Первое задание
Шрифт:
– Мам, там гроза такая... может, лучше останетесь? – кому я это говорю. Ирке если что в голову втемяшится – не вышибешь.
– Не беспокойся, мы аккуратно.
– Ну ладно. Давайте, хорошо доехать. Я пойду, обойду владения и таки посплю. А то завтра опять весь день на ногах.
– Ну, ты сама травму выбрала, милая. Терпи. Давай, целую.
– Я тоже тебя целую, мам. До вечера.
– До завтра, родная.
Я отключила вызов и вернулась к созерцанию начальственной писанины. Скука... но надо. Давай, Олеся, давай, надо. Тебе и так повезло попасть в НИИ, а не в городскую больничку.
Надо в отделение прогуляться. Тихо, хорошо... Медсестра на посту кемарит, приемник, судя по звукам, в карты режется... Темно, фонари за окном отражаются в белой плитке пола. Пойду и я прилягу...
... Сколько времени? Что за беготня? Экстренного привезли? Протирая глаза, выползаю из ординаторской. Навстречу бежит запыхавшийся медбрат.
– Леська! Давай бегом! Там троих привезли, двое уже в реанимации, одного на стол срочно отправили!
– И? Оперировать кто будет?
– Светлова уже вызвали, через минут двадцать будет.
Ладно, плавали уже, знаем. Вприпрыжку бегу в операционную. Что там, интересно? Автодорожка поди, в такую-то грозу.
Операционная бригада встает у стола.
– Свет!
– Есть!
– Кислород!
– Есть!
– Леся, встань слева.
– МАМА!!!
Передо мной на операционном столе лежит моя мама. Лицо почти невозможно узнать – сплошная гематома. Но руки... это ее кисти, ее родинка...
– Мама!!! Это моя мама!!! НЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!...
– Пошла вон! Стас, выведи ее!
Меня силой вытаскивают из операционной, укладывают на кушетку в коридоре. Я бьюсь, вырываюсь, с перчаток слетают мелкие капельки... кровь... кровь моей мамы...
– Вера, успокоительное!
– Что с ней?
– Там ее мать. Привезли троих. Один в реанимации, вторую не довезли.
– ИРААААА!!! НЕЕЕЕЕЕТ!!!
Меня держат, что-то колют в руку. Темнота.
Голова гудит, руки-ноги ватные. Я лежу в палате под капельницей и озираюсь по сторонам. Рядом сидит Алексей Владимирович Светлов – мой начальник и зав.отделением в одном лице.
– Алексей Владимирович, что вчера было?
– У тебя была истерика в операционной.
– Господи... простите меня... я уснула на дежурстве и мне показалось, что на столе моя мама...
– Олеся... прости, девочка. Тебе не показалось.
– КАК?! Что с ней?!
– Я сейчас позову Веру с успокоительным, и мы с тобой поговорим.
– Не надо Веру! Что с мамой? С папой? С Ирой?!
– Лесь... их больше нет. Прости, девочка, мы не смогли. Травмы были несовместимы с жизнью...
Он еще что-то говорил, но я не помню. Я оглохла и ослепла. Моей семьи больше нет. Бабушка ушла два года назад, не пережив смерти дедушки. Мама, папа, Иришка... Ирочка... Я плакала и смотрела в потолок. Потом снова плакала. Я не могла есть и спать. Мне хотелось уйти вслед за ними. Я не смогу одна. Я не смогу без них...
Из больницы я вышла через десять дней. Родителей похоронили без меня. Деньги собирал весь институт. Я хотела поехать на кладбище, но Светлов стал каменной стеной, и меня привязали к кровати. Я лежала, не в силах пошевелиться, и перед глазами проплывали картины, как машины едут к кладбищу... как заколачивают три гроба... как опускают в землю тех, кто были моей семьей. Я теперь
одна. Совсем. Среди семи миллиардов жителей Земли – одна...После выписки меня отправили в отпуск – я не могла заходить в операционную, где умерла моя мама. В палату, где умирал папа. В морг, где проводили вскрытие... Я умерла морально.
Следователь, которому передали дело, дал мне возможность познакомиться с материалами: “В результате выезда на полосу встречного движения автомобиль Toyota Land Cruiser столкнулся с автомобилем Toyota Yaris. Водитель автомобиля Toyota Land Cruiser доставлен в больницу скорой помощи №34 с переломами нижних конечностей и ребер. Водитель и два пассажира автомобиля Toyota Yaris были доставлены в реанимационное отделение НИИ травматологии и ортопедии, где скончались от полученных травм”.
В суд дело передавать отказались. Я добивалась сама. Но... “... Ерохина Максима Александровича оправдать за отсутствием состава преступления”. Человек, убивший мою семью, оказался большим чиновником. Ему все сошло с рук. Мне хотелось выть от горя.
Получив на руки копию приговора, я напилась. Я сидела на полу родительской комнаты и пила коньяк. Одна. Мои подруги, выразив соболезнования, отстранились. Им не было до меня дела – своя жизнь, свои дела... А Вадиму, с которым я рассталась два месяца назад, я звонить не стала. Хотя, говорят, он приходил в больницу, но Верка его не пустила ко мне. Ну и правильно.
Я и коньяк. Коньяк и я. Я выпиваю остаток бокала залпом. Фу, гадость. Наливаю еще. Когда же меня вырубит?..
Звонок в дверь. Покачиваясь, я бреду к выходу. С третьей попытки открыв дверь, я увидела за ней Вадима. С цветами.
– Привет!
– Что тебе надо?
– Ну... я поддержать тебя пришел.
– А это зачем? – киваю на букет.
– Ну... ты же теперь одна, вот я и подумал... может, нам все сначала начать? Жить есть где...
– Пошел отсюда.
– Лесик, солнышко, ты что? Ты выпила...
– Пошел вон. Я тебя не знаю и знать не хочу.
Я захлопнула дверь, вернулась в комнату и упала на родительскую кровать. Я ревела пьяными слезами, выла, сжимая покрывало, кусала себя за побелевшие костяшки... Боги, ну за что?! За что вы отняли у меня их?! Зачем?! Забрали бы меня лучше, только чтобы они выжили... Мама... мамочка... папа... Ира... за что?!!
Три месяца прошли, как в тумане. Я ходила на работу, дежурила, даже оперировала иногда, приходила домой и засыпала. Просыпалась с криками от повторяющегося каждую ночь кошмара: на операционном столе лежит моя мама. Я ее оперирую. Я пытаюсь ее спасти. И вижу, вижу как уходит ее жизнь. И каждый раз, когда раздается монотонный высокий звук кардиометра, я просыпаюсь.
– Скажите, Олеся Николаевна, почему вы хотите уехать из России?
– Я хочу развиваться, господин посол. Я хочу учиться и строить карьеру там, где женщина может стать хорошим травматологом. В России таких возможностей нет.
– Вы знаете, сколько стоит обучение в Соединенных Штатах?
– Да, господин посол. Я сейчас продаю квартиру, также у меня есть сбережения, оставшиеся от... родителей.
– Простите за бестактность, ваших родителей с вами нет?
– Они погибли.