Первоначальное христианство

Отношения между иудаизмом и иезуизмом были тогда аналогичны отношениям между метрополией и колонией; последняя укрепляется при помощи первой, заимствует у нее язык, обычаи, идеалы, методы, формы и престиж, пока с течением времени новая среда не создает у нее специфических характерных черт, а затем чисто географическая обособленность и собственные интересы колонии побуждают ее перестать платить старинную дань. Как это обычно бывает, и в данном случае в колонии существовала партия лояльных по отношению к метрополии людей, оказывавших жестокое сопротивление сепаратистским стремлениям.

3. Еврейские секты; ессеи.

Хотя Иосиф Флавий перечисляет 4 еврейские «секты», на самом деле в еврействе существовала, не считая иезуистов, только одна отколовшаяся секта в современном значении этого слова. Фарисеев и саддукеев можно скорее сравнить с разделенными церквами или «школами» римской и англиканской; первые были «правоверными и даже более того», поскольку они соблюдали закон, но, развивая его, настаивали на учении о грядущем царстве, не содержавшемся в моисеевых книгах, тогда как саддукеи, руководимые домаккавеевским консерватизмом или эллинистическим скептицизмом, держались только моисеева учения, в осуществлении которого они играли главную роль, так как принадлежали преимущественно к жреческому сословию. Интересно отметить, что евангелия с особым ожесточением нападают не на саддукеев, отвергавших учение о будущей жизни, а как раз на фарисеев, утверждавших эту догму; дело в том, что фарисеи были естественными конкурентами нового культа в среде еврейства.

Третья группа, упоминаемая Иосифом, — группа Иуды Галлилейского была скорее политической партией, чем религиозным течением; она просто защищала еврейскую национальную независимость против римлян.

Но в известных пределах термин «секта» подходит к ессеям; факт существования и характерные черты секты ессеев заслуживают особого внимания в связи с зачатками христианства. Все говорит за то, что в течение многих поколений среди еврейства существовала группа, называемая ессеями (возможно, что она раньше называлась хасидами), которая вела аскетический образ жизни, отвергала животную пищу и животные жертвоприношения, избегала вина, теплых купаний, масла для натирания, носила белое платье и предпочитала льняные ткани шерстяным, запрещала всякого рода клятвы, кроме одной, и высоко ценила безбрачие

Многие из них жили на берегах Мертвого моря собственным трудом в мужских безбрачных общинах, соблюдая общность имущества, под строго иерархическим управлением; но многие другие жили разбросанными по еврейским городам; некоторые были женаты, но все соблюдали принципы аскетизма. Для приема в члены общины требовался длительный искус. В отношении вероучения они крепко держались моисеева закона, но почитали также солнце, которому они по утрам возносили хвалебные гимны; они строго соблюдали субботу; они сами исполняли свои религиозные требы, без священников, изучали магию и ангелогию, но чурались логики и метафизики.

Что касается морали, их культ проповедовал физическую чистоту и братское смирение, относился враждебно к рабству, войне и обычным порокам, но был склонен к мистицизму, проповедуя столь часто встречающуюся в древних религиях веру» что аскетизм может сообщить человеку сверхъестественные способности. В общем это учение имело столько общего, с одной стороны, с пифагореизмом, а с другой стороны — с маздейской религией и буддизмом, что это надо считать доказательством связи между этими учениями; отсюда следует также заключить, что одно общее движение некогда распространилось в Азии вплоть до буддистской Индии, а в средиземноморском мире до греческой Италии («Великая Греция» в южной Италии) и сохранилось в различных сектах в течение многих столетий.

Мы видим, таким образом, что и без участия какой бы то ни было, якобы, божественной личности, даже без предания о ней, мог в среде еврейства существовать культ, превосходивший христизм в отношении аскетизма и смирения, достигший степени братства, к которой христизм явно, но тщетно стремился, и в течение многих поколений соблюдавший по существу безбрачие, принимая своих адептов чаще всего извне после строгого искуса, частью путем усыновления и воспитания детей.

Такая система, определенно ставившая себе целью отбор наилучших и исключение худших, исключала мысль о создании мировой религии, и хотя она еще существовала в V веке, она не могла пережить окончательного уничтожения создавшей ее среды, если не считать перешедшего в христианство идеала монашества. Но длительное существование ессейской секты ясно показывает, какие широкие возможности открывались для религиозных движений в Палестине и на Востоке без каких бы то ни было исключительно одаренных вождей и без чего-либо похожего на сверхъестественное новое религиозное творчество.

Насколько ессеи повлияли на ранний иезуизм, трудно установить. Несмотря на некоторые совпадения, как. например, запрещение клятвы и уважение к безбрачию, ясно, что между обоими движениями не было такого сходства, какое предполагали в них писатели, старавшиеся их отожествить; но эти совпадения свидетельствуют о сходных умонастроениях. Тот факт, что ессеи не упоминаются в евангелиях, надо объяснить отсутствием соперничества между этими двумя учениями. Одно было местное монашеское, замкнутое; другое было странствующим и пропагандирующим. Только в умах плохо информированных римских фальсификаторов II в. могла зародиться мысль о враждебных столкновениях между ними. Ессеизм не нуждался в нововведении Мессии, а иезуизму надо было идти в поход за вербовкой сторонников.

4. Языческие культы.

В греко-римском мире христизму приходилось соперничать не столько с собирательным принципом политеизма или с публичным почитанием храмов, живших за счет взносов верующих, сколько с тем типом полуприватных культов, к которому принадлежал и сам христизм, и с народными культами, связанными с страдающими и умирающими богами-спасителями. Наиболее выдающиеся из них были древние культы сирийского Адониса, фригийского Аттиса, Диониса и египетского Озириса; все они частично ассимилировались друг с другом в вопросах теории, ритуала и публичного отправления культа.

Но одновременно с христианством начал распространяться в империи еще и персидский культ Митры, впервые проникший в римскую армию после войны с Митридатом; в конечном счете, он стал самым опасным соперником новой церкви. Все эти шесть культов одинаково выдвигали идею о смерти и воскресении бога; все они жили в одинаковой атмосфере древних суеверий, эмоционального возбуждения, жажды религиозного общения, тревоги за будущее и стремления смыть с себя грехи путем религиозных обрядов и покаяния. Наконец, все шесть богов считались «рожденными от девы».

Из восточных культов, соперничавших с христианством, наименее развитыми в богословском отношении были культы Адониса и Аттиса, бывших первоначально божествами растительной силы; их ежегодная смерть и воскресение означали сначала ежегодное умирание и возрождение всей жизни природы, а затем также убивающую и возрастающую силу солнца. Хотя все культы древнего мира обнаруживали тенденцию к сглаживанию различий между ними, однако, наиболее древние всегда были отмечены каким-либо специфическим обрядом; в религиях Адониса и Аттиса таким специфическим обрядом были празднества, начинавшиеся скорбью и кончавшиеся ликованием.

Аттис, сын девы Мирры, символизировался срезанной сосной, означавшей принцип жизни в человеке и природе; на празднестве, во время весеннего равноденствия, это дерево в процессии относили в храм Кибелы, причем к нему привязывали изображение юноши, представляющее умершего и изувеченного бога. В древности, по-видимому, к дереву привязывали настоящего юношу, которого убивали, как жертву, и смерть которого должна была обеспечить стране и народу одновременно физическое плодородие и моральное благоденство; но благодаря общему закону смягчения нравов место первоначального кровавого убийства заняла мистическая церемония. Отзвуком прежних времен остался обычай, по которому жрецы в мистериях Аттиса носили его имя.