Первозданная

— Что? — горечь затапливает все естество. — Ты действительно думаешь, что я этим пытаюсь вызвать ревность?..

— А чего, мать твою, ты добиваешься, рассказывая про другого мужика?!

Сглатываю и стискиваю зубы, лихорадочно дыша.

— Лишь поднимаю твою самооценку, признавая, что ты был прав, — шиплю, приблизившись вплотную и обостряя наш визуальный контакт. — Правда в том, что мы с тобой безбожно похожи — нам обоим нужна свобода. Но моя свобода начинается там, где ты, а вот твоя — там, где меня нет. И я так не могу! Не могу, Тор! Быть рядом с тобой, зная эти простые циничные истины!

— А рядом с ним сможешь? — идиотский вопрос.

И мне срывает тормоза от очередной обиды, от его слепоты и нежелания вникнуть в сказанное…

Резко отталкиваю Адонца и ору, закрыв лицо, чтобы выплеснуть неуемную тоску. Но не помогает. Встряхиваю головой в бьющей потребности скинуть гнет разрушающих меня эмоций. Наивная! Разве поможет?..

Спустя пару секунд обращаю к нему свой безжизненный взгляд.

— Может, и смогу! Может! — наглая ложь. — Может, он не будет предлагать мне спать с ним без предохранения с дальнейшим «мы примем меры»? Не станет впихивать в меня противозачаточные? Может, он захочет детей именно от меня?! Может, не станет целовать других при мне, незадолго до этого уверяя, что лишь мои губы пьет как сладость?! Может, он действительно любит меня? И ему нужен не просто секс без обязательств? Может, он не поставит рамки, заставив поверить, что все скоротечно?!

— Разве не ты этого хотела, Сатэ? — хватает за плечи и трясет в гневе. — Не ты утверждала, что я тебя не сломаю? Что принимаешь мои условия?

— Да! Ты сказал, пока нам обоим это нужно, мы будем друг у друга единственными! — вновь вырываюсь из его хватки. — Мне больше не нужно, ясно?! Именно для того, чтобы не сломаться! Как ты не понимаешь?!

— Раз так, — зловещий вердикт, — желаю всех благ и счастья рядом с тем, кто даст все то, чего не дал я, и чего ты, безусловно, заслуживаешь. Не смею задерживать, являясь препятствием на пути к полноценным отношениям.

Лучше бы он меня ударил.

Но я и так дернулась, будто от увесистой пощечины.

Самая тяжелая ноша — это боль разочарования, ведь тебе некого винить, кроме себя.

Я все равно надеялась, я ждала какого-то признания.

И вдруг осознаю, насколько сильно хотела, чтобы Торгом меня остановил и опроверг все эти высказывания.

Внутри создается вакуум — такая необъятная пустота, от которой уныло опускаются руки.

— Спасибо, — произношу ровно, глядя в любимые глаза. — Прости, что не послушала тебя изначально, ты же предупреждал, чтобы я не лелеяла никаких надежд. А я — дура, Тор. Дура.

Горло душит сменяющими друг друга спазмами — то сильнее, то слабее.

Я не заплачу, знаю. Больше нет. Не при нем.

Мы стоим и сверлим друг друга так люто, будто и не было между нами минут нежности и страсти.

С этого момента — чужие. Окончательно.

Не выдерживаю первой. Отворачиваюсь и покидаю комнату, направляясь к выходу.

Здесь я стала женщиной в руках потрясающего мужчины. Я знала, какой он, и принимала его таким.

Здесь мне открылся мир чувственности, познание которого стоило всего, что я пережила.

Здесь я окончательно убедилась в том, что любовь для меня — раз и навсегда. Не как у него…

Действительно дура. Подсознание всегда жило надеждой на иной исход.

Я ведь до последнего ждала, что Адонц пойдет за мной и остановит.

Но беда в том, что он даже не шелохнулся, когда я уходила из его жизни.

Глава 30

«В жизни можно распланировать все, кроме чувств. Чувства — самое непредсказуемое, а потому опасное явление». Е. Лагутина «Солнце ближе»

— Тупишь по-страшному, но не так, как раньше. Давай, за прогресс?..

Звон бьющихся друг о друга шотов отзывается эхом в голове. Я понимаю, что мне больше не надо, усталость взяла свое — сегодня повязало всего после третьей стопки, а это даже стыдно.

Вардан продолжает подшучивать над Мишей, а Сармен ухмыляется их шалости, насмешливо приподняв уголки рта. Оглядываю компашку и внезапно думаю о том, что я так и не рассказал им о Сатэ. Мы успели сойтись и расстаться, эта история длилась два года, а друзьям о ней так и не поведал…

Почему, бл*дь?

Они же были в курсе всех моих похождений, а я — их. Что же изменилось с приходом этой девушки?..

Уже уходом, пардон.

Потираю лоб, широко зевая.

Да, что-то я совсем расклеился.

Мимо прошла фигуристая официантка, и я привычно уставился на Мишу, ожидая предсказуемой реакции — свиста, похабного взгляда или порочной реплики.

Секунда, вторая, третья…

— Что изменилось? — привлекаю его внимание непроизвольно вылетевшим вопросом. — Что в тебе изменилось?

Все трое озадаченно нахмурились. Пришлось объяснить:

— Ты за последний час не посмотрел ни на кого из девушек…

Мне показалось, или друг смущен?

— Сегодня они какие-то стремные… — бурчит, наливая всем водку.

Сармен и Вардан обмениваются понимающими взглядами, и последний выдает:

— А самая красивая у тебя дома, да? Понял это только сейчас?

Бутылка с грохотом опускается на столик, взбешенный Миша поворачивается к нему и шипит:

— С каких пор моя жена для тебя стала красивой?..

— Ты, что, больной? Не для меня, а для тебя, идиот!

— Остыньте, — вмешивается Вардан. — У тебя необоснованный приступ ревности, Михаил. Человек просто намекает, что теперь ты смотришь только на нее.

— Что за бред! — нервно ведет плечами в ответ.

— А что в этом такого? Почему бы не признать?

Медленно и бесповоротно охреневаю от происходящего, следя за разговором. Миша и…любовь? Эта бесчувственная скотина разве способна на такое? Да он чуть ли не в первую брачную ночь после исполнения супружеских обязанностей пошел налево…

Нет, я, конечно, подмечал, что после рождения сына он немного осел эмоционально, нет безумных выходок, но…

— Нечего признавать! — огрызается.

— Я так и понял, — ехидничает Сармен.

— Короче, — приподнимаюсь, вытаскивая бумажник, — пошли на хрен со своими сеансами психоанализа. А я устал и иду высыпаться.

Оставляю пару крупных купюр и под возмущение и уговоры покидаю полюбившееся нам всем заведение, в котором мы бываем несколько раз в месяц. Завтра много дел, а я последние недели две не очень лажу с добротным сном.