ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ ХОДЖИ НАСРЕДДИНА

...Все в мире изменяется...

Только Высшая Мудрость и Высшая Глупость остаются

неизменны...

Конфуций

СНЫ АЙВОВЫЕ...

...Однажды Чжуану Чжоу приснилось,что он бабочка, весело

порхающая бабочка.

Проснулся он и не мог понять: снилось ли Чжоу, что он

бабочка, или бабочке приснилось, что она Чжоу...

Чжунцзы

...Куда я лечу?.. Куда?.. Ай-ай!..

Эй, эй, люди, родные, я лечу, лечу, лечу!..

Эй, люди, кишлачные, дальние, земные дехкане, я лечу, лечу!.. Ууууу!..

Лечу над кишлаком в поля осенние, дымные, хладные, пахучие!..

В поля пустынные, горькие...

Лечу немо, лечу в айвовых деревьях! Лечу — закрываю глаза в страхе, что ветви деревьев поздних отягченных обремененных душными вязкими шершавыми золотыми плодами айвы заденут глаза мои, ресницы мои, веки, но ветви не задевают лица моего — они только ласкают лицо мое...

А плоды — шары золотые падают, срываются, сходят с ветвей...

Нежные тихие опустелые обвялые кроткие ветви льнут к лицу моему. Ласкают лицо мое. Гладят... Лелеют лицо мое юное, сильное, резкое, росистое, росное...

Лицо рдеет.

...Оя, мать моя, старая Ляпак-биби, это ваши руки? Опять, оя?.. Я не хочу, оя!.. Не хочу...

Это ветви оя?.. Ветви?..

Я лечу?.. Я не сплю.

Ляпак-биби, уберите, опустите ваши руки-ветви...

Я лечу. Немо. Быстро. Рею в деревьях...

Оя, старая, ваши руки сухие, сохлые, землистые.

Оя, вы усохшее дерево? Оя, я люблю вас. Оя, не умирайте. Не уходите, оя. Не убирайте руки от моего лица. Не убирайте руки-ветви... Не опускайте...

Там, на окраине кишлака, стоит высохшее дерево. Китайский древний карагач.

По нему идут щедрые кишащие муравьиные дороги. И днем и ночью.

Муравьи идут и днем и ночью! И под солнцем, и под луной...

А дерево молчит. Потому что оно высохло, выдохлось.

Оно мертвое. И потому по нему победно идут, ползут, кишат муравьиные дороги...

...Оя, по вашим рукам ползут, теснятся, роятся, текут муравьи, а вы не стряхиваете их, не губите, а только улыбаетесь мне, а только ласкаете тихими пальцами лицо мое...

— Оя, не умирайте не усыхайте, оя... моя старая...

Вы поздно родили меня, поздно замесили, сотворили меня... моя старая...

Мой карагач с муравьиными обильными живыми дорогами...

Вы поздно родили меня... Уже все птицы улетели, а я только сошел, выпал из гнезда...

Я птенец, птенец, я поздно выпал, вышел из гнезда... Все ваши птицы улетели, моя матерь, моя оя, мой сохлый карагач с муравьиными дорогами... мой родимый...

Но!..

Я лечу над золотыми айвовыми деревьями... над тем высохшим древним карагачем на окраине кишлака...

Я лечу, лечу, оя!.. Ууууу!..

— Сынок, сынок, проснись. Потише, сынок. Ты разбудишь соседей. Хватит летать. Опускайся на землю. Просыпайся... Уже светает... Пора идти за дровами в ущелье... Просыпайся, сынок... Полетал — и хватит. Сынок, вставай... Просыпайся, Насреддин...

– Оя дайте еще немного полетать...

Я в садах айвовых золотых дальних смутных лечу, блуждаю, как птица!

Золотые шершавые терпкие плоды падают... Вот они! Я птица одуревшая, опьяненная от свежих своих летучих первых крыльев!.. От плодов падающих...