Первое задание

– Держи, – Локи ставит на ковер тарелку с яблоками и усаживается рядом. – Я жду.

Я беру яблоко и с остервенением вгрызаюсь в гладкий зеленый бок.

– Я не знаю, с чего начать… О чем конкретно ты хочешь услышать?

– Расскажи о своем детстве.

– О детстве… Ладно. У меня было счастливое детство. Вполне обычное, но счастливое. Я родилась на другом конце планеты – в огромной, самой большой в этом мире стране – в России, в Сибири. Американцы представляют эти места диким краем, где медведи по городам ходят. Но, кроме медведей, там много чего интересного… это огромный простор, это Обь – одна из самых больших рек, это горы… Лето там короткое, но очень жаркое, зима лютая и по шесть месяцев в году. Сугробы наметает по вторые этажи зданий… деревья стоят заснеженными, в инее… красиво. У меня был, что называется, полный комплект – мама, папа, бабушки с дедушками, младшая сестра и всякая домашняя живность. Мои родители были строителями. Папа проектировал электростанции – огромные сооружения, которые производят электричество…

– Я знаю, что такое электростанции.

– Не перебивай, а? Я, когда была маленькой, дико гордилась тем, что папа дает людям свет и тепло. Он казался мне таким большим, сильным… Мне нравилось сидеть у его письменного стола и наблюдать, как он чертит, считает… Мама преподавала в университете. Она учила проектировать жилые дома. У нее всегда не было времени – студенты, лекции… Больше всего времени я проводила с бабушкой – она меня учила читать, готовить, вышивать – в общем, всему, что должна уметь хорошая девочка. В музыкальную школу отвела. В России многие дети учатся музыке. Я шесть лет училась по классу фортепьяно.

– Сыграешь?

– Я лет сто уже не играла – не вспомню. Да и не на чем тут.

– Это легко решить.

– Ты слушать дальше будешь или хватит?

Локи наливает мне очередную порцию виски, одновременно делая приглашающий жест.

– Из детства я ярче всего помню дедушку – я была у него старшенькой внучкой и он баловал меня – сладости, игрушки… на мотоцикле катал. У него был культовый для России мотоцикл – ярко-зеленый Урал с коляской. Мама ругалась постоянно – «Опасно!», а он только смеялся… он был седой-седой, с очень теплыми и сильными руками и смеющимися морщинками у глаз… Когда он умер, мне было тринадцать. Я стояла на кладбище у его могилы и понимала, что что-то закончилось и никогда уже не вернется. Что больше нет большого седого деда, который разгонит всех соседских мальчишек, что не хотят брать меня в игру, больше не посадит меня в коляску мотоцикла и не повезет за мороженым… Наверное, тогда и закончилось мое детство.

– Почему ты решила стать врачом?

– Из вредности. Мама с папой видели меня продолжателем их дела – я должна была пойти в строительство, прославить семью на этом поприще… а я уперлась рогом, и все.

Локи удивленно поднимает брови:

– Чем ты уперлась?

– Рогом. Это образное выражение. Из вредности я подала документы в медицинский университет. Там нужно было обязательно сдавать экзамен по химии, с которой я особо не дружила. Но мне повезло, и я прошла.

– И что? Родители обрадовались твоему своеволию?

– Ну… не сказать, чтобы очень. Но у меня же получилось, а победителей не судят.

– Что дальше?

– Дальше? Я отучилась два курса и пошла работать. Нет, денег мне хватало. Мне не хватало адреналина. Учеба – дом… Я пошла на Скорую помощь. Фельдшером. Больше никем не взяли. Сутки дежуришь – двое дома. На учебе глаза слипались, но мне нравилось. Я кайфовала оттого, что в любое время суток несусь по городу в белой машине с сиреной кого-то спасать… Так я познакомилась со своей первой любовью.

– Первой любовью? – Локи усмехается, глядя мне в глаза. – И кто это был?

