Первая чаша

– От него не будет ставки, – ответил за монаха Оттар. – Мы пришли вместе, как гости, и ставка у нас будет одна.

– Э-э, нет, – подал голос старик Ильдар. – Почему ты говоришь за другого, когда он не из твоего рода? Монах, есть у тебя род или старший в нем?

– Нет, – отозвался Орей, подняв глаза на старца.

– Значит, ты сам над собой главный, сам и ставь на игру.

– Мне нечего поставить, у меня ничего нет, кроме меня самого, – монах пожал плечами, глядя на Урсана.

– Хорошая ставка! Сделай её! – обрадовался тот.

– Как?

– Проиграешь, будешь на меня работать, как батрак, – улыбнулся Урсан. – Буду тебя кормить, дам ночлег.

– По рукам, но если выиграю, ты мне ответишь на вопрос. И скажешь правду, – монах протянул старшему сыну Ильдара руку. Тот её пожал, скрепляя договор. Выглядел он так, словно сделка выгоднее некуда. Братья Маас Фарек обреченно смотрели на Орея.

– Ты, Оттар, можешь проиграть мне Арслана, – улыбнулся Урсан. – А если я проиграю, то…

– То вы с отцом поддержите меня на совете, когда я выступлю против Иршаба! – высказался Оттар. Урсан посмотрел на отца, тот одобрительно кивнул.

– Пусть будет так.

– А что вы проиграете монаху? Орей, что ты хочешь получить?

Ответ на этот вопрос монах знал наверняка, но прямо об этом сообщать не решился.

– Когда придет время, я что-то попрошу у вас. Всего одно. И вы мне это отдадите, – пространно ответил он. – Сейчас мне ничего не нужно.

Повисла пауза, мужчины в сомнениях смотрели на него и обдумывали это неслыханное предложение.

– Пусть будет так, – Оттар согласился и протянул монаху руку, скрепляя сделку.

Все взяли карты. Орею сразу попалась свинья и еще набор из кур, реп, и мотыг без единого золотого. На грязную скотину было противно глядеть, и монах задвинул её за другую карту с шестью курами, выложив на торг мотыги.

Игра пошла. Все время Арслан и Оттар странно перемигивались, кивали друг другу. Кому-то из них нужно было победить.

В итоге после торгов карты Орею то приходили, то уходили, ифрит подсыпал ему золота – хозяйку и десять монет. А он все смотрел на кур, за которыми пряталась противная свинья.

– А что насчет батрака? А? – Арслан даже привстал, предвкушая победу. – Утащит он всех у тебя кур!

– Нет, не отдастся моя хозяйка за шестерку монет, вот тебе семь! – улыбался Оттар.

– Зато этот всё у вас заберет! – главный кузнец положил на стол богача.

Урсану пошла карта.

Первому не повезло Оттару, следом вылетел Арслан, заставив хозяина скинуть все карты кроме одной. Остался Орей с курами и спрятанной за ними свиньей, а на столе царил завал из карт, которые Урсан вскоре намеревался забрать себе. И вид у него был самодовольный.

– Я знаю, что свинья у тебя, – когда Орей отдал все, кроме кур, Урсан выкинул на стол сундук с золотом. – Давай, не бойся, пусть будет ничья, и никто ничего не получит!

Сундук нельзя было купить, поэтому монах скинул на гору карточного добра свинью. Все изгаженные богатства улетели обратно к ифриту.

Потом Орей медленно положил на стол шесть кур, и воцарилось молчание. Про эту мелкую карту, теряющуюся на фоне огромных богатств, все позабыли.

– Я победил, – тихо сказал Орей, окинув взглядом мужчин. – Вы все глупцы.

Урсан ударил кулаком по столу, вскочил с места, но в тот же миг раздался спокойный, но повелительный голос его отца.

– Сядь, сын. Ты просто проиграл в карты.

Тот опустился на место, тяжело дыша и сверля Орея гневным взглядом. Тот чувствовал волнение, граничащее с опьяняюще жгучим чувством победы.

– Мне нужны правда и вещь, которую я попрошу позже, – монах обратился к братьям.

– Какую ты хочешь правду? – спросил Урсан, не пытаясь скрыть недовольства.

– Хочу знать, делал ли ты для кого-то крючья или… особые ножи недавно?

– Конечно делал! Арслан заказывал у меня четыре новых ножа для выделки шкур! – прямо ответил тот, а младший брат Оттара заерзал на месте, догадавшись, в чем его подозревают.

– Святой человек, что ты спрашиваешь? Я же охотник! Мне постоянно нужны ножи! – возмутился он.

– И когда это случилось? – продолжал расспросы Орей.

– Примерно месяц назад.

– Это не мой брат, – проговорил вдруг Оттар, покачав головой. – Монах, это не может быть мой брат.

– Но раны были оставлены не когтями и клыками, а сталью. И оставлены намерено. А также хоссы не терзают тела, оставляя их при этом нагими и целыми. Они питаются мясом. Хосс-людоед съел бы все тело или уволок его в логово, но они не устраивают логова у рек, а всегда селятся в горах, – рассказал Орей и посмотрел на Урсана. – Не было ли еще кого-то, кто покупал ножи?

– Монах, на наших землях все мужчины носят ножи. Без этого никак. Это знак нашего статуса и силы. Часто ножи передаются по наследству, поэтому новые у меня заказывают редко. Это дороже, чем починить старый нож, не все могут себе это позволить. Староста Иршаб заказывал для младшего сына, но когда с ним случилась беда, этот нож не нашли.

– Так он подарил нож сыну? – решил уточнить Орей.

– Да, хороший был нож с именной гравировкой на рукояти. И он пропал вместе с одеждой. Это всё, что я могу тебе поведать, – подытожил Урсан.

В гостиной снова повисло молчание. Тяжелое, гнетущее, пропитанное завистью и подозрениями. Орей чувствовал, что эти темные эмоции были обращены к нему. Вместе с победой ифрит позволил Орею прочувствовать ненависть других людей. Братья Маас Фарек не ожидали, что задолжают монаху, которого посчитали дураком. Теперь он оставит в дураках их. Ну, или по крайней мере, добьётся свободы для Зариме.

Пока о правильности выбранной стороны он не задумывался, но колкие подозрения уже вползали в его разум, тихо и бесшумно, как сколопендра.

– Значит, у Хасана с собой тоже был нож? – спросил он, обратившись к Оттару.

– Разумеется, он всегда носил его с собой.

– Вижу, вопреки запрету Иршаба, вы решили выяснить истину, – произнес Ильдар, смотря на Орея.

– А почему вы были против этого? – монах пошел дальше, продолжил требовать причитающуюся ему правду.

Старик усмехнулся и промолчал. Он не заключал сделки с ифритом и отвечать был не обязан.

14. В сердцах правдивых стыд превсходит все печали