Первозданная

— Вы хотите побыть в роли моего психолога? — усмехаюсь невесело. — Отбираете хлеб у пролетариата?

Элеонора Эдуардовна тяжело вздыхает. Около минуты в помещении царит тишина. А потом она как-то странно всматривается в меня и медленно произносит:

— Прости, я хотела бы поговорить об этом раньше, но ты не была готова. И в тот день, когда тебе стало плохо…я… — запнулась вдруг женщина. — Я впервые по-настоящему поняла причину твоего поведения. Прошу ответить на мой вопрос, потому что это очень важно.

С нарастающей злостью, но абсолютным осознанием того, что от меня все равно не отстанут, я стиснула зубы и процедила:

— Вы оставите меня потом в покое?

— Если ты этого захочешь.

— Захочу!

— Хорошо. Говори, Сатэ.

Я отвернулась. Так было легче.

— Утром вышла из подъезда, направляясь на работу. Мовсес уже поджидал меня. Я очередной раз попыталась донести до него то же, что и пять лет подряд. Сказала, ничего не будет. Не сообразила, как именно, но он успел вколоть мне сильное снотворное. Или что это?.. Не знаю. Остальное я помню плохо. Меня постоянно мутило, тело горело, сознание деактивировалось. Я была уверена, что умираю. Было много боли, очень сильной, просто нечеловеческой. А потом Мовсес что-то вводил, и становилось легче, я снова отключалась. Но не спала. Будто смотрела на все это со стороны…

Мне надо было замолчать. Чтобы выдать следующую информацию, следовало собраться. Отогнать подступившие слезы. Вобрать побольше воздуха в легкие…

— Он меня трогал. Как могла, я пыталась сопротивляться. Но это трудно, когда ты не в состоянии даже говорить… Мовсес болен и одержим. В здравом уме никогда бы не сделал такого со мной. Но теперь это и не особо важно. Факт остается фактом. Эти несколько дней я была в его руках, и своего он добился. Я не хочу это вспоминать.

Я снова замолкла, обуреваемая пробуждающимся чувством обиды, несправедливости и вселенской тоски.

— Как оказалось, это был четвертый день. Я проснулась и вышла из комнаты впервые за все это время. Увидела свое отражение в зеркале и испугалась. Не заметила начало лестницы сзади, и уже через пару мгновений лежала внизу, ощутив, что сломалась. В надежде на долгожданное спасение. На смерть. Дальше Вы знаете.

— Ты не можешь быть такой слабой.

Меня на пару секунд оглушает это заявление, вынуждающее круто развернуть кресло, чтобы взглянуть в глаза этой пожилой провокаторши.

— Как Вы смеете? — задыхаюсь в возмущении.

— Еще как смею! И жалею, что не посмела раньше! Надо было сразу заставить тебя заговорить об этом, а не ждать больше месяца…

— Как вижу, Вам уже лучше… — я тут же направилась к двери, дрожа от ярости.

Но практически у порога резко остановилась, когда вдогонку мне было брошено:

— Не было никакого изнасилования.

Глава 39

«Сперва мы просим радости,

Потом — покой лишь дать,

А позже — облегчения,

Чтоб только не страдать». Э. Дикинсон

Счастливая улыбка озарила мое лицо от уха до уха. Я пошевелила ногой и практически не почувствовала дискомфорта. Гипс на руке сняли около десяти дней назад, а вот со вторым пришлось помучиться еще. Но сегодня все закончилось.

Неимоверная легкость. Неужели теперь я стану полноценным человеком, которому не нужна помощь во время самых простых гигиенических процедур? И я больше не буду тупить взор, когда меня раздевают и одевают посторонние люди?

Да! Свобода!

— Спасибо Вам огромное… — обращаюсь к травматологу, на что он сдержанно кивает.

Для сурового мужчины это всего лишь выполнение обыденной работы, для меня же — возвращение к настоящей жизни. Я завтра же выйду на работу, а сегодня вернусь в свою квартиру.

На улице после всех надлежащих бумажных формальностей останавливаюсь перед входом и цепляюсь взглядом за силуэт курящего мужчины у машины. Мужчины, не парня. Мгер в свои двадцать два лишь внешне походит на юношу. Внутри — сталь. За прошедшие недели мы очень сблизились, и я с удивлением ловила себя на мысли, что с ним мне безумно интересно, несмотря на такую разницу в возрасте.

Вообще, многое произошло за это время.

Я теперь знаю, какой эффект производит землетрясение магнитудой в десять баллов. Как рушатся стены, стирается фундамент. В одно мгновение все вокруг превращается в ничто. Это произошло с моим нутром. Очень резко мрачная действительность, которую я создала, распалась подобно карточному домику, когда я услышала правду…

— Мгер, — зову его тихо, приближаясь.

Он тут же оборачивается, делает последнюю затяжку и отходит к урне, куда швыряет окурок, предварительно погасив его.

— Поехали? — открывает передо мной дверцу. — Надо отметить этот день. Ты скинула свои доспехи…

Смеюсь, коротко хлопнув по плечу брата.

— У меня просьба.

— Да?

— Хочу попасть в одно место. Одна, — делаю акцент на этом слове и смотрю прямо в глаза. — Поезжай домой, а я на такси туда и обратно.

— Без вариантов. В такой мороз отпускать тебя одну и на такси? Шутишь?

Я тяжело вздыхаю и недовольно морщусь. Можно подумать, меня до этого носили на руках! Прожила же как-то до тридцати лет и в мороз, и в стужу ездя на транспорте?..

— Да не надо так смотреть! — отшучивается. — Я же впечатлительный. Еще ночами спать не буду, вспоминая твой взгляд…

— Мгер! — возмущению моему нет предела.

— Я предлагаю такой вариант: я поеду домой на такси, а тебя водитель отвезет, куда хочешь. Так спокойнее будет. И я отстану.

Размышляю какое-то время. В принципе, он прав. Почему бы и нет? Воспользуюсь один раз такой привилегией — поездка с личным водителем. Это облегчит мою задачу.

— Согласна.

— Сат, будь осторожна.

— Спасибо тебе, — обнимаю его и наблюдаю, как переходит на противоположную сторону, достав смартфон.

Затем сажусь в машину и называю адрес. Если мужчина и удивлен, то сохранить невозмутимость у него получается на все сто процентов. Все же мадам подбирает себе вышколенный персонал — надо отдать ей должное.

Дорога занимает почти полтора часа, и я, наблюдая за сменяющимся пейзажем, с какой-то настойчивой потребностью вновь отдаюсь в плен спутанных мыслей.

Вспоминаю откровения Элеоноры Эдуардовны, возродившей меня из пепла, в котором я уже успела уютненько пристроиться. Кто бы мог подумать, что воспалённое сознание сыграет со мной такую злую шутку, и я поверю в то, чего не было, самолично поставив крест на своем существовании?