Первая спасательная
Шрифт:
– Ты хочешь пойти добровольцем?
Все смотрят на Станду; люди за воротами вытягивают шеи, у Станды все плывет перед глазами, и он слышит только, как чей-то сиплый голос произносит "да".
– Фамилия?
– Пулпан Станислав, откатчик, - невнятно отвечает тот же чужой, странный голос.
"Да ведь это я говорю!
– вдруг понимает Гланда,- Господи, как это вышло?"
– Глянь, щенок какой выискался, - слышит Станда голос карлика ГЗадюры.
– Этот мигом всех спасет!
Но вон сидит господин Хансен, сосет сигарету и слегка кивает головой. Станда уже пришел в себя, оя чувствует, как прохладный ветерок шевелит его волосы; только сердце еще колотится, все хорошо, все хорошо, лишь бы не заметили, как у него трясутся ноги.
– И меня запиши, - говорит
– Пиши: Суханек Антонин, забойщик...
– Гляди-ка, дед Суханек!
– замечают шахтеры.
С т а р и к х и х и к а е т.
– Понятное дело, без меня не обойдутся! Я "Кристину" знаю что свои пять пальцев, голубчики! Пятнадцать годков назад я тоже видал...
Из толпы выбирается плечистый гигант, спина у него широкая, как у битюга, лицо красивое, круглое.
– Я, пожалуй, пойду, - спокойно говорит он.
– Мартинек Ян, крепильщик.
– Холостой?
– неуверенно спрашивает Войта.
– Ну да, - отвечает крепильщик.-Запишите, холостой.
– Тогда и я, Фалта Иозеф, подручный забойщика,-раздается в толпе.
– Выходите сюда!
– Иди, Пепек!
В толпе движение.
– Давай, Пепек!
Пепек проталкивается, засунув руки в карманы.
– Сколько заплатите?
– Трижды по три шестьдесят.
– А если ноги протяну?
– Похоронят с музыкой.
– А Анчка как?
– Вы уже повенчались?
– Heт, не повенчались. Она получит что-нибудь?
Помощник штейгера чешет карандашом лоб.
– Не знаю. Лучше уж я вас вычеркну, ладно?
– Не согласен, - протестует Пепек.
– Это я в шутку... А премия будет, если мы их вытащим?
Помощник штейгера пожимает плечами.
– Речь идет о людях, - отвечает он сухо.
Пепек великодушно машет рукой.
– Ладно. Сделаем. Я спускаюсь.
Фалта Иозеф озирается - что бы еще такое сказать, но позади него уже стоит кто-то длинный и смотрит ввалившимися глазами поверх голов.
– Вы записываетесь?
– Адам Иозеф. Забойщик.
– Но вы женатый, - колеблется Войта.
– Что?
– переспрашивает Адам.
– Женатых не велено принимать.
Адам проглотил слюну и шевельнул рукой.
– Я пойду,--упрямо буркнул он.
– Как хотите.- Войта подсчитал карандашом в записной книжке, - Пятеро, И никого из десятников?
От толпы отделяется низкорослый человечек.
– Я, -говорит он самодовольно.- Андрее Ян, десятник подрывников.
– Пес-запальщик, - бросает кто-то из шахтеров.
– Хотя бы и пес, - резко обрывает Андрее,а свой долг я выполню.
Войта постучал карандашом по зубам.
– Андрее, ведь вы тоже...
– Женат, знаю. Трое детей вдобавок. Но кому-то нужно идти с командой, - высокомерно провозглашает он и вытягивается в струнку, чуть ли не становится на цыпочки.
– Порядка ради.
Толпу расталкивает силач, не спуская с Андреса налитых кровью глаз.
– Тогда иду и я.
– Вам что угодно?
– Я тоже иду.
– Красные глаза на одутловатом лице пожирают "пса" Андреса.
– Матула Франтишек, каменщик.
– Каменщику там нечего делать, - возражает Войта.
– С крепильщиком крепь ставить, - хрипит гигант.
Войта оборачивается к Мартинеку.
– Ладно, - добродушно соглашается молодой великан.- Там работы и на двоих хватит.
– Тогда ступайте все в контору подписывать обязательство, - говорит помощник штейгера.
– Теперь вторая команда. Кто хочет? Здесь. Григар Кирилл, забойщик.
– - Пивода Карел, откатчик.
– Вагенбауэр Ян, крепильщик.
– Участковый десятник Казимоур.
– Влчек Ян, забойщик.
– Кралик Франтишек, подручный забойщика.
Фалтыс Ян, забойщик.
– Рубеш Иозеф, забойщик.
– Сивак Иозеф, крепильщик.
– Кратохвил Ян, откатчик.
– Голый Франтишек, откатчик.
Черный батальон плотнее смыкается вокруг помощника штейгера.
