Первая мрачная ночь
Шрифт:
– Ты считаешь, что твою знакомую убили люди Федоткина? В таком случае и тебе может угрожать опасность.
– Я думаю, они поняли, что я приезжал в банк по надуманному предлогу, и стали следить за мной. Засекли передачу документов, связанных с Федоткиным, которые я долго и кропотливо собирал, от меня через тебя к ней.
Думаю, на данный момент все бумаги уже у них. Но в этом варианте они снова на коне, стало быть, мне ничто не угрожает.
Это меня немного успокоило. Ведь что ни говори, я опасалась за его жизнь!
– А что это были за бумаги? – проявила я здоровое бабье любопытство, но нарвалась на раздражение.
– Юль,
Ни с того ни с сего я спросила:
– Коль, а как ее звали? – Просто мне казалось странным, что свою знакомую он ни разу не назвал по имени.
– А? Что? – напряженно переспросил он. Слишком напряженно.
– Как ее звали, ту девицу?
– Какую девицу?
Хрякин был далеко не тупица. И все же я терпеливо повторила вопрос (упертости мне не занимать):
– Твоего специалиста по расследованиям. Которой я отдавала в кафе папку. Женщина в сиреневом платье, та самая, чей труп я обнаружила на субботнике. Как ее имя?
– А, эту. А почему ты спрашиваешь?
– А почему ты отвечаешь вопросом на вопрос? – раздраженно воскликнула я. – Неужели так сложно сказать два слова?
– Да зачем тебе? – не сдавался Хрякин. – Просто не вижу в этом смысла, ее все равно уже нет в живых.
– Ну, мне интересно знать.
– Зачем? – Опять это «зачем»!
– Ответишь – скажу. Ну?
– Э-э… Ну… Хм… Кхе-кхе… – стартовала полным ходом игра междометий.
– Ты что же, не знаешь имени своей знакомой?
– Видишь ли, она не то что моя знакомая, скорее знакомая друга одного моего знакомого… – и прочее в таком же духе.
Может, я и была дурой, но только лишь на три четверти. Последняя же четверть отличалась умением логично мыслить.
– И все же? Когда она звонила тебе, должна была как-то представиться?
– Вообще, это я ей звонил.
Вот попался-то!
– Тогда тем более! Как ты к ней обратился? Ты что, за пару дней успел забыть?
– Почему же это? Я помню, но не понимаю, зачем это тебе. Ее звали…
Двухсекундная пауза. Мне хватило.
– Можешь не утруждать себя выдумыванием, – довольно резко сказала я. – Ее звали Колесникова Елена Олеговна.
Я уж было начала корить себя за излишнюю грубость и засомневалась в своей правоте – если у меня отменная память на имена, это далеко не значит, что у всех такая, из этой версии вытекает, что Коля не врет, – но тут глянула налево: лицо сидевшего за рулем Хрякина настолько побледнело, что сравнялось цветом с отбеленной химическим средством скатертью, а пальцы принялись отбивать по кожаному чехлу руля такую чечетку, что мне сразу подумалось: «Что-то здесь не так».
Указатель «Круглово» мы проехали лишь в половине одиннадцатого. Сердце мое до того момента учащенно билось в груди: человек, о котором я не знала ничего, кроме того, что его люблю, стремительно увозил меня куда-то в неизвестность. Я решилась-таки прекратить игру в молчанку, царившую все это время в салоне «БМВ», спросив:
– Круглово – это поселок? Или деревня?
– Что-то вроде коттеджного поселка. Хотя раньше это была деревня и некоторые дома остались с тех пор, – вполне дружелюбно отозвался Николай, вернув цвет
лица к исходному.– Ты знаешь дом, где сдают помещение?
– Да. Потерпи чуть-чуть, осталось пять минут.
«…и затем я тебя убью».
«Да ну, чушь какая», – одернула я сама себя.
«БМВ» затормозил и посигналил. Ворота открылись, впуская нас во двор немаленького трехэтажного особняка.
Хозяйка встретила нас радушно, гостеприимно зазвала в столовую и принудила пить чай.
– Анна Михайловна, – представилась она. На вид ей было лет пятьдесят пять. Короткая шапка рыжих крашеных волос обрамляла круглое располагающе-добродушное лицо с минимумом морщин, а фигура была довольно полной.
– Николай.
– Юля.
– В доме три этажа, – открывая коробку зефира в шоколаде, стала рассказывать женщина. – На первом столовая, кухня, гостиная, ванная. Уж простите, но сауны и джакузи нет. Не успели с мужем обзавестись, помер он. Теперь вот вынуждена сдавать, чтобы одной как-то прокормиться. Второй этаж отводится приезжим. Там пять комнат, но все уже заняты. В каждой имеется по душевой кабинке и туалету. В одной живет молодой художник. Все утро гуляет на берегу озера, тут недалеко – минут десять-пятнадцать ходьбы, – потом запирается в комнате и пишет картины. Изображает все, что видел утром. Спускается только к ужину. Хотя, между нами говоря, платит за трехразовое питание, но у творческих людей, как известно, имеются причуды.
– А есть уже законченные работы? – старалась я поддержать беседу.
– Целых две, – не скрывая иронии, поведала она, а я удивилась: сколько же времени он здесь живет, что написал уже две картины? Как мне известно, художники над своими творениями бьются долго. Или же его картины настолько миниатюрные? – Произведения искусства называются «Сосна у озера» и «Дуб у озера».
– Оригинально, – улыбнулась я.
– Да. И скажу вам откровенно, – продолжала сплетничать Анна Михайловна, – художник он неважный. А так задавался сначала! Фамилию, говорит, называть не буду, слишком я известен, чтобы привлекать к себе внимание. Я, говорит, за вдохновением приехал, а не затем, чтобы автографы раздавать. Зовите меня просто Диего. Что это за имя такое?
– Подумаешь, Диего, – подал голос мой кавалер. – Назвался бы уж лучше доном Санчо Педра или Луисом Альберто, на худой конец.
Дамы его юмор оценили и звонко рассмеялись.
– Вторую комнату занял Вадим Дмитриевич. Приехал он только вчера, а всех уже успел завоевать своим обаянием и остроумием. Очень веселый, жизнерадостный человек. Как сядет за стол, расскажет какую-нибудь смешную историю, так все полдня хохочут. Женщины все его любят!
– Н-да? – нахмурился Хрякин, сразу почуяв в незнакомом пока жильце соперника.
Засим хозяйка продолжила нас заочно знакомить с приезжими. Остальную территорию – три комнаты – занимают две семьи. Одна семья, Куприны, состоит из молодой супружеской пары и их полугодовалой дочурки. Хлопот от них много: девочка, Оксана, по ночам все время плачет, будит остальных жильцов, а сами супруги не прочь прилюдно поругаться. Впрочем, считается, что это от сильных чувств, да и люди они в душе хорошие. Вторая семья, Петровы, вообще народ замечательный во всех отношениях. В одной комнате живут муж с женой, в другой – их шестнадцатилетний сын. Третий этаж по планировке гораздо меньше, там всего две маленькие комнаты и зал. Но весь он принадлежит хозяйке, – скромно добавила она.