Первый командир, версия для конкурса

– Ты родня тем, кто его делал. Очень дальняя, но всё же. Я - нет. Для меня тайник не раскроется. Обещаешь хранить тайну? Или уложу спать, как немца, пропустишь всё самое интересное.

Митька спрашивает то, что страшнее всего спрашивать, но единственно важно для него сейчас:

– Рэм, а ты точно на нашей стороне, против фашистов?

– Я против фашистов, Митька, можешь не сомневаться. Мы разные, но я, как и ты, защищаю свой дом от вторжения. Обещаешь? Если всё сложится удачно, потом сниму заклятие.

– Обещаю.

– Тогда давай сюда руку и повторяй за мной.

Огненный взгляд, слова клятвы, раскалённая игла пронзает ладонь. Митька уже устал до отупения, а поиски только начинаются.

Солнце - к полудню. Они нашли. Возле беседки в дальнем углу парка медальон разогрелся так, что солдатик, чертыхаясь, вытряхивает его из-под гимнастёрки. Рэм подсказывает:

– Теперь сожми в кулаке и скажи: "Бересклет поддубовик, я гонец Медяны. Отдай, что хранишь".

Митька повторяет, и увесистая металлическая вещица рассыпается прахом, а прямо у ног возникает довольно большой ларец. На фоне царящей разрухи и запустения он выглядит поразительно новым и чистым, хотя работа по виду старинная. Рэм встаёт на колени рядом с находкой, осматривает, водит руками над крышкой, потом осторожно касается. Вид, как у сапёра, разряжающего мину. С явным облегчением командир выдыхает и берёт ларец в руки, открывает крышку. Внутри какие-то ветхие бумаги, а у разведчиков - гости.

Двое. Тощий, долговязый, темноволосый немец, обер-лейтенант, и огромный мужик в гражданской одежде, бородатый и растрёпанный. Стоят в двух шагах, будто выскочили из-под земли. Застали врасплох, Митька запоздало хватается за автомат, жмёт на спусковой крючок - вхолостую. Первый раз заклинило оружие, что за напасть! Командир закрывает ларец, аккуратно ставит на землю, легко поднимается на ноги. Отодвигает Митьку к себе за спину, шепчет:

– Отставить панику. Смотри в оба. Действуй строго по команде.

Митька и присмотрелся: физиономия обер-лейтенанта кажется смутно знакомой, хотя откуда бы? А Рэм приветливо обращается к бородатому, подчёркнуто не замечая фрица:

– Здравствуй, Евагрий. Я выкупаю твою долю этого клада. Орден дал мне полномочия. Назови цену.

Мужик поскрёб пятернёй в косматой бороде и назвал число. Митьку оно потрясло, аж засомневался, в каких деньгах считают, и в деньгах ли? Рэм согласно кивнул и вытащил из кармана блокнот с карандашом, но тут встрял немец:

– Прежде чем ты ударишь с ним по рукам, Евагрий, послушай меня. Я готов предложить за твою собственность немного больше, - чистейший русский выговор, и Митька сразу узнал голос, а следом - лицо.

В прошлый раз, когда Митька видел этого хлыща, его звали Константин Чернов. Он был, якобы, фотокорреспондентом армейской газеты в звании младшего политрука и старым, ещё довоенным, приятелем Рэма. Объявился в полковом штабе, потом ввалился в блиндаж к разведчикам. Мгновенно стал своим в доску, рассказывал новости, балагурил. Митька против воли улыбнулся, вспомнив, как этот Чернов возвышенно, с расстановкой декламировал:

" Однажды товарищ Марина

Готовила суп для скотины

Ушла на минуту

За луком для супа

А муж уж сожрал половину"

Как ребята сперва хохотали, потом обсуждали стих, потом сами начали сочинять смешные и злые частушки про фашистов. Как на следующий день фотокорреспондент со своей "лейкой" по-солдатски сноровисто и бесстрашно ползал по переднему краю в сопровождении Рэма и Горюнова. Как после миномётного обстрела фотографировал убитых и раненых. А когда Митька, обложив корреспондента матом, заслонил умирающего бойца, сказал: "Отойди, Сонин, не мешай. Когда война закончится, такие вещи тяжело и больно будет держать в голове. Но забывать тоже не дело. Фотография - хорошая память. Некоторые архивы живут дольше очевидцев". Митьку потрясла тогда убеждённость корреспондента в собственной правоте, толика печали и неколебимое спокойствие. Померещилось в балагуре нечто основательное, как земля под ногами... И вот, на самом деле он фашист!

Большой мужик смерил Рэма, немца и Митьку одинаково добродушным, с хитринкой, взглядом. Пожал необъятными плечами:

– Торгуйтесь между собой. Отдам всё тому, кто заплатит больше. Мне-то без разницы.

– Откуда ты здесь взялся, Ромига?
– в голосе Рэма слышна с трудом сдерживаемая ярость, и Митька до боли в руках стискивает бесполезный автомат.

А Ромига, он же Константин Чернов, спокоен и безмятежен:

– Давно наблюдаю за этим поместьем. Две недели - за твоими перемещениями, Рик. С приставниками я договорился заранее. Ждал, когда же ты, наконец, придёшь с ключом. Колдунёнок знает про нас?

– Что надо, знает. Не твоё дело, нав, - Рэм почти рычит.

– В самом деле, не моё!
– ослепительная белозубая ухмылка, знакомая Митьке, и оттого особенно ненавистная.
– Твоя цена, чуд?

Утром, когда Горюнов назвал Рэма этим же словом, в рыжем лейтенанте была неколебимая уверенность в своих силах. Горюнов признал силу и подчинился. А сейчас Рэм не тушуется, но подобрался весь. Явно попал на серьёзного противника, и планы пошли кувырком. Кто может быть противником колдуну? Равный по способностям и выучке колдун. Или более матёрый. Митька ощущает себя мелкой тлёй, и даже чутьё не подсказывает, что ему-то теперь делать?

Рэм называет сумму на четверть больше начальной, и начинается торг. Рыжий торгуется размашисто, фриц набавляет цену скупо, по десяточке, однако не сдаётся. Бородатый Евагрий всё сильнее лучится счастьем. В конце концов Ромига фыркает:

– Ладно, рыжий, остановись! Твоя взяла. Но ты уверен, что вашему Великому Магистру нужен этот ветхий хлам за такие деньги? За последнюю цену я ещё готов избавить тебя от неприятных разговоров в Ордене. А то опасаюсь, как бы тебя самого не порезали на пергамент за растраты. Всё-таки товарищ по оружию, жалко...

– Нет, - Рэм быстро черкает в блокноте, вырывает лист, шепчет над ним что-то и вручает Евагрию.

Митька сморгнуть не успел: только что был здесь огромный мужик - раз, и нету. А Рэм и Ромига продолжают стоять над шкатулкой, будто псы над костью. Солдатик в ужасе понимает, что сумасшедшие, невозможные деньги не решили вопрос до конца. Окончательно его решит только сила. Кто там чей товарищ по оружию? Кто на чьей стороне? Пока торговались, Митька потихоньку вытянул у Рэма из кобуры наган, а теперь отступает бочком, стараясь стать незаметным. У него хорошо получается морок, даже Рэм иногда теряет из виду. "А может, отвлеку фашистскую сволочь!"

– Ты здорово подрос, Сонин, - усмехается сволочь, глядя ему прямо в глаза. Зенки чернющие, как ночь в чужом окопе, и взгляд до нутра пробирает.
– Стрелять в меня из такой пукалки бесполезно. Рыжий не объяснил, что ли? А форма - маскировка, я не фашист. Мы все тут в некотором роде союзники, враги одного врага. Разберёмся между собой мирно.

– Митька, стоять!
– рычит Рэм.
– Ромига, я тоже не понял! Мы между собой разобрались уже. Какого х... драконьего ты ещё здесь?

От командирского рыка Митька с маху садится на подвернувшуюся липовую колоду. Таким бессильным и бесполезным идиотом он себя давно не ощущал, аж плакать хочется. Долговязый тонко улыбается.