Первая скрипка для злого доктора
Шрифт:
И чудо, что я вспомнила об этом, когда у самой от страха за учителя голова не соображает!
Осторожно подхватываю скрипку и смычок, практически выпавшие из рук старого скрипача, убираю в футляр. Иосиф Давидович мне не простит, если я оставлю её здесь. Он над своей скрипкой трясётся….
Бегу следом за всем оркестром, высыпавшим в холл, на ходу доставая мобильный и набирая Антона.
– Да? – слава богу, он отвечает сразу.
– Антон! Иосифу Давидовичу плохо!
– Сейчас вызову бригаду и перезвоню! – он ориентируется моментально и скидывает звонок.
–
– Да… – киваю и, добравшись до скрипача, прошу громко: – Разойдитесь! Пожалуйста, не надо напирать! Разойдитесь, нужен воздух!
Слышу, как открывают нараспашку входные двери, снимая запоры с одной из створок, и отвечаю на звонок Антона.
– Алён, я вызвонил своих, бригада дежурных только отъехала, через пару минут будут. Через пять минут подойду, – по голосу слышно, что он почти бежит.
– Хорошо, – отключаюсь и осторожно беру в ладони холодную влажную руку учителя.
– Устроили шум… – говорит он еле слышно, не открывая глаз.
– Ох, Иосиф Давидович, помолчите, ради бога! – прошу его. – Нельзя вам сейчас говорить! Не напрягайтесь!
Мужчина слушается, что только усиливает мой страх – в любой другой ситуации он бы не замедлил сказать что-нибудь ехидное. Но, к счастью, спустя буквально несколько мгновений от входа уже слышатся торопливые шаги, и к нам подходят двое врачей.
– Освобождаем пространство! – один из них уже достает переносной аппарат ЭКГ, второй раскрывает свой чемодан с лекарствами, и я, поднявшись, отхожу на пару шагов.
Запыхавшийся Антон влетает в холл спустя ещё несколько минут. Мне только кивает, моментально оказываясь около Иосифа Давидовича. Просматривает ленту ЭКГ, вылезшую из аппарата, о чём-то переговаривается с коллегами. Потом смотрит на меня и одними губами произносит: «Инфаркт».
Иосифа Давидовича увозят на скорой спустя несколько минут. Антон уезжает с бригадой – они едут в Красную больницу.
А мы остаёмся. Весь оркестр. И не знаем, куда девать руки и глаза….
– Алёна Михайловна, – резкий, потускневший, усталый голос Пал Петровича, который молчал всё это время, – возвращайтесь на оркестровую, вы берёте партию Иосифы Давидовича. Все возвращайтесь. Мы должны сделать финальный прогон.
– Как он мог, неужели нельзя было вас отпустить? – возмущается Элька, которую я замечаю в холле, когда выхожу с самой тяжёлой репетиции в моей жизни.
Влад ещё не вышел, разбирает гобой, и я останавливаюсь рядом с подругой.
– Знаешь, – говорю тихо, – Пал Петрович прав. Иосиф Давидович первый сказал бы, что его болезнь – не повод. И он ни за что не простит нас, если мы налажаем в первом же концерте, на котором он будет отсутствовать.
Эля неловко пожимает плечами и, переведя взгляд мне за спину, расцветает улыбкой. Оборачиваюсь и вижу Влада, который подходит к нам.
– Алёна… – гобоист кивает мне, словно бы хочет что-то сказать, но я перебиваю.
– Спасибо, что заступился за меня сегодня.
– Да не за что, – он пожимает плечами. – Я же просто правду сказал. Вообще
не понимаю, из-за чего весь сыр-бор.Перехватывает руку Эли, тоже улыбается ей, и я чувствую себя лишней.
– Спасибо за поддержку, ребят, – торопливо киваю. – Мне пора.
– Ты домой? Подвезти, может? – Влад приобнимает Элю, подружка тут же оживляется:
– Да, Алёнк, может и правда.…
– Нет, спасибо, – качаю головой. – Я в больницу. Такси вызову.
– Ну ладно, – Элька неуверенно кивает, и я, махнув им рукой на прощанье, выхожу из дворца.
Единственный человек, которого мне сейчас хочется видеть – Антон. Я даже бабане не могу заставить себя позвонить. Хотя надо бы. Рассказать про Иосифа Давидовича… Но сначала я узнаю, как он.
Может быть, всё не так плохо.
Оказавшись на улице, передумываю заказывать машину. Потеплело, и я решаю пройтись пешком. Глубоко дышу и даже не сразу замечаю завибрировавший в кармане мобильный.
– Ох, боже… – выхватываю телефон, чуть не роняя его в слякоть. – Да?
– Алён Михална?
– Вова! Господи, Вова, как ты?! – я не ожидала услышать голос своего ученика, и теперь чувствую себя виноватой, что на какое-то время совсем забыла о нём.
– Нормально, Алён Михална, – голос ребёнка вроде бодрый, но какой-то не такой, словно он пытается храбриться.
– Вов, – говорю как могу ласково, – я же слышу, что-то не так. Что случилось, милый? Как ты себя чувствуешь?
– Я.… просто устал немного, – мальчик глубоко вздыхает. – И столько крови брали… больно.
Останавливаюсь, словно налетев на стену, запрокидываю голову наверх, чтобы хоть как-то остановить слёзы.
Господи, дай нам всем сил… И Вове, и мне, и Иосифу Давидовичу.… Бедный ребёнок, ему даже пожаловаться там некому, а ведь он сейчас столько всего выносит.
– Милый, мне так жаль, – изо всех сил кусаю губы. – Я бы очень хотела быть там, рядом с тобой.
– Да не, Алён Михална! Фестиваль же, – Вова независимо шмыгает носом. – Я просто…. ну… вы сказали, что звонить можно, вот я и…
– Конечно! Можно и нужно! – заверяю его. – Я очень жду твоих звонков! Ты звони сам, а то я боюсь, вдруг попаду на какую-нибудь процедуру и отвлеку тебя!
– Ага, – мальчик выдыхает вроде как даже с облегчением, – ладно, у нас тут скоро ужин и отбой… Я тогда завтра вам позвоню, хорошо?
– Обязательно звони, я буду ждать, – тут я вспоминаю про завтрашний концерт. – Только вечером у нас открытие фестиваля, ты днём меня набери, если получится, хорошо?
– Ага, – Вова прощается и вешает трубку, а я, вытерев влажные щеки, убыстряю шаг и иду к больнице.
Антон занят в операционной, медсестра просит меня подождать в приёмном отделении стационара, который расположен в левом больничном крыле. Опускаюсь на стул и закрываю глаза.
Такое ощущение, что из-за стресса организм у меня даже отключается на какое-то время. И прихожу в себя я, только когда мои плечи обхватывают крепкие руки.
– Алёнка, – Антон помогает мне подняться и прижимает к себе. – Ну что же ты. Надо было домой ехать. Я же тебе написал.