Первая мрачная ночь
Шрифт:
– Ты где шлялась? – вопрошал с порога папа. – Почему так долго? Почему не предупредила?
– Но я сказала маме! – отбивалась я.
– Что значит – маме? Ты мне должна была сказать! Мне!
Я попыталась вызвать к себе жалость:
– Между прочим, я пятьдесят минут плутала по городу, ища свой дом! И нашла ведь!
– Откуда шла-то? – проявили искренний интерес родители, старательно пряча ухмылку. Они вечно глумятся надо мной по причине моего абсолютного незнания собственного города, где я родилась и откуда ни разу в жизни не выезжала.
– От кафе «Гвоздика» на Московской улице.
– От Московской улицы? Пятьдесят
Ну как им не стыдно? Зачем они так со мной?
– В общем, так, – подвел итог папаня. – Я иду сейчас курить, а ты сиди и думай над своим поведением. Когда вернусь – скажешь, до чего додумалась, и я дам тебе ремня. Все ясно?
– Да, – хихикнула я, прекрасно понимая, что «дам ремня» всего лишь забавная аллегория, означающая «прочитаю лекцию».
Я зашла в комнату и первым делом проверила телефон. Никаких неотвеченных вызовов! Горестно вздохнув, расположилась на софе, наслаждаясь временным покоем (Танька сегодня будет ночевать у деда с бабкой, вместе с родителями, потому что у них, по обычаю, окрошка, тогда как у нас голубцы) и думая о том, как бы мне умудриться избежать лекции. Что ж, клин клином выбивают.
Через несколько минут папа, накурившись вдоволь, вошел в комнату и сел рядом со мной на стул. План у меня уже был готов, потому я ехидно улыбалась.
– Ты, доча, не ухмыляйся, – начал он «давать ремня». – Думаешь, это все смешно? Ан нет, мы за тебя очень переживали, мы ведь родители твои и всегда за тебя волнуемся. А твое поведение…
– Пап, – прервала я, – расскажи мне про дружбу.
Отец слегка оторопел.
– Чего?
– Ну вот, к примеру, Владимир Павлович. Он помог привезти твою дочь домой. И даже дал тебе порулить. Ты платил ему деньги?
– За что?
– За это! Он тратил свое личное время. А время, как говорится, – деньги.
– Понимаешь, доча, на то они и друзья, чтобы задаром выручать. Сегодня меня друг выручил – а завтра, глядишь, я его выручу.
– Означает ли это, что друзья умышленно приходят на помощь, дабы впоследствии как-то тебя использовать? То есть платой за помощь является негласное обещание стопроцентно помочь ему, когда потребуется?
– Бог с тобой, Юля, какая плата? Никто никого не собирается использовать. На то она и дружба, что если я чем-нибудь смогу помочь другу, то, естественно, помогу, но не потому, что чем-либо ему обязан. Отнюдь. Просто потому, что он мой друг.
– То есть со стороны друга помощь должна исходить совершенно бескорыстно, я правильно тебя поняла?
– Безусловно.
– Тогда как объяснить тот факт, что когда дядя Толя приходил чинить нам щиток, ты ему заплатил?
– Тут другое. Дядя Толя электрик по профессии, и он приходил к нам в свое рабочее время, то есть это расценивается как платный вызов.
– Но он ведь твой друг!
– Ну, он может сделать скидку. Но какую и делать ли ее вообще – решать ему самому. Ведь он мог пойти по другому вызову и там бы ему заплатили. Друг не обязан лишаться зарплаты, он обязан лишь оказывать посильную помощь, понимаешь?
– Да.
Конечно, понимаю, ясно как пень. Значит, те деньги, что были в папке, – плата детективу за расследование. Иначе зачем ей расследовать дело неизвестно кого? Может, и известно кого, но ежели ей самой это было нужно, она бы и без Кольки за него взялась. И ничего в этом странного нет. Чему я удивлялась?
– Хорошо, что
хоть ты что-то поняла, а то я сам чего-то, наоборот, только запутался. Чего сказал – сам не понял. Ну ладно, крошка, спокойной ночи.После занятий я первым делом направилась к Катьке: мы не общались уже полтора дня, а мне нужно было многое ей рассказать. Любимова встретила меня тепло, она также успела соскучиться, и я сперва послушала ее новости: Женька Логинов пропустил уже два занятия по политэкономии, а препод у них такой серьезный, что даже самые недисциплинированные студенты (включая Женьку и саму Катьку) обязательно этот предмет посещают. Девчонки поговаривают, что он завел себе очередную пассию, притом старше его.
– Она, наверно, страшненькая, жирная, мелкая и… и…
– Старуха! – помогла я подруге.
– Да! Точняк! Старая страшная калоша! С клюкой и в очках минус двадцать!
Что ни говори, но какие-то чувства здесь присутствуют. Кстати о чувствах. Где Николай? Почему не звонит?
Я рассказала Катьке про кафе и детектива. А еще про то, что у магазина меня, к несчастью, никто не ждал. К великому удивлению, Любимова стала оправдывать моего ненаглядного, что придало мне сил для надежды и веры, которых я почти уже лишилась.
– Может, ты перепутала чего? Или он не так понял? Всякое бывает. Помнишь, как мы договорились встретиться у памятника, и я ждала тебя у Ленина, а ты меня – у Пушкина?
Да, было дело. И все-таки вопрос «Где Коля?» остался без ответа.
Чтобы меня как-то отвлечь от дурных мыслей, Катька включила телевизор. Сперва в новостях дня нас снова попугали маньяком, совершившим сегодня новое жестокое преступление, пообещав напоследок, что мы всенепременно попадем в длинный список его жертв, в котором и без того значилось уже восемь имен, а затем начались новости спорта. Это мы не любили и, выключив телик, врубили радио.
Шла передача «Архивариус», в которой обычно, соответствуя названию, крутят песни, оставившие пик популярности давно позади.
– А сейчас в эфире прозвучит самый популярный хит уже распавшейся группы «Созвездие Венеры» – «Я тебя не забуду»…
Я никогда не забуду тебя,Твои губы, глаза,Твое сердце. СтрелаПронзила меня… –запело радио, а мы уставились друг на друга.
– А голос-то похож, – произнесла подруга. – По крайней мере, такой же гнусавый. – Я согласно закивала. – Слушай, я ж у Наташки на днях была. Выторговала у нее фотографию Крюкова. А она жаловалась на Ангелину.
– Как это? – проснулся во мне ажиотаж.
– Говорила что-то вроде: «Она меня беспокоит. Стала какая-то нервная и неуравновешенная. С ней стало невозможно общаться в последние дни». Вот я и подумала, почему бы нам не наведаться к ее коллеге в «Грандо Тур»? Кажись, сегодня не Ангелинина смена.
– Что мы можем узнать интересного от ее сотрудницы – как ее там? – Веры? Возможно, они не так близко общаются, как хотелось бы нам, – разумно заметила я.
– Попытка не пытка.
…Верой оказалась щупленькая светловолосая женщина лет тридцати пяти – тридцати восьми со стильной короткой стрижкой под мальчика и, как затем выяснилось, любящей сплетни, что, вообще-то, было нам только на руку.