ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века

10 февраля. «Назначена важная репетиция проверочная перед показыванием Константину Сергеевичу». Бакшеев сказался больным; выяснилось – его дома нет. «На таких людях важного, ответственного спектакля строить нельзя». Бакшеев не безымянного калику играет, в перечне действующих лиц его Яволод первый; и чувствует же молодой артист, что Станиславский любит его возможности трагика (а не только его «русскость»). Но вот так – сказывается больным.

11 февраля на поставленной Болеславским «Гибели „Надежды“» побывал Максим Горький. За ним записано: «Говорил, что это лучший спектакль Москвы». Оно должно бы подкрепить Болеславского после тяжелого для него утра. Утром состоялся прогон двух актов «Калик» с Конст. Сергеевичем. «Разругано вдребезги. Присутствуют, конечно, все».

12 февраля. «Новая сцена. Все расстроены, измучены. Ко всему еще прибавился Лазарево-Знаменский инцидент. Прилагаю его. Репетиция не вышла. Посидели, поговорили. Грустно и трудно. Решили на перерыве в 2–3 дня».

И. В. Лазарев играл Овстрата – калику родом из бояр. Что за инцидент у него со Знаменским, уже не узнать, да и не важно. Измученность студийцев понятна. Удивителен добрый настрой Станиславского.

Станиславский не выключается из работы. Напротив, входит все глубже.

«14, 15 и 16 февраля. Студия. С 2 до 7 исправление текста пьесы с автором, Конст. Сергеевичем и Л. А.».

«17 февраля…Исправили текст 1-го акта.

Вечер. Искали первую сцену III акта и проверяли текст сцены Знаменского и Федоровой», т. е. сцены Алексея c женой Яволода после того, как ее дом сожжен и хозяин убит.

18, 19, 20 февраля репетируют утро и вечер («1 акт. Мизансцена»).

Так же без пропусков 22, 23, 24, 25, 26 февраля. «26-го показали Конст. Сергеевичу 1-й акт. Одобрил с некоторыми замечаниями».

Так же без отдыха в последние дни февраля и в первые дни марта.

Текст правят тоже до последнего момента [188] .

188

Приведем прошение, составленное по всем правилам канцелярии и подписанное Станиславским 4 марта 1914 г. (КС, № 6533/1 – 2). «Ввиду изменений, сделанных во время репетиций в пьесе В. М. Волькенштейна „Калики перехожие“ в 3-х действиях (уже дважды разрешенной цензурой 1) 30-го апреля 1913 г. под № 6083 и 2) 10-го сентября 1913 г. под № 12628) прошу разрешить к представлению пьесу с внесенными в нее поправками.

Директор Московского Художественного Театра

К. С. Алексеев (Станиславский).

P. S. Прилагаю два экземпляра пьесы и две 75-коп. марки.

К. Станиславский».

2 марта. «Предлагаю В. В. Готовцеву поторопить 3-й акт с декорациями.

Присутствует Конст. Сергеевич, занимается с Бакшеевым и Знаменским, и Бондыреву [так. – И.С.].

Ни одного дня без репетиций, 4-го утром и вечером снова – «8 ч. вечера. «Калики». Сцена. (Установка 1 и 2 актов. До 4-х часов ночи)». Курсив Сулера.

Надо еще подкрасить «половик». Холсты-декорации, как и в других студийных постановках, подвешиваются на крючках – кто о крючках должен позаботиться. «Совершенно нет запаса английских булавок» – а уже примерки костюмов. Сулержицкий на месте, когда обступают «театрально-бытовые» хлопоты.

«5 марта. Студия. 1 акт. Присутствуют К. С. и Л. А.».

К записи Болеславского присоединим запись Сулержицкого, тем же числом помеченную: «„Калики“ – репетиция продолжалась с К. С. до 7 час. вечера, а с 9-ти час. вечера продолжалась на дому у К. С. с Знаменским, Волькенштейном и мной до двух ночи».

6 марта Станиславский занят вводами в «Провинциалку», вечером он играет кавалера ди Рипафратта, но часы днем для «Калик» он выкраивает.

Что-то привязывает Станиславского к пьесе Волькенштейна, как если бы она достойна была его рабочих часов и его гения.

«Магическое „если бы“» – один из ранних и важнейших терминов «системы». В 1-м томе «Работы актера над собой» ученик Торцова (в первых вариантах – Творцова) записывает за учителем хвалы «если бы» – «рычагу, переводящему нас из действительности в мир, в котором только и может совершаться творчество».

Начинается упражнением с пустышкой.

Чтобы поджечь дрова в бутафорском камине, ученик просит спичку.

«– …Вы хотите спалить театр?!

– Не в самом деле, а как будто бы поджечь…

– Чтобы „как будто поджечь“, вам довольно „как будто“ спичек. Вот они, получите.

Он протянул мне пустую руку».

Будет разработано и без числа повторено упражнение «с пустышкой» – ученику придется наливать из воображаемой бутылки в воображаемый стакан, продевать отсутствующую нитку в ушко отсутствующей иголки и пр.

Торцов протянет ученицам одной – металлическую пепельницу, другой – замшевую перчатку «Вам – лягушка, вам – мышь». Девушки отдернулись – как если бы…

«…Свойства и сила „если бы“ вызвали внутри вас мгновенную перестановку – сдвиг… Глаза начинают иначе смотреть, уши – по-другому слушать, ум – по-новому оценивать…» Нечто воспринимается, как если бы оно было чем-то другим [189] .

189

КС-9. Т. 2. С 99, 94, 101, 117.

Упражнения с пустышкой, с воображаемым предметом безопасны. При упражнении с предметом реальным в опасности предмет (хорошо, что пепельница металлическая, а стеклянную отбросишь – разобьешь).

Дар Станиславского превращать взятую им пьесу в «воображаемый предмет», восхитительно продевая отсутствующую нитку в отсутствующее ушко, или играть с предметом реальным (с пьесой, какова она есть), видя в нем нечто совсем иное, дар Станиславского, опасность которого он в себе в пору репетиций «Калик перехожих» еще не осознал.

«7 марта. 12 ч. дня. 1 акт с Константином Сергеевичем». До этого у К. С. в 11 часов была назначена беседа о строительстве. Той же теме был отдан вечер – «заседание о постройке затянулось до трех часов ночи с К. С.».

В ежедневнике Сулержицкого открывается синхронность, а стало быть, и связь событий. Всё рядом, в одни часы: завершающие репетиции «Калик» и «Сверчка», встречи с архитекторами и деловыми людьми, обсуждение, строить ли дом-театр. Рядом финансовые выкладки Станиславского, с затеей этой стройки связанные (и от дела МХТ решительно отдельные). Подсчеты К. С. в столбик, подымет ли в одиночку, хватит ли капитала. Версии насчет дома с квартирами для него и для Стаховича. Проектируется в последние месяцы перед войной.

Болеславский записывает подсказы на последних прогонах (ГЦТМ. 538.7): «Внимание. Любопытство. / Вера у Знаменского. / Мажор. / Темп. / Грубый размах. / Темперамент. / Покрупнее. Всё не мельчит».

Вторник 11 марта Станиславский проводит в Студии генеральную репетицию «Калик перехожих».

В ежедневнике записано: «В. И. и К. С. сказали о „Каликах“ – взять в Художественный театр, в репертуар, вероятно, на утренники. Но предварительно сыграть на публике, сначала в Студии в Москве закрыто (билеты по рукам), а потом в Петербурге.

Можно ли телеграфировать о том, что „Калики“ пойдут в Петербурге? В. И. сказал: подождите до четверга – в четверг Совет решит.

…Почему не было Вахтангова и Чехова на генеральной „Калик“?»

Из записи не видно, кто задает вопрос, Станиславский с Немировичем или сам Сулер. Вроде бы Вахтангов и Чехов оба были свободны.

Закрытый спектакль «Калик перехожих» в Москве сыграли 25 марта 1914 года. Билеты записаны за театральными критиками Н. Эфросом, Ю. Соболевым, C. Яблоновским, Ю. Айхенвальдом, С. Мамонтовым (сыном Саввы Ивановича); послано в шесть редакций, в журнал «Маски». Дали наконец знать в Петербург, что продавать билеты можно.