Первый командир, версия для конкурса

Трудно уложить услышанное в усталых мозгах. Митька немного отдышался, и сразу начал мёрзнуть, как бывает после нервного напряжения и работы на измор.

– Эй, ты чего зубами лязгаешь? Грейся! Сам устал, а колдовскую силу почти не истратил, вся при тебе.

Но Митька не умел одновременно думать над важными вещами, разговаривать и греться колдовством. Только закутался поплотнее в шинель и плащ-палатку. Смотрел на немецкие позиции, позади которых они с Рэмом только что были, и, набравшись духу, задал главный вопрос, который носил в себе всю дорогу:

– Командир, а ты можешь наколдовать портал к Гитлеру? Пристукнуть бы его, и сразу войне конец! Пусть бы фашисты поймали, пытали, убили, пусть бы никто из наших никогда ничего не узнал, не помянул добрым словом...

Показалось, или Рэм усмехнулся в темноте?

– Не всё так просто, рядовой Сонин. Портал легко строится в знакомое место или на маячок. Можно рассчитать по хорошей карте. Штабная - так себе, мы с тобой дважды чуть не навернулись. Можно навести портал на конкретную личность, если имеешь что-то с тела: волосы, ногти, кровь, слюну. А теперь, разведчик, прикинь задачи для агентуры, чтобы подготовить операцию.

Митька немного подумал и начал перечислять: горячо, азартно, загибая пальцы на каждый пункт будущего плана. Рэм послушал, покивал - хлопнул по плечу, обрывая на полуслове:

– Правильно Горюнов тебя хвалит, голова работает. А теперь, Митька, заруби себе на носу. Технически, возможно сделать, как ты говоришь. Сложно, но можно. А практически - мы не имеем права. Твои предки сами прочертили границу, за которой сказке места нет. Если...

Взрыв на нейтральной полосе, и тут же беспорядочная пальба с немецкой стороны, и ответная - с нашей, в небе вспыхнуло несколько осветительных ракет. Рэм коротко ругнулся, ужом скользнул из окопа. Митька снял с предохранителя автомат и стал выцеливать, не высунется ли где неосторожный фашист? Засомневался, что попадёт: после сумасшедшего марш-броска руки заметно тряслись. Дал очередь по брустверу немцев наугад, внося свою лепту в общее "веселье".

Когда сменился, узнал: Максим Зотов и Жорка-одессит ходили за "языком". На обратном пути подорвались на минном поле. Зотов и пленный немец отделались легко, а Жорка умер, пока вытаскивали к своим.

Услышав новость, Митька оцепенел. Жорка - не первый из разведчиков, убитых при нём. И просто хоронили, и собирали кровавые клочья, которые остаются от человека после прямого попадания снаряда или мины, но... Нет, даже не то шарахнуло, что однажды исподтишка спас этому человеку жизнь, а потом успел подружиться. "Как же так? Мы с Рэмом полночи носились по немецким тылам. Горя не знали, только устали как собаки. Порталы, морок... Захоти командир взять "языка", упаковал бы без шума и пыли... Жоркино любимое выражение... Хоть генерала какого - без шума и пыли. Не захотел, послал Зотова с Жоркой, и тот погиб".

Митька не сомневался в праве любого из командиров посылать его самого и других бойцов на смерть. Даже право на ошибку за ними признавал, с юной щедростью и великодушием. Но как это - не сделать, когда можешь что-то сделать для победы?

Полумёртвый от усталости и свалившегося поверх горя, у входа в жилой блиндаж Митька всё-таки принялся счищать с себя репьи и грязищу. Рядом чистился Горюнов.

– Я смотрю, Рэм водил тебя аж до самой Жмени? Быстро вы обернулись.

Речушка под названием Жменя протекала на стыке позиций второго и третьего батальонов, далеко от места, где разведчики сидели в боевом охранении. Митька очень уважал Горюнова, ценил его уроки и просто беседы на отвлечённые, иногда неожиданные темы. Однако сейчас говорить ни с кем не хотелось, а о тех вещах, о которых хочется - приказано молчать. Митька всё-таки переспросил по привычке:

– Виктор Петрович, как вы узнали?

– Элементарно, Ватсон! На нейтральной полосе залезть в торф можно только в пойме Жмени, ближе - всюду глина, - сержант улыбнулся: сверкнули стальные зубы, блеснули стёкла подвязанных тесёмкой очков. Будь Горюнов помоложе и меньше трачен жизнью, длинное лицо его, правда, подошло бы знаменитому сыщику из книжки.

– Боязно первый раз ползать между нами и немцами?

Митька отрицательно мотнул головой:

– С Рэмом - совсем не боязно, - и здорово, когда можно говорить чистую правду. Да, правду!

– Понимаю, Мить. У тебя Чудов - первый командир, у меня, может, последний. А было у меня их с Первой Мировой не перечесть, всяких. А смотрю на этого рыжего мальчика и думаю: лучше офицеров просто не бывает. Рождён для войны, живёт ею и дышит, - чрезмерная похвала бывает скрытой издёвкой, но Митька почувствовал, Горюнов говорит искренне. А тот помолчал и добавил с досадой.
– Иногда думаю: даже слишком хорош, чтобы быть настоящим.

– Что значит, ненастоящий? Виктор Петрович, вы что-то знаете? Или просто так, - Митька сдержал непочтительное слово, - Выдумываете?

Острый взгляд сквозь очки:

– О нашем комвзвода - ничего плохого, только хорошее. Он делает всё, что должен делать по должности, и даже чуть больше. Но я встречал таких раньше и знаю: друзей среди нашего брата у них не бывает. Понятия не имею, что ему от тебя нужно, какими сказками он тебя кормит. Только держи с ним ухо востро, Митя. Уважай, бери пример, учись, но в душу не пускай, - Горюнов резко вытряхнул шинель, развернулся и ушёл в блиндаж.

Как ни странно, мутный разговор Митьку не добил, а напротив, взбодрил. Главное про командира Горюнов сказал от души и всего своего опыта: "делает всё, что должен, и даже чуть больше". Что там за старые обиды - какая разница, главное, не на Рэма.

На этот раз не было никаких порталов. Десять разведчиков во главе со старшим лейтенантом Чудовым просочились к фрицам в тыл именно так, как Митька всегда себе это представлял. Очень удачно, быстро, тихо. И чем дольше сохранится тишина, тем больше сведений о втором эшелоне немцев, о позициях артиллерии и танков, о расположении штабов и наблюдательных пунктов передадут разведчики своим по рации. Если повезёт, сами выйдут обратно. Если совсем повезёт, приволокут с собой фашиста чином повыше ефрейтора, стоившего жизни Жорке.

Тишина сохранялась больше суток. Ходили опасно, Митька был уверен: Рэм понемногу отводит фрицам глаза. Сам, как умел, занимался тем же. Время от времени маленький солдат узнавал места, где они были в прошлый раз, но обстановка за три дня здорово переменилась. Тогда враги стояли на месте, теперь пришли в движение. По ночам, со строгой светомаскировкой, перемещали людей и грузы, копошились в лесных массивах. Рэм сказал, что об этих перемещениях и копошениях доносит авиаразведка. А кто, чего, куда, сколько - нужно выяснить точно, прежде чем фашисты попрут на нас. Если командование прикажет ударить самим - тем более.

Рэм рискнул умыкнуть этого офицера, пока его охрана выталкивала застрявшие в грязи автомобили. "Языка" взяли, при нём - целый портфель документов, но уйти тихо не смогли. Завязалась перестрелка, разведчики сразу потеряли троих убитыми. Пока отрывались от преследования, оставили в лесу ещё четверых, в том числе радиста, и рацию разбило пулей.

На рассвете Чудов, Горюнов и Сонин с пленным немцем прятались в кустах на берегу речки Каменки, в полтора раза дальше от фронта, чем пять часов назад. Канонады почти не слышно, в цветущем ивняке поют-заливаются птицы. И ночь наконец-то тёплая, и лес начал одеваться в листву. А утро грозит стать последним, потому что на гребне холма зоркий Митька разглядел идущих цепью фрицев, а с другой стороны всё ближе лают собаки.