– Догадайся. Байкер, попавший в аварию. Он очень пострадал… Пока мы везли его в больницу, я держала его за руку и не давала сорвать кислородную маску. Потом в палату забегала… он звал меня его персональным ангелом. Когда из больницы вышел, в кино позвал, потом покататься… И закрутилось. Я за ним хвостиком ходила. Открыла для себя, что значит дорога и два колеса. Открыла рок-музыку. Потом захотела ездить сама. Папа понял, что меня проще пристрелить, чем переубедить, и в качестве подарка на двадцатилетие помог купить первый мотоцикл. Мою первую Хонду, – я откидываюсь на спину и улыбаюсь в потолок. – Я обожала свою Сибишку*.

– И куда делась твоя первая любовь?

– А куда и все. Как-то, приехав на набережную, я увидела его, обнимающегося с другой девицей. Дала по морде. Ему. И уехала. Долго кружила по городу тогда, закладывая немыслимые повороты. Как не улетела нигде – вопрос… Приехала к подруге. Напились мы тогда с ней… А потом пришли к выводу, что не надо разбивать сердце – оно одно. А вот ломать кости можно – их много… и желательно – своим обидчикам.

– Хороший ход мыслей.

– Злой ты.

– Правда? – Локи смотрит на меня сверху вниз, подпирая ладонью щеку. – И что вы с ним сделали?

– А ничего. Мараться было противно. Оно и к лучшему было, на самом деле. Я стала гонять одна – и на мотоцикле, и на работе. Со Скорой пришлось уйти – в университете нужно было выбирать специализацию. Я пошла в травматологию. После работы на Скорой помощи мне ничто другое не было интересно. На этом отделении был совершенно потрясающей преподаватель, врач от Бога… Да не ухмыляйся ты так! В него полкурса были влюблены. Он руководил отделением медицины катастроф. Да и сейчас руководит, наверное… Почти все девчонки к нему на практику записались. Ну, и я тоже. Выжили, правда, единицы… Не, не, живы-то все. Но из травматологии многие ушли.

– Почему? Не выдержали его… обаяния?

– Ты представляешь, что такое медицина катастроф? – Локи с усмешкой качает головой. – Это работа в зоне стихийных бедствий, терактов… После твоей вечеринки с читаури на Манхэттене медицина катастроф как раз и работала.

– И зачем ты в это пекло полезла?

– А спецназ не ищет легких путей.

– Кто?

– Спецназ. Элитные войска. Поговорка такая.

– Дальше?

– А дальше я пережила практику и внаглую заявила, что хочу с ним работать. Он обещал подумать, отправил гулять до конца университета. После диплома рекомендовал меня как интерна в местный травматологический исследовательский центр. Интерн – это врач-недоучка, но уже с допуском к людям. В этом центре я проработала два года, прежде чем… – я запнулась.

– Чего замолчала?

– Налей мне еще, а? Мне надо совсем напиться, чтобы рассказать это.

Локи молча берет бутылку и наполняет бокал.

– Это о твоих родителях?

– Ты откуда знаешь?

– Я видел часть твоего сна.

– Видел? Как?

– Я же бог, забыла?

– Ты мне регулярно об этом напоминаешь. Если видел, зачем рассказывать?

– Я видел только часть. И, если расскажешь, тебе станет легче.

– Локи, ты тоже напился? С чего ты такой добрый?

– Рассказывай.

– Раскомандовался... – я помолчала, собираясь с мыслями. – Я дежурила в ночь. Поговорила по телефону с мамой и легла поспать… Через два часа их привезли на машинах реанимации. Я стояла у операционного стола, но ничего не сделала… Когда я узнала маму, у меня случилась истерика, меня вырубили. Их не спасли. Там были лучшие врачи, но они ничего не смогли сделать… Я плохо помню период после их похорон – только туман и тупая постоянная боль в груди. Постоянно пустой дом. От меня тогда даже кот сбежал. Я полгорода облазила, пока его искала – так и не нашла. Потом пришла злость. Меня перехлестывало – тварь, упившаяся в стельку и севшая за руль, убившая мою семью, на свободе. Ему ничего не сделали. Ни-че-го.