Первая спасательная

Пепек наклонился к огорченному старику.

– Да ведь я ему ничего не сказал, - шепнул он доверительно.
– Еще чего, стану я выбалтывать первому встречному, что у нас на "Кристине" творится! Чтоб над нами вся округа смеялась?

Старый Суханек задумчиво поморгал,

– Говорят, Брзобогатый... еще жив.

– Ну-у?

– Хребет... хребет ему, сказывали, перебило. Теперь пенсию получит.

– Сколько может он получить?
– живо заинтересовался Пепек.

– Чего не знаю, того не скажу. А Колмана в больницу свезли. Сначала будто ничего, даже до дому сам добрел, а потом как пошло его рвать, и в беспамятство впал... С головой, должно быть, что-то.Дед Суханек постучал по столу снизу.

– Надо сказать, со мной пока в шахте ничего такого не бывало, а спускаюсь я уже двадцать пять годков.

– Только вот с обушком нынче беда приключилась, верно?
– подпустил шпильку Пепек.
– Зато ты целых два принес на фуражке.
– И Пепек одним духом, даже не булькнув, втянул в себя кружку пива.Черт возьми, с меня сегодня самое меньшее ведро поту сошло.

– Смотри-ка, - сказал дед, - а я так совсем не потею. Раньше - верно, лет двадцать назад, тоже здорово потел; но тогда в шахтах такой вентиляции, как теперь, не было. Зато и о ревматизме ни у кого из шахтеров не слыхивали. Все потом выходило.

А трактирщиков сколько около нас кормилось, - пустился вспоминать старик.
– Теперь уж давно этого нет. Какое! Вот когда я парнишкой был, умели тогда поддержать шахтерскую честь!

– Хорошо бы Мартинек пришел, - заметил Пепек.
– Поет он здорово!

Дед Суханек задумался.

– Да, певали в то время... постой, как это? "Прощай же, милая моя, пора спускаться в шахту..."

Пепек кивнул:

– И знаешь, зачем? Потому что забыл инструмент в шахте. Вот как было дело.

– Слушай, Пепичек, - жалобно сказал дед.
– Будет тебе наконец. У кого хочешь спроси, всякий тебе скажет: никогда Суханек ничего не забывал. Ведь меня наполовину засыпало, я уж подумал - конец пришел...

– А что вы тогда чувствовали?
– спросил Станда.

– Что чувствовал.- - растерялся Суханек.- Сказать по совести, ничего. Ну, думал, повезет мне, так они, ребята то есть, за мной придут. А потом рассуждал сам с собой, что с Аныжкой будет; она, понимаешь, калека от рождения... Другая-то дочка, Лойзичка, замужняя, так сказать, она за тем Фалтысом, что во второй спасательной, слыхал? С той у меня забот нету никаких, а вот Аныжка... беда с ней вышла, трудные роды были, ну и... Да о чем ты спрашивал-то?

– Каково вам было, пока вы лежали засыпанный?

– Ах, да... Каково мне было... Да я, сынок, и объяснить-то тебе толком не сумею. Ну вроде когда лежишь, и заснуть никак не можешь, и на ум заботы всякие лезут. Да о чем и думать-то?
– Дед .С"-ханек откашлялся. Обушка жалко, вот что.

– Я завтра поищу его,- угрюмо пообещал Пеги.

– Ладно!
– обрадованно воскликнул дед.
– Поищи, пожалуй. Только бы его раньше другая комап ... не нашла! Что они обо мне подумают... со мной срод такого не бывало...

– Вон и Матула пришел, - приветствовал Пенек.- Помогай боже, Матула! Что старуха-то твоя? Отпустила?

– Отчего же не отпустить?
– прохрипел Матула и плюхнулся на стул всей своей тушей.
– Пустила. Гляди, - и он вынул из кармана полную пригоршню денег; одна монетка выскользнула из неуклюжих пальцев, толстых, багровых, как кровяные колбаски, но каменщик Матула даже не посмотрел вниз. Разложил на столе локти, огромные лапищи, похожий на истукана; Станда тихо присвистнул, увидев разбитые, почерневшие от кровоподтеков ногти - на этих лапах не было ни одного неизуродованного пальца.

– А где же твоя шапка?
– безжалостно спросил Пепек.

– Шапка?- пролепетал Матула и сконфуженно заморгал налитыми кровью глазами.
– Никакой шапки мне не надобно.

– Она у тебя ее отобрала, а?
– продолжал терзать его Пспек.
– Чтобы ты не ходил в трактир, а?

– Стану я у нее спрашивать, - громко ответил Матула.

– А что ты, Матула, вообще насчет баб думаешь?-- со смаком расспрашивал Пспек, продолжая истязание и подмигивая Станде.

– Да что думать-то?
– уклончиво пробормотал гигант.

– А как ты думаешь, добрые они?

– Ясно, добрые.

– А то, что они в трактир приходят кое за кем.,. Не след бы им так делать, правильно?

– Это почему же?
– сконфуженно отвечал Матула.-Они знают...

– По-моему, им при этом ругаться не к чему, - продолжал дразнить Пепек.

– Иначе нельзя, - прохрипел Матула, поднимая льдожьи глаза.
– А что им делать-то? Разве ты пoнимаешь, какая у меня жена!

– Добрая?

– Добрая.

– А правда, что тебе приходится дома на колени становиться?

Матула побагровел. "Сейчас полетят кружки", испугался Станда и пнул под столом Пепека, - перестань, мол, дразнить.

– Неправда это, - с трудом выговорил Матула.Тогда... я пуговку на полу искал, понимаешь? Пуговку.

– Ага. И потом не смог встать.

– Да. Потом не смог встать. В ногах у меня силы мало.

Пепек подобрал под столом монетку, которую обронил Матула, и подошел к оркестриону.

– Хочешь, музыку тебе заведу?

Оркестрион заиграл итальянскую песенку, звуки полились ручьем; Матула закивал в такт огромной лохматой башкой...

– Здорово, ребята, - произнес мягкий, приглушенный голос, и крепильщик Мартинек стукнул по столу огромным кулаком.

– Пришел!
– обрадовался Станда.

– Само собой!
– Крепильщик втиснул свое сильное туловище и широченные плечи между товарищами; вот он сидит и весь светится, даже к спинке стула не прислонился - так ему легко.
– Как дела?

– Что дома?
– церемонно спрашивает у него дед Суханек.

– Сам знаешь, детишки, - с улыбкой отвечает крепильщик.
– Разве из дому скоро выберешься...

– У тебя есть дети?-удивился Станда.

– - Двое. Девочке пять с половиной годков, а мальчику скоро год сравняется...

– А назвался холостым!

– Ну, там-то конечно, - небрежно махнул рукой Мартинек.
– Стану я им объяснять! Хотят холостых, - пожалуйста, стало быть и я холостой, правда ведь? А я уже семь лет как женат, парень, - похвастался он, и глаза у него заблестели, как у мальчугана, которому удалось кого-то ловко провести.
– Девочка уже читает сама... Ты заглянул бы как-нибудь.