– Да пиши ты уж всех по порядку. Скорее дело пойдет!
VII
Станислав Нулпан медленно раздевается вместе с остальными. Тяжело и тоскливо в чужой бригаде - ведь даже и к
таким, как Григар с Бадюрой, можно привыкнуть. Пять-шесть недель назад он впервые раздевался в этой душевой; ему показали - вот твоя вешалка для одежды, на этой вот цепочке ты поднимешь свои веши под потолок и замкнешь ее. Тогда он взволнованно, с любопытством смотрел, сколько этой одежды под потолком - казалось, там висит стая больших летучих мышей, прицепившихся вниз головой; тогда он еле сдерживался от нетерпения-скорей бы в шахту... Где же здесь вешалка крепильщика Яна Ра.маса, где висят вещи Антонина Кулды, отца семерых детей?.. Сейчас, когда Станда не видит Хансена, вся эта затея кажется ему странной, бессмысленной, почти нереальноп. В какую историю он впутался! "Эй ты, сопляк!– будто слышится ему насмешливый голос Бадюры.
– Небось перед Хансеном выслужиться захотел?" Станде немножко стыдно - и вправду, не следовало ему выскакивать первым, на глазах у всех, и, конечно, это пришлось им не по душе, - новичок откатчик, а туда же, вперед всех суется, будто без него не обойдутся! Ну погоди, ужо внизу поглядим, каков ты есть!
Станда украдкой, неуверенно поглядывает на остальных; но его никто не замечает. Дед Суханек сует тощие ноги в рабочие штаны, заправляет рубашку и радостно тараторит о том, как было дело пятнадцать лет назад. Да-а, их там осталось сто семь, куда покрепче тогда трахнуло; мы вытаскивали их на-гора по частям...
Адам сидит с ботинком в руке, смотрит куда-то в пустоту, и на длинной шее у него прыгает кадык; но вот он махнул рукой и натягивает тяжелый заскорузлый опорок. Пепек еще голый, он скребет себе спину и объясняет молодому крепильщику что-то пасчет жульнических порядков на шахте, о пройдохах уполномоченных и так далее; узловатые мышцы на руках и бедрах так и перекатываются у него под кожей, он весь черный и мохнатый, точно собака, и от него разит потом... зато Пепек настоящий крепыш, ничего не скажешь; Мартинек благодушно смотрит на него сверху вниз голубыми глазами, почесывая золотые завитки на выпуклой груди; боже, какой он красивый!-любуется Станда, затаив дыхание; такое сильное, спокойное тело, широкие плечи, руки и ноги могучие, словно бревна... Станде вдруг становится ужасно стыдно своего длинного белого тела, своих вялых мышц на руках и узкой грудной клетки.
"Какой я мужчина", - малодушно думает он и поспешно набрасывает на себя рабочую рубашку; но, выпростав голову из ворота, он видит, что крепильщик Мартинек по-детски улыбнулся ему всем своим круглым лицом. Станда обрадовался. "С Мартинском я подружусь, - думает он уверенно. Сколько ему может быть лет? Тридцать, не больше..." Каменщик Матула сопит, сражаясь со своей рубашкой; брюхо у него обвисло мешком, грудь словно у женшины, спина широкая, сильная, заплыла салом...
Станда морщит нос, так ему противно. Чистый бегемот, ему бы еще только захрюкать. Наконец Матула всовывает свои толстые, словно надутые воздухом руки в рукава и натягивает грязную рубаху; из ворота показывается щетинистая башка и одутловатое лицо; теперь он сидит, отдуваясь, совершенно изнеможенный. "Боже мой, - недовольно рассуждает Станда, - и этот пьяный боров пойдет с нами! Да и вообще мы на героев не похожи; от нас так несет потом и вонью; и это называется спасательная команда! Ничтожная горсточка шахтеров - в огромной душевой нас и не видно! А еще говорят о спасении человеческой жизни! Почему не пошлют больше? Надо бы спустить в шахту всех четыреста пятьдесят углекопов с "Кристины", пусть все сражаются с подземными силами за своих товарищей! Господи, какой будет толк от нас, от этой жалкой кучки!" - думает Станда, и душа у него уходит в пятки.
Но уже появился десятник-запальщик Андрее, по прозвищу "пес"; на нем такая же измятая одежда, как и на остальных, и такая же пропотевшая заскорузлая шапка, но он задирает нос и взглядом пересчитывает людей. Первая спасательная мгновенно замолкает. Каменщик Матула захрипел, взглянул на "пса" Андреса налитыми кровью глазами; он сжимает и разжимает опухшие кулачищи, точно хочет задушить запальщика. Тот скользнул по Матуле взглядом, но.форса не сбавил.
– Готовы?
– Ага, - ответил за всех дед Суханек и вежливо осклабился беззубыми деснами.