Первая скрипка для злого доктора

– Алёна, у меня к тебе есть просьба, – тихо начинает учитель, глядя на старый памятник, стоящий сбоку, чуть в стороне.

– Конечно, – отвечаю так же негромко, присаживаясь рядом.

Вглядываюсь в потускневшее изображение женщины на простом каменном прямоугольнике.

– Красивая… – вырывается у меня невольно.

– Очень, – Иосиф Давидович слегка улыбается. – Роза была моей женой.

– Но…. – растерянно, ошарашенно смотрю на него. – Я понятия не имела…

– Конечно, нет, – старый скрипач смотрит сквозь пространство, – мы были женаты совсем недолго. Она была ребёнком-узником концлагеря… старше меня больше чем на пять лет. Здоровье хрупкое очень, подорвано было сильно, – вздыхает, делая паузу. – Мы с Анной Павловной очень похожи. Она потеряла мужа, твоего деда, тоже очень рано. И мы оба слишком сильно любили тех, кто ушёл от нас. Поэтому так и не сошлись окончательно, хотя могли бы, – он замолкает, поворачивается ко мне. – Не надо плакать, девочка, – замечает мягко. – Это всё дела давно минувших дней. И потом, мы скоро встретимся.

– П-простите, – всхлипнув, вытираю слёзы. – Я что-то совсем расклеилась в последнее время…

– У кого из нас жених врач, а? – ворчливо отзывается старик. – Сходи анализы сдай. Хотя сдаётся мне, у вас таки скоро прибавление будет, вот и льёшь слезы по поводу и без.

– О-о-о… – широко раскрыв глаза, зависаю с открытым ртом.

А в самом деле… Мне даже в голову не пришло, всё время была занята, да ещё и нервничала то из-за одного, то из-за другого...

– Ну вот видишь, – Иосиф Давидович усмехается. – Это жизнь, девочка. Всё в ней правильно и всё вовремя. Смерть и рождение идут рядом рука об руку. А просьба у меня к тебе будет вот какая. Знаю, меня захотят упокоить где-нибудь на почётном месте, с оркестром и прочей лабудой. Но фальшивых музыкантов за свою жизнь я наслушался достаточно, чтобы мучить меня ими ещё и после смерти. Постарайся добиться, чтобы не устраивали эту шумиху, хорошо? И я хотел бы лежать здесь, рядом с женой. Завещаю тебе свою последнюю волю, – говорит ехидно. – Хочешь, можешь сама сыграть над гробом! Но только чтоб без халтуры!

– Ох, да ну вас, – ворчу себе под нос. – Вы и с того света придёте, чтобы устроить разнос.

– Вот именно, – торжественно кивает старый скрипач, и я вижу в его улыбке довольство и…. спокойствие.

Словно вот теперь он сделал всё, что хотел.

Сердце щемит, и я встаю, чтобы немного отвлечься и не разреветься снова. Прохожу вперёд, огибая памятник Розы – чуть подальше за ним заросли высокой травы и кустарника кажутся совсем уж непроходимыми.

И когда уже собираюсь отвернуться, какая-то непонятная сила заставляет меня всё-таки остановиться и вглядеться.

А потом я ахаю.

– Не может этого быть…

– Что там? – приподнимается со скамьи Иосиф Давидович.

– Сидите-сидите, – машу ему рукой. – Но, кажется… это же…

Приседаю, разводя руками переплетение сухих веток и корней, пачкаюсь в земле и вижу край плиты… с крылом на ней.

– Вот же оно.… – говорю тихо.

– Ну что ж, – раздаётся за моей спиной – старый скрипач всё-таки поднялся и теперь, как и я, смотрит на почти ушедшее в землю, заросшее надгробие, – кажется, это достойный финал все этой истории, не так ли?

Эпилог первый

(с оттенком грусти, зато жизненный)

Как бы скептически Иосиф Давидович ни относился к врачам, их прогнозы оказались чуть точнее, чем его уверенное брюзжание.

Хоть и, к сожалению, ненамного.

