Первое грехопадение

Растерянный и подавленный, я долго сидел на крыльце, не понимая, как такое могло случиться, и что теперь делать? То ли от прохлады, то ли от только что пережитого, меня охватила дрожь. Я поднялся и вошёл в дом. Мама сидела на моём топчане и что-то шила на руках.

– Раненько сегодня, - сказала она.
– Устал, небойсь?

Я, молча, кивнул головой.

– Тогда ложись, отдыхай, а я в комнату перейду, посижу ещё немножко, - и она стала собирать разложенную на постели раскроенную материю.
– Я сейчас "Любовь Яровую" по радио слушала. Интересная постановка. Этот Шваньдя меня совсем уморил.

Спектакль я слушал несколько раз и знал почти наизусть. А сейчас из репродуктора лилась быстрая, как ручей, скороговорка Вадима Синявского - передавали футбол. В футболе я в то время почти не разбирался и выключил висевшую на стене чёрную тарелку репродуктора, а перед тем, как лечь, вывернул и лампочку. Через занавеску из комнаты проникал слабый свет, а я лежал и смотрел в едва различимый потолок. Мысли путались, перескакивая с одной на другую. То я презирал себя, то вдруг чувствовал какое-то непонятное, пугающее удовлетворение, которого, как мне казалось, не должно было быть. И тут же, исподволь, подкрадывался совсем уже трусливый вопрос: "Видел нас с Надькой кто-нибудь или нет?". Но после недолгих раздумий, пристыженный, отвечал себе: "Если и не видели, что это меняет? Сам-то про себя я всё знаю...". "А что, если взять и обо всём рассказать Галке, не дожидаясь, когда проговорится Надька?" Эта мысль меня немного приободрила: "Ну что я такого сделал? Подумаешь, до девчонки дотронулся... Многие пацаны так делают. Скажу, что пошутил". Однако я сразу отверг эту мысль, показавшуюся спасительной: Галка в такую шутку не поверит. Вспомнилось и её письмо о ревности.

Погас свет у мамы, а я всё не мог уснуть, переворачиваясь с боку на бок. Потом пришли Зина с Тоней; не зажигая керосиновую лампу (летом электричество в посёлке давали до одиннадцати часов), они на цыпочках прошмыгнули мимо меня в комнату, и там долго перешептывались между собой, заглушая смех подушками...

Во сне я падал со стога. Я падал, цепляясь, в буквальном смысле, за каждую соломинку, за каждую травинку, и земля, ощетинившись колючей стернёй, неотвратимо приближалась. Потом я почувствовал, что падаю не только я, но и весь стог; он уже накренился в мою сторону, готовый вот-вот рухнуть и придавить меня своей душной тяжёлой массой. Я замолотил руками и ногами, будто барахтался не в сене, а в воде, и... проснулся. Когда понял, что лежу на своём топчане, запутавшись в одеяле, с облегчением вздохнул. В окно через занавески струился бледный рассвет, а с улицы донеслось звяканье подойника - это мама готовилась доить Дуську перед выгоном в стадо. Я счастливо улыбнулся, перевернулся на другой бок и... И в то же мгновение вспомнил вчерашнее, вспомнил Надьку. Какой я дурак, какой дурак! От бессилия повернуть время вспять и всё изменить, я сжался в комок, стиснул зубы и едва не заскулил.

В конце недели проводили Тоню в город. Мама и девчонки, как водится в таких случаях, всплакнули немного, а потом мы все вместе вышли за ворота. Когда Тоня с небольшим чемоданчиком шла к лесовозу, за рулём которого сидел Ромка, мама неожиданно перекрестила ей спину и негромко сказала:

– С Богом, доченька...

А Галка приехала всего за три дня до начала занятий. Об этом мне поведал Генка Тимохин, зайдя вечером:

– Сидишь, как сыч, дома, носа не высовываешь, а там Галька Щира приехала.

– Какая мне разница, - стараясь быть равнодушным, ответил я, хотя внутри будто оборвалось что-то.

– Кончай трепаться, Колька!
– Генка расхохотался.
– О ваших записочках, наверное, полкласса знает. От Зойки разве что скроешь! Это она вас засекла.

Я стоял и моргал глазами, подыскивая ответ, но так ничего и не придумал. Вот так номер! Вся наша конспирация - коту под хвост. Правду говорят: шило в мешке не утаишь. Интересно, как Галка к этому отнесётся? Вот будет ей сюрприз!

