Первое апреля октября

— Сто восемьдесят пять, — вздохнул Пётр.

Яков молча замотал головой, сердито сплюнул.

— Фома, Фома… — продолжал Пётр, словно не замечая недовольства собеседника. — Как был неверующим, так и остался.

Он поднял камешек, приютившийся возле его ноги, бросил в кучу.

— С таким радением мы не скоро завершим, — кивнул Яков. — Пойти, что ли, тоже собирать…

— Нет, Яков, — возразил Пётр, — ты нужен здесь.

— Так ли уж?

— Ты моё второе я.

— Я твоё второе ты, — кивнул Яков, словно осмысливая и пробуя на вкус. — Двуликий Янус — это то, к чему ты стремишься?

Пётр улыбнулся, не ответил.

Солнце поднималось в зенит; назревала жара, пузырящаяся, как жёлтый сыр на раскалённой сковороде. Ни ветерка. Ленивые голуби без азарта паслись на газоне под сенью высокого забора.

Худосочный юноша в белом несмело, бочком, приблизился к сидящим; робко поглядывая на Петра, неловко бросил в кучу принесённый камень, присел на корточки.

— Устал, Иванушка? — ласково произнёс Пётр. — Ну, ты отдохни, отдохни.

— Учитель, — срывающимся голосом начал Иван, — учитель… Андрей совсем не хочет собирать камни. Мы собираем, а он разбрасывает. Я не устал, нет. Но почему Андрей разбрасывает?!

— Разбрасывает, — пошевелил бровями Пётр. — Знать, время его такое. Время собирать и время разбрасывать, сказано же вам.

— Но такмы никогда не построим, — со слезами в голосе протянул юноша.

— Построим, Иванушка, построим, — успокоил Пётр. — Уже сто восемьдесят шесть камней насбирали.

— Восемь, — вставил Яков, от упрямства каменея лицом — хоть сейчас клади в общую кучу.

— Сто восемьдесят шесть, — повторил Пётр спокойно, без всякого раздражения и укора.

Подошёл ещё один камненосец в белых одеждах, запорошённых пылью.

— Аве, Лёвушка! — улыбнулся ему Пётр. — Сто восемьдесят семь.

— Позвать бы ещё кого, — вздохнул Лев, бросая в кучу немалую каменюку. — Что ж мы вдесятером-то.

— Водиннадцатером, — поправил Пётр. — Справимся, Лёвушка, справимся. Званых-то много может быть, а вот избранных…

Лев согласно кивнул, махнул Ивану. Взявшись за руки, они двинулись на поиски.

На ветку акации неподалёку уселась ворона, деловито каркнула. Иван вздрогнул, вцепился в руку Льва, завертел головой, выискивая испуганным взглядом злокозненную птицу.

— Да полно тебе, — Лев погладил спутника по голове, мягко подтолкнул в спину. — Идём, идём.

— Быть беде! — пробормотал себе под нос встречный с булыжником в руках. — Вчера тоже пела она. И что потом? К утру камня на камне не осталось.

Иван услышал, обратил на говорящего слёзный взгляд, колени его подогнулись, словно давило на плечи невыносимое бремя.

— Ну! — прикрикнул на паникёра с булыжником Лев. — Будет каркать-то, будет!

— Семён! — позвал Пётр. — Сёмушка, иди сюда, мой хороший, не стой там. Камень-то, я чай, тяжёл у тебя.

— Истинно, учитель! — подтвердил Семён. — Тяжёл, зараза!

— Прости его Господь, сквернословца — вздохнул Яков.

— Ты молодец, Сёмушка, — кивнул Пётр. — Молодец. Неси сюда камушек, не надрывайся, стоючи. Всё, что даёт Господь, всё во благо, Сёмушка. И камень от Господа, и он тоже во благо, стало быть. И тягость его.

— Да, учитель, — пропыхтел Семён, опуская булыжник на кучу.

— А сколько надо камней на лестницу? — спросил следующий подошедший.

— На какую лестницу, Матвеюшка? — вопросил Пётр.

— Ну… — дёрнул Матвей головой, бросая в кучу камешек не больше пуговицы размером. — Которую строить будем.

— Мы не будем строить лестницу, мой хороший, — покачал головой Пётр. — С чего ты решил про лестницу?

— Вчера же говорили, — пожал плечами камненосец.

— Нет, Матвеюшка, ты что-то не так понял. — покачал головой Пётр. — Не понял ты, мой хороший. Это Яков думал, что лестницу.

— Я не думал! — замотал головой подошедший Яков.

— Да не ты, Яшенька, не ты. Другой Яков, — Пётр кивнул на сидящего рядом.

— И правильно я думал, — загорячился тот. — Лестницу и надо!

— А Варфоломея на руках понесём? — возмутился Яков, тот, что подошёл. — Сам-то он не поднимется.

— Мы не будем строить лестницу, Яша, — успокоил Пётр. — Мы будем строить…

— Башню, — тонким голосом вставил ещё один подошедший, бросив на кучу ком иссохшей земли.

— Нет, не башню, — покачал головой Пётр. — И ты, Филиппушка, опять землю принёс. Земля не годится, понимаешь? Нужны камни.

— Мне не сказали, — удивлённо развёл руками Филипп.

— Так вот и говорю, — улыбнулся Пётр. — Камни. Земля не годится.

— Хорошо, — кивнул Филипп. — Только не бей меня.

— Да что ты, Филиппушка, бог с тобой! — замахал руками Пётр. — Что ты говоришь такое!

— Вчера ты ударил меня, когда я принёс щепку.

— Ударил? — удивился Пётр. — А зачем ты принёс щепку, Филиппушка? Камни надо.

— Мне не сказали, — нахмурился Филипп.

— Так вот и говорю, голуба мой: нужны камни. Ни земля, ни древо нам не подойдут. Понимаешь? Это другие стихии.

— Да.

Яков грустно вздохнул, когда все удалились. Он посмотрел на шкворчащее глазуньей небо, на котором одиноким желтком плавилось солнце. Сплюнул.

— Нет, не надо лестницу, — произнёс задумчиво. — Нельзя лестницу. Не дойдём. Слишком высоко.