Первая спасательная
Шрифт:
Команда раздевается, но медленно, больше для виду; на самом же деле все ждут, взволнованные, как мальчишки. Тишина, только вода каплет из крана, да Матула сопит и с хрустом чешет себе грудь.
– Ох, до чего же мне знать интересно, - вздыхает Пепек.
– Он все-таки должен понимать, что тут его все терпеть не могут.
– Отчего же ему не выпить?
– замечает крепильщик после долгих размышлений.- Коньяк это коньяк.
– Да ведь он "пес"!
– Есть такой грех! Зато за всем углядит.
– Правильно.
– И задается, - сплюнул Пепек.
–
Адам уже разделся и потихоньку идет под душ, чтобы начать свое бесконечное мытье. Мартинек, голый по пояс, положил руки на колени, закрыв сонные глаза. Деду Суханеку, видимо, холодно - он сидит скрестив руки на груди, как стыдливая девушка...
– Выпил, выпил!
– спешит сообщить еще в дверях старый Томшик, приняв важный вид.
– А что сказал?
– Что очень благодарен и что, мол, пьет за здоровье первой спасательной.
– И не обозлился?
– Нет. Спросил, вправду ли, мол, это ему посылает команда? Верно ли?
– А ты что?
– А я сказал: ну да, господин запальщик, команда, и желают, мол, вам здоровья. Эту бутылочку послал сам господин управляющий.
– А он что?
– Заморгал этак и спрашивает, правда ли, Томшик?
– И что он сделал?
– Ну что ему делать! Вроде как усмехнулся - ладно, мол.,.
– И выпил?
– Выпил. Только рука у него тряслась, так что он штаны облил. А потом и говорит: "Скажите иди Томшик, что я благодарю всю команду". Да, и еще добавил: "Винцек, ребята-то как черти работали".
Господин Хансен будто бы сказал ему: вот это шахтеры, любо-дорого поглядеть!
Все столпились вокруг Томшика, упиваясь этими новостями; лишь каменщик Матула сидит и почесывается, уставя налитые кровью глаза в пол; Адам, намыливаясь в десятый раз, серьезно слушает.
– А какой он был при этом, Винца?
Старый Томшик не умеет объяснить.
– Ну какой... Вроде не ожидал, что ли, И спросил: вы не знаете, Томшик, кто это придумал? Не знаю, мол, господин запальщик, должно быть все сразу.
– Правильно сказал, Винца!
Команда необыкновенно оживилась, языки развязались.
– Ну вот, видишь!
– Нет, Андрее-то каков! Ручным скоро станет!
– Ребята, теперь мы!
Пепек перекинул через руку свою рубашку вместо салфетки и протянул стаканчик из толстого стекла деду Суханеку.
– Держи, дед, как самый старший. И радуйся, что ты еще на этом свете.
До сих пор об этом никто не упоминал.
У старика, когда он принимает стакан, дрожит рука.
– Обушок, вот что обидно, - лепечет он, пробуя коньяк.
– Ну, ваше здоровье!
– Он опрокинул стаканчик и поперхнулся.
– Матерь божья, вот это да!
Пепек подносит стаканчик Адаму.
– Теперь ты.
Адам долго нюхает коньяк и протягивает обратно полный стаканчик.
– Ваше здоровье, - говорит он и вытирает губы.
Станда не поверил глазам: Адам улыбнулся!
Правда, это была лишь тень улыбки, но все-же... как будто это вовсе и не Адам.
Теперь стаканчик взял крепильщик, поглядел на него против света
и вылил содержимое себе в глотку.– Хорош,-довольно сказал он и тихо просиял.
– Матула!
– Не хочу, - проворчал каменщик.
– Да брось, Франта, не ломайся...
– После Андреса... я... не стану пить!
– Ну, не порти компанию, дружище!
Матула берет стаканчик опухшими пальцами.
– Я его убью, - громко говорит он, - все равно убью...
– В другой раз с ним посчитаешься, а пока, черт возьми, уймись!
Каменщик Матула подчинился и выпил коньяк.
– Дай еще, - прохрипел он н вытер ладонью синеватые губы.
– Теперь я.- И Пепек, широко расставив ноги, опрокинул коньяк в рот и с наслаждением заржал.
– -Теперь ты, Станда!
Станда никогда еще не пил коньяка; сначала он попробовал его на язык, затем выпил одним духом, по примеру прочих, заморгал н закашлялся; сразу опьянев, он почувствовал безмерное блаженство, на глазах у него выступили слезы, вся душевая завертелась, и он не знал, как выразить свой восторг. Удивляясь, что пол уходит у него из-под ног, он повернулся к Мартинеку.
– Мартинек, я тебя люблю, - с жаром сообщил Станда.
Молодой гигант весело улыбнулся.
– Ну вот и ладно.
– А на Пепека я вовсе не сержусь, - торопливо уверял Станда.
– Вот нисколечко, Пепек... Пепек поклялся, что поможет им. Пепек - славный малый, и я его от всей души люблю. А Хансен... братцы, ну прямо как бог! Правда ведь, он как бог?
– Еще бы, - серьезно согласился крепильщик.Ханс - во!
– Понимаешь, Хансена... я считаю героем. Первый спустился н ушел последним... Крепильщик, я готов снова туда спуститься. Я слышал, как они тюкали... Мартинек... ведь верно, мы им поможем?
– Понятное дело, - отвечал крепильщик.-А зовут меня Енда... Иди-ка ты мыться!
Станда с наслаждением плещется под душем, коекак, торопливо проводя руками по своему худощавому телу. Мартинека он больше не стыдится. Нет, нет, перед Мартинеком ему не стыдно.
– Как бы вместо нас другие их не спасли, - выбивает он дробь зубами.Вот здорово будет, когда их на-гора подымут... Как ты думаешь, Андрее смелый?
Мартинек отдувается под струей воды, трет себе спину.
– Что ты сказал?
– Андрее - смелый парень?
Крепильщик задумался, красивый и сильный, как статуя на фонтане.
– Да, - ответил он наконец.
– Дело свое знает. И распоряжаться кто-то должен же, - закончил он несколько уклончиво.
– А что он всюду нос сует... думаешь, это смелость?
– Ради порядка,- рассудительно объясняет Мартинек.
– Он должен все измерить, записать и доложить, понимаешь? Он ужасно любит докладывать. Ради этого он в огонь кинется...
– Он ко мне все время придирался, - пожаловался Станда.
– Складывай, мол, камни точно в штабель, и уголь отдельно... На что это ему, скажи, пожалуйста...
– Для порядка. Он потом все обмерит и запишет в книжечку: откатчик такой-то, столько-то кубометров породы и столько-то угля.
– Он и об этом должен докладывать?