– Пойдём на нашу поляну, там сегодня все собираются, - потянул меня за руку Генка.
– Давно в лапту не играли.

Пришла ли туда Надька, думал я, шагая рядом с Генкой? А если пришла, расскажет Галке или нет? Обычно девчонки об этом не распространяются, ну, а вдруг - из ревности, назло... И холодок тревоги опять заходил под рубахой.

Место, куда пошли с Генкой, мы называли "наша поляна". Здесь мы играли в городки, лапту и в разные другие игры. Поляна начиналась сразу за огородами и своей длинной стороной упиралась в заросли тальника, за которыми раскинулось пересохшее нынешним летом болото Для наших игр места хватало с избытком - не сравнить со "спортивным городком" у конторы. Нередко сюда наведывались парни и постарше нас. Посмотрят, позубоскалят над нами, а потом, глядишь, сами в игру включаются. Другой раз, не успеем оглянуться, как уже зрителями становимся - у них там свои счёты! А по выходным дням и праздникам не остаются в стороне даже матёрые, уже в годах, мужики. Придут вроде бы на молодёжь посмотреть, свои молодые годы вспомнить, а руки-то чешутся - ну и за лапту. А разыграются - команда на команду, - войдут в раж и о возрасте забывают. Вот тогда-то и начинается настоящая потеха!

Надьки на поляне я не увидел и немного успокоился. А вот Галка была там и, как обычно, - в центре внимания. О чём-то рассказывая, она живо размахивала руками, смеялась, и было видно, что ей очень приятна и радостна встреча с ребятами. Я сразу забыл обо всём и уже никого, кроме неё, не видел. Наконец-то дождался!

Галка увидела нас с Генкой, глаза её на мгновение вспыхнули знакомыми искорками, но она тотчас отвернулась, вроде бы не заметив ни Генку, ни меня. А я подошёл прямо к ней и, зная, что скрывать теперь нечего, улыбнулся и сказал:

– Здравствуй, Галка!

– Здравствуй, - как можно равнодушнее сказала она, а в глазах её читалось: "Ты что, сдурел?".

– Ой-ой-ой!
– простонал Генка, скривив рожу.
– Могли бы и поцеловаться.

Не рассмеялась только Галка; она затравленно озиралась вокруг, не зная, что делать и что сказать. Такой растерянной я увидел её впервые. Уж кого-кого, а Галку-то трудно было чем-либо сбить с толку. И ещё я увидел Зойку Голованову, поглядывающую на меня с многозначительной ухмылкой. "Вот штучка! И когда только успевает всё пронюхать", - с досадой подумал я.

– Не надоело вам в тайны играть?
– посмеиваясь, спросил Генка.

– Проболтался?
– прищурив глаза и сдвинув брови, Галка повернулась ко мне.

Я выдержал её испытующий взгляд и ответил:

– Нет, не проболтался. Я никому даже слова не сказал. Честно...

– А как же...
– начала, было, Галка, но Генка перебил её:

– Хватит вам, потом разберётесь... Давайте на команды делиться!

Пока ребята делились на команды, мы продолжали стоять там, где стояли. Галка ещё не пришла в себя и, потупив взгляд, носком туфли нервно ковыряла землю, а я терпеливо ждал, когда она заговорит. Наконец она тряхнула головой, сверкнула своими зелёными искорками и улыбнулась:

– Ну и хорошо... Я сама уже хотела...
– и тут же, отметая всё, о чём думала минуту назад, вглядываясь в мои глаза, быстро спросила:

– Колька, а ты ждал меня? Ждал? Только честно!

– Ещё как!

– А я мамке все уши прожужжала: поедем да поедем, а у неё всё дела и дела...

"Если бы ты приехала на недельку раньше, - пронеслось у меня в голове, - тогда бы ничего не случилось".

– Пойдём играть, - отгоняя смутные мысли, сказал я.

– Пойдём. Только в одну команду. Хорошо?

После игры, немного отстав от ребят, мы пошли рядышком. Уже стемнело, можно было, не таясь, взяться за руки, и мы взялись.

– Через два дня в школу, - сказала Галка задумчиво.
– Последний класс...Грустно как-то... И, не знаю почему, - тревожно. Папа сказал недавно, что нашу семью ждут большие перемены, но какие - не объяснил. Чтобы не сглазить, говорит.

– А я слышал, что через год-полтора участок закроют. Может, это?

– Не знаю. Но вряд ли...

Мне показалось, что она что-то недоговаривает, однако расспрашивать не стал. Но вот она опять пристально посмотрела на меня и сказала: