Первозимок

Этого довода было куда как достаточно, чтобы оправдать и более серьезные прегрешения, а потому друзья тут же трусцой выбежали за околицу и полевой дорогой помчались в сторону деревни Староверовка.

Когда они постучали наконец в окошко Савелия, хозяин уже спал.

– Кто там?..
– не сразу отозвался он хрипловатым спросонок голосом.

– Мы это, дядь Савелий!
– бодро отозвался Петька.

– Кто это мы, и чего это вас принесло ни свет ни заря?

– Мы, Петька с Сережкой, которые Расхвата у вас торговали!
– теперь уже обстоятельно разъяснил Петька.
– Молока принесли для него!

– Ох, ты ж, боже мой...
– запричитал дядька Савелий уже снисходительно.

– И охота вам на ночь глядя беспокоиться?.. Чудаки-юдаки...
– неопределенно заключил он. После чего заскрипела избяная дверь, потом загремел засов в сенях, и на пороге, в темном проеме двери, по-всегдашнему опираясь на дрючок, наконец появился, как призрак, дядька Савелий. Напряженно вгляделся в ребят, потом в небо над головой, где лишь редко-редко, то там, то здесь, мерцали одинокие звезды.

– Чтой-то не пойму, ночь сейчас али утро? Заспал, должно быть. Зари-то нет?

– Вечер сейчас, дядь Савелий!
– объяснил Петька.
– Только поздний уже. А мы с Серегой из Староверовки прибежали: поесть Расхвату принесли. Вот!
– И Петька протянул дяде Савелию белую бутылку, заткнутую бумажной пробкой.
– Тетка Шура сказала, что если в подполе держать - два дня не скиснет! Людям это молоко есть еще нельзя - молозиво оно называется! А Расхвату как раз будет!

– Корова, стало быть, отелилась?
– уточнил дядька

Савелий, принимая бутылку.

– Не. Откуда корова? Коза.

К ногам дядьки Савелия подкатился и приглушенно взвизгнул Расхват.

– Ага, почуял, что для него!
– разъяснил дядька Савелий.
– Счас мы тебя попотчуем. Половину отольем, а остаток - в подпол... Запас будет. Ну, спасибо вам, ребятки. Не ошибся я, значит, кому хозяйствовать кобельком! Бегите домой теперь, вас уж давно хватились, поди, ищут:

Сережка пропустил это замечание мимо ушей и на всякий случай напомнил:

– А яйца мы, дя Савелий, найдем - ты не сомневайся!

– Это мы что-нибудь придумаем!
– подтвердил Петька.

После чего они отступили в темноту и без лишних слов припустились бегом по улице - каждый в свою сторону.

Сережка побаивался домашней встречи. А энергичный Петька, - может, потому, что у него не было ни отчима, ни матери, - наоборот, был совершенно убежден, что до смерти переполошит свою бабушку, заявившись домой посреди ночи, и загодя был очень доволен этим, несмотря на неизбежную трепку в связи с переполохом...

Но, вопреки его ожиданиям, бабушка не только не дала ему взбучки, но даже не удосужилась поинтересоваться, где это он, суматошный, проболтался до такого часу. И это немножко обидело Петьку. Надо же, целый день и полночи носился человек по делам, чуть ли не через весь район за молоком бегал, а тут к нему ни малейшего интереса, так что даже завести важный разговор причины не оказалось...

Бабушка, сонно крестя рот, поставила перед внуком чугунок с несколькими картошинами, завернутый в тряпицу, чтобы не остыл, и как молча поднялась - так молча и улеглась опять на деревянную самодельную кровать. Только потом, уже накрывшись дерюгой, напомнила:

– Поешь, погаси каганец да ложись...

Петькина постель была на кутнике. И пока он за обе щеки уплетал аппетитную картошку - досада его пропала. Даже подумал, укладываясь посреди тряпья (что - под себя, что - на себя, что - под голову): какой разговор среди ночи?.. Одним, двумя словечками перекинешься - и все: ничего главного не расскажешь. Потому гораздо лучше завтра, когда в низенькое, скособоченное окошко заглянет первый луч солнца, а бабушка уже будет хлопотать возле печки, чтобы сесть потом за свою прялку, - Петька поднимется и так это небрежно, спокойно, будто даже невзначай, скажет: «А я вчера в Староверовке был...»

«Это за каким же лешим тебя туда занесло?!» - изумится бабушка, всплеснув руками.

И уж тогда Петька расскажет ей все: и про белолобого, в белых носках собачонка - давно не щенка, но и не кобеля еще, но из которого вырастет, если его учить, настоящая, умная и сильная собака, потом расскажет про яйца, которые нужно достать, потому что собак немцы извели, а такие, как Расхват, и в другое время на вес золота... Потом уж расскажет и про молоко, про то, как они в Староверовку бегали с Сережкой...

С этими согревающими Петькину душу мыслями он и уснул.

Однако утром тоже все получилось опять не так, как планировал очень довольный собой Петька.

Во-первых, когда он проснулся - было уже не утро, и лучи солнца не могли пробиваться в окошко, потому что погода на улице стояла пасмурная.

Во-вторых, не слышалось привычного поскрипывания прялки.

«Значит, бабушка ушла куда-то еду промышлять...» - решил Петька.

«Надо же кормить и себя, и внука», - вспомнил он ее всегдашний ответ людям. И, повернувшись лицом к стенке и натянув на голову то, что называлось когда-то лоскутным одеялом, однако продолжало честно служить ему, он снова будто уплыл в приятную легкость сна... Окунулся в него так прочно и глубоко, что проснулся во второй раз уже где-то к середине дня, когда пришла домой бабушка и стала греметь возле печки то кочергой, то рогачом.

И поэтому заговорить первым, как Петька планировал, чтобы удивить бабушку, тоже не удалось.

– Ты где это, Аника-воин, мотался вчера до петухов, считай?
– строго, но спокойно осведомилась бабушка, даже не глядя на него. И коротко предупредила: - Только говори правду, не ври. Я так и так все знаю.

А Петька и не собирался врать. Немножко разочаровался только, что важный разговор начался не по его почину и удивить свою бабушку Самопряху ему не удалось и не удастся теперь...

Но все равно, уж раз так вышло, Петька честно, без утайки рассказал все, как было: без прикрас и без хвастовства - какой он догадливый и шустрый... На одном только делал Петька упор: какой хороший и умный собачонок у дядьки Савелия, какая нужная, сильная собака из него выйдет, если обучить как надо...

При этом Петька спохватился и испуганно принялся шарить в изголовье, ища спрятанную перед сном под голову тетрадку. Тетрадка, к счастью, была на месте. И он завершил свой доклад простым, любому человеку понятным сообщением, что без Расхвата жить больше не сможет, и дело всего за пустяком: надо раздобыть где-то два десятка яиц, которые, оказывается, не только вкусные - хоть сырыми, хоть вкрутую, - но еще и полезные, как лекарство, - вот что интересно...

Бабушка слушала его, не перебивая, вроде бы понимающе, сочувственно, лишь изредка уточняя рассказ внука немногословным вопросом. Но когда все, о чем нужно было поведать ей, Петька толково и доказательно изложил - она, опершись на рогач, по-всегдашнему спокойно, коротко и просто заключила:

– Затея эта безнадежная. Хвокус твой.

Петька от неожиданности даже не нашелся что возразить - будто все свои слова растратил, пока толково, по-деловому объяснил бабушке всю важность вчерашних событий и для него, и для нее. Теперь даже рот приоткрыл и заморгал, изумленный бабушкиными словами.