в маленьком коридорчике его комнаты. Слева от входа стоял холодильник, на нём были разбросаны разноцветные блескучие флакончики, очевидно, то была женская косметика.

– С вами девушка живёт? – спросила Юля.

Миша смутился.

– Только к соседу приходит.

Света и места в коридорчике было так мало, что Юля пару раз точно наступила на чью-то обувь. Чтобы Юля смогла пройти между шкафом, служившим ширмой, и стеной, Миша прилёг на сугроб из курток. Обходя его, она случайно коснулась грудью верха его живота и ощутила его тело. Он дышал быстро, как воробушек. Было видно, что он волнуется.

Было так тесно, что, пройдя дальше, в комнату, Юля сразу же стукнулась об угол стола.

– Ой, это, кстати, мой стол, – неловко заметил Миша. – Ты жива? Садись там, на кровать, вон туда. Не ходи по полу, тут грязно.

Миша указал на кровать с блестящими перилами, стоящую в углу, и схватился за веник, стал вдруг убираться. Юля оглядела комнату: между столом и кроватью тряпочкой лежал рюкзак, на стене была прибита деревянная полка с парочкой книг, все в драных переплётах и там же лежал обруч новых наушников.

Металлическая сетка кровати разложилась под ней как гармонь почти до пола, коленки поравнялись с животом. Справа – такая же кровать, соседа, должно быть, ещё стол и стул. На стуле горой навалены вещи.

– Чего с тобой? – спросила Юля, заметив, что Миша следит за ней с дергающейся полуулыбкой.

– Да хочу, чтобы тебе хорошо было. А тут как-то… – он окинул комнату недовольным взглядом.

Юля откинулась спиной к стене, перина проиграла свою мелодию вновь.

– Мне нравится! – сказала.

– Да? – он слабо улыбнулся. – Тогда я пойду чай нам сделаю.

Пальцами ноги он вытащил откуда-то из угла резиновые тапки, надел их. Перед тем, как пойти на общую кухню, он подошёл к кровати и опустился на корточки. Коснулся Юлиных ног, извинился и со скрежетом вытащил из-под кровати чемодан, достал из него зелёный велюровый плед.

– У нас тут отопление отключили… Это чтобы ты не замёрзла тут у меня.

Миша накрыл её пледом, потом подошёл к ноутбуку на столе, и по комнате закружилась музыка. Дзынькая пустым чайником, как колокольчиком, он вышел. Юля осталась одна, разглядывала книги на полке, слушала плейлист.

Играла песня “How You Remind Me”, группы “Nickelback”. И сердце сжалось, потому что она часто играла у Андрея в машине. Через тебя, через наши отношения я всё лучше узнаю себя, и да, это может быть больно. Ветер проносился у окна, где рядом с которыми сидела Юля, с сильным свистом. В комнате было серо и холодно. Юля запряталась в плед поглубже, подняла ноги с пола. Руки начали дрожать, и она поняла, что голодна. Если бы не голод, плюнула бы на бронь в ресторане и осталась здесь.

Но дверь распахнулась, и в дверном проёме она увидела Мишу с заварником и кружками: он весело, как добычу, поднял их кверху.

– Я посмотрел погоду. Кажется, зарядил до вечера. Притом так, что стеной.

– Давай останемся, – предложила Юля. – Только, может, что-нибудь закажем сюда?

– А я уже сделал нам горячие бутерброды. Они бомбические, но если тебе такие не понравятся, я не против заказать.

Он передвинул деревянный стул от рабочего стола к кровати, выставил туда чайник, кружки и тарелки с бутербродами: батон, сливочный и плавленый сыр, колбаса, помидоры. Юля попробовала и простонала: «Делай мне эти свои бутерброды всегда», – и осеклась. Она же вроде как ещё не решила, что с ними будет дальше. Но Миша всё понял и просиял.

– Я тебе не сказала, – проговорила она, жуя. – У меня тоже кое-кто есть.

– Ты тоже замужем? – пошутил Миша.

– Нет, но почти. Я шесть лет в отношениях, школьная любовь, – ответила Юля и почувствовала, что после того, как она произнесла «школьная любовь», по спине побежали мурашки.

Кажется, Мишу эту совсем не смутило. Он продолжил разливать чай (даже рука не дрогнула), протянул кружку Юле и произнёс:

– Только не говори, что у меня нет шансов.

Юля задумалась: и вправду, есть ли шансы? Хорошо, что в кружке был кипяток: она смогла согреть в мгновение ставшие ледяными пальцы.

Эта встреча за спиной у Андрея, соприкосновение телами на входе в комнату, которое ей понравилось (понравилось! даже противно от себя). Не сделав и глотка, Юля прижала кружку к животу и опустила взгляд. Про чай забыл и Миша: он поставил свою кружку с чаем на табурет и сделал то же самое с Юлиной. Горячая рука опустилась на Юлину ногу.

Она закрыла глаза и ощутила, как непривычно закололо вокруг губ. Его двухдневная щетина. У Андрея над губами вырастала только пара волосков и всё, такая генетика. А тут… Колкая, неудобная, болезненная. Настоящая щетина взрослого мужчины, под которой хотелось прогнуться, впустить эти иголки в себя. А ещё приятно схватывало от волнения живот, такого с ней не было давно. В этой сереющей комнатке, на продавленной тахте, до чёртиков скрипучей, Юля словно скатилась с горки в сладостный морок и пропала.

Туча размером, кажется, с город накрыла общежитие, и комната совсем погрузилась в темноту. Тогда из ноутбука пел Эрос Рамазотти. Музыка спиралями, нитями, лентами расползалась по комнате, закручивались в какую-то генетическую спираль. Юля хорошо запомнила тот момент. Тогда случился их первый поцелуй.

Опершись на левое предплечье, Миша крутил и сжимал Юлино правое бедро, его рука то и дело сползала на ягодицу и под кофту, поднималась вдоль спины. Юля как будто перезаряжалась, её тело мелко подрагивало. Мишина щетина ёрзала по Юлиному гладкому лицу, и щёки горели.

Сколько прошло времени? Пара часов или вечность?

Юля мягко упёрлась рукой в грудь Миши, посмотрела на него серьёзно и сказала: не сейчас. Миша незаметно выдохнул, словно с облегчением даже.

Перед тем, как спуститься к такси, Юля подошла к зеркалу у входа. Без расчёски пригладила всклокоченные волосы. Припудрила пятнистую кожу у рта. Вспухшие, точно у клоуна, её губы то и дело растягивались в улыбке, когда она пыталась напустить на себя серьёзный, не дуралейский вид.

Миша вышел проводить её к такси. И, уже когда села, Юля заметила, что Миша протянул в окно таксисту сто рублей. Он стал за неё платить.