Мой учитель уходит во сне, спокойно и мирно, спустя почти год, незадолго до следующего фестиваля. Юрий Владимирович, к которому я обращаюсь за помощью в организации прощания, соглашается с тем, что желание профессора следует соблюдать. И похороны проходят без торжественного марша.

Правда, всё равно на них приходит, кажется, весь город.

Весь городской оркестр во главе с Павлом Петровичем. Наш дирижёр еще крепко стоит на ногах, но у него уже появился постоянный заместитель – первый альт, высоченный, бородатый, невероятный музыкант.

Сотрудники музея. Мои ученики и коллеги из музыкальной школы.

Жанна Вадимовна, с которой мы достигли хрупкого равновесия, которое еще укрепляется после того, как несколько месяцев назад я родила Антону дочку.

Моя бабаня, которая провела последний год рядом со старым скрипачом. Их спокойная и какая-то удивительно близкая дружба стала для меня примером чего-то невероятного…

Сам директор завода тоже присутствует со всей семьёй. Кроме Авроры. Элька рассказывает мне потом, что наша бывшая одноклассница почти сразу после того неудачного скандала со мной в главной роли уехала в столицу и теперь она какой-то модный инфлюэнсер с кучей подписчиков в социальных сетях.

Влад, пришедший вместе с подругой, не отходит от нее ни на шаг – Эля беременна, и беременность протекает тяжело. Поэтому они быстро уходят, обняв меня на прощанье.

А к нам с Антоном, когда все уже начинают расходиться, подходит невысокий мужчина в возрасте, представившийся юристом Иосифа Давидовича и попросивший зайти к нему для кое-каких уточнений.

– Алёна Михайловна, – юрист и, как он сам сказал, нотариус, собравший нескольких человек в своём небольшом кабинете через несколько дней, протягивает мне запечатанный конверт. – Иосиф Давидович просил передать вам это.

– Что это? – спрашиваю немного хрипло, и Антон, сидящий рядом, обнимает меня, прижимая к себе крепче.

– А вы откройте, – за очками пожилого мужчины поблёскивают на удивление доброжелательные глаза.

– Долго ещё?! – возмущается пожилой обрюзгший человек, которого мы все сегодня видим впервые.

Оказалось, что у Иосифа Давидовича есть сводный брат по имени Владимир, намного моложе. Который как-то моментально ухитрился узнать о смерти старого скрипача. И приехал вместе с женой, заявив, что ему положена обязательная доля в наследстве.

Какое наследство может быть у моего учителя, я понятия не имела. Но, как оказалось, об этом знал его юрист, которому профессор оставил все распоряжения.

– Сколько можно? – продолжает разоряться мужчина. – Устроили тут представление! Я единственный законный наследник Йоси, так что…

Меня даже передёргивает.

Сразу представляю, как Иосиф Давидович посмотрел бы на человека, посмевшего назвать его Йосей!

Торопливо, спеша избавиться от всего этого и выйти с мужем на улицу, где бабаня вместе с Вовой катают коляску с нашей дочерью, вскрываю конверт и с недоумением смотрю на выпавшие довольно странного вида бумаги.

– Что это? – поднимаю глаза на юриста.

– Видите ли, – мужчина откашливается, подходит к большому сейфу и открывает его, – Иосифу Давидовичу принадлежала скрипка.… Думаю, вы и сами знаете, о чём я? – протягивает мне знакомый футляр.

– Да, его скрипка, – я осторожно забираю её из рук мужчины, на глаза снова набегают слёзы.

– Это скрипка рук Жана Батиста Вийома, – произносит он негромко, и челюсть у меня невольно ползёт вниз.

Прославленный французский мастер, чьи копии инструментов Страдивари и Гварнери были неотличимы от оригиналов настолько, что даже великий Паганини не мог с точностью определить, какая скрипка является изначальным образцом…

– Но… как же… Иосиф Давидович никогда и не упоминал.…

– Тем не менее, это именно она, – в уголках глаз юриста собираются морщинки, как от улыбки. – И теперь её владелицей стали вы. Все эти документы подтверждают ваши права. Скрипка не входит в государственную коллекцию уникальных музыкальных инструментов, но все данные о ней, разумеется, есть – и вам в своё время нужно будет оставить чёткие указания, кому вы её передадите.