Первый Мир
Шрифт:
Проклятие...
СУМЕРКИ!..
Только сейчас до капитана, слышавшего о данном явлении лишь от немногих оставшихся в живых очевидцев, дошел истинный смысл внезапных перемен.
– Сумерки!.. – хрипло выдавил он, еще не веря, что стал свидетелем страшного и загадочного катаклизма, с которым гарнизон Арасты сталкивался лишь однажды, много лет назад...
Беда, как говорят, не приходит одна.
Ярко-сиреневый сгусток энергии, только что находившийся в зените, буквально за несколько минут переместился к горизонту, величественно и зловеще полыхнул закатными красками; вокруг творилось что-то невероятное, обезумевшие животные
Горин, выгнав лейтенантов на посты, в первый миг подумал, что происходит срочная эвакуация какой-то из групп, находившейся к моменту катаклизма на поверхности второй планеты системы, но, внимательно присмотревшись к появившимся в центре портала фигурам, ощутил, как предательский холодок какого-то злого рока дрожью скользнул вдоль спины: это были боевые сервомеханизмы времен Галактической войны!..
Два часа спустя Урман, двигавшийся впереди БМК, внезапно появился в поле зрения, требовательно взмахнув рукой.
Машина остановилась, охотник, почему-то глядя вверх, не то на небо, не то на скалы, бегом припустил назад, жестом показывая Шершневу – разворачивай технику!
Тот машинально подчинился, не понимая, чем вызван внезапный приказ. БМК с рывком крутанулась на одной гусенице, и тут случилось нечто совершенно невероятное: небо, на которое минуту назад было больно смотреть, вдруг без очевидных причин начало стремительно темнеть.
Иван непонимающе посмотрел на Гюнтера, но тот лишь отрицательно покачал головой, давая понять, что разумных пояснений у него попросту нет.
Ни облачка, ни тучи, по часам полдень, но ослепительный сиреневый сгусток энергии, сиявший в зените, вдруг куда-то исчез, сумрак сгущался, по стенам ущелья внезапно пробежала вибрация, вниз полетели обломки скал, ручейками потекли мелкие оползни, в нескольких местах густо всклубилась пыль.
– Гони! – Урман, вскарабкавшись на броню, хлопнул ладонью по люку. – Назад, к выходу из ущелья!
БМК рванулась с места, развивая максимальную скорость, охотник, соскользнув внутрь боевой машины через люк, несколько секунд стоял, тяжело дыша, удерживаясь одной рукой за поручень, а затем сипло выдавил:
– СУМЕРКИ!
Похоже, что бойцы вполне поняли значение произнесенного слова, которое отражало нечто большее, чем внезапное наступление полумрака: Шершнев и два находившихся в его подчинении галактлейтенанта побледнели, словно им только что огласили смертный приговор.
– Что происходит?! – Иван, вырванный из состояния созерцательного, восхищенного спокойствия, был абсолютно сбит с толку.
Ответа он не расслышал: огромный фрагмент скалы весом в несколько тонн рухнул за кормой БМК, расколовшись на угловатые каменные глыбы.
Машину подбросило, еще немного, и они бы погибли, сзади моментально всклубилась плотная, едкая пыль, впереди, по курсу движения, падали обломки поменьше, броня БМК передавала аритмичные, судорожные вибрации и частые, похожие на град удары мелких камней.
Сумерки стремительно сгущались, казалось, еще немного, и ущелье потонет в кромешной тьме. Зарипов, перