Первый контакт. Назад в СССР

— Молчи, оболтус! — отрезала она. — Я-то думала, ты приличный молодой человек, комсомолец! А ты… — Она запнулась, видимо, подбирая слова пострашнее, — ты… тлетворному влиянию Запада поддался!

Я чуть не поперхнулся от такого обвинения. Наталья же, к моему удивлению, сохраняла олимпийское спокойствие, хотя уголки её губ слегка подрагивали, выдавая едва сдерживаемую улыбку.

Тетя Зина, тем временем, развернулась на пятках с грацией бронетранспортера и направилась к выходу, продолжая бормотать про падение нравов, порчу молодежи и происки империалистов.

— Я этого так не оставлю! — прогремело уже из коридора, и дверь захлопнулась с такой силой, что со стены посыпалась штукатурка.

В квартире повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых ходиков. Наталья посмотрела на меня, и в её глазах плясали чертики:

— У вас теперь будут проблемы, товарищ Новиков?

Я вздохнул, пытаясь собраться с мыслями:

— Да нет, не думаю. Посмотрим. Хотя… — я взглянул на опустошенную копилку, — денег там не хватает. Она вернется, можете не сомневаться.

И словно в подтверждение моих слов, в этот момент раздалась телефонная трель. Я подскочил к аппарату, радуясь возможности отвлечься от мыслей о разъяренной тете Зине и неминуемом разносе в парткоме.

— Алло? — произнес я, снимая трубку.

— Наталью Сергеевну можно? — прозвучал в трубке сухой мужской голос, от которого повеяло холодом Лубянки.

Я молча передал трубку Наталье. Она говорила коротко, в основном слушая и изредка поддакивая. Я наблюдал, как менялось выражение её лица: от сосредоточенного до откровенно встревоженного.

Наконец, она положила трубку и повернулась ко мне. Её лицо было серьезным, как у диктора программы «Время» перед объявлением о повышении цен.

— У нас есть сведения о том, что выбрали Китай, Япония, Франция и Германия, — сказала она.

— И что же они выбрали? — спросил я.

Наталья открыла рот, чтобы ответить, но вдруг замялась:

— А еще… — она сделала паузу, словно собираясь с духом, — нам сказали, что если мы не выберем как можно быстрее и не начнем работу… мы будем делать это в тюремной робе.

Я почувствовал, как у меня отвисла челюсть:

— Что, прости? Это шутка такая?

— Боюсь, что нет, — покачала головой Наталья. — Нас посадят, если мы не поторопимся. И, судя по тону товарища на том конце провода, это не пустая угроза.

Мы с Натальей влетели на кухню. Времени на нормальный завтрак не было, поэтому пришлось импровизировать.

— Чай есть? — спросила Наталья, лихорадочно открывая шкафчики.

— Где-то был, — пробормотал я, шаря по полкам в надежде что он есть. — А, вот!

Я извлек пачку грузинского чая, покрытую толстым слоем пыли. Сдув её, я понял, что чай, скорее всего, пережил не одну пятилетку.

— Сойдет, — решительно заявила Наталья, хватая чайник.

Пока она заваривала чай, я нырнул в недра буфета в поисках чего-нибудь съедобного. Результат моих археологических раскопок был неутешителен: пара заплесневелых сухарей и полпачки слипшихся карамелек «Гусиные лапки».

— Бублики! — воскликнул я, обнаружив на дальней полке целлофановый пакет.

Вытащив их на свет божий, я понял, что «свежими» эти бублики были разве что во времена Ленина. Но выбирать не приходилось.

— Налетай, — сказал я, выкладывая наш «роскошный» завтрак на стол.

Мы жевали резиновые бублики, запивая их крепчайшим чаем. Ну а что, нужно привыкать пить чефир и грызть сухари. Вот только кто в этом мире для меня их будет сушить.

— Может, все-таки рассказать, что выбрали другие страны? — спросила Наталья, морщась после особо твердого куска бублика.

Я покачал головой:

— Потом. Сейчас главное — добраться до института и выбрать наш проект. А то, знаешь ли, не хочется проводить ближайшие годы в местах не столь отдаленных.

— Да уж, — хмыкнула Наталья, — колымские пейзажи как-то не вдохновляют.

Мы синхронно глянули на часы и, не сговариваясь, подскочили со стульев.

— Бежим! — скомандовал я, и мы понеслись к выходу.

Выскочив из подъезда, мы тут же попали под перекрестный огонь взглядов местных бабушек. Их посиделки на лавочке напоминали заседание политбюро, только вместо решения судеб страны они решали судьбы соседей.

— Ишь, молодежь нынче какая, — донеслось до меня сквозь утренний шум. — И не стыдно им? В наше время…

Я мысленно застонал, представляя, какие слухи поползут по дому. Теперь я точно стану главной темой следующего собрания жильцов.

Пробегая мимо доски позора, я невольно скосил глаза, выискивая там свою фамилию. К счастью, пока меня там не было. Хоть что-то хорошее.

Наша Ласточка ждала нас у подъезда, как верный конь. Мы запрыгнули в машину, и Наталья, не теряя ни секунды, рванула с места. Шины взвизгнули, оставляя на асфальте черные следы.

— Эй, полегче! — воскликнул я, вцепившись в дверную ручку. — Мы, конечно, спешим, но живыми туда добраться тоже хотелось бы.

Наталья только фыркнула в ответ, лихо вписываясь в поворот. В зеркале заднего вида я заметил еще один автомобиль, следующий за нами на небольшом расстоянии. Наши «телохранители» не дремали.

— Жаль только, что неизвестно, что будет делать США, — проворчал я, глядя в окно на проносящиеся мимо улицы Москвы. — Наши главные конкуренты, как-никак.

Наталья кивнула, не отрывая взгляда от дороги:

— Да, американцы всегда умели хранить секреты. Но ничего, мы им еще покажем, на что способна советская наука!

Я усмехнулся её энтузиазму. Несмотря на все странности ситуации, было что-то подкупающее в этой искренней вере в превосходство советской системы.

Мы неслись по утренним улицам Москвы, лавируя между редкими машинами и троллейбусами. Город только просыпался: дворники в оранжевых жилетах подметали тротуары, продавщицы выставляли ящики с молочными бутылками у дверей магазинов, а редкие прохожие спешили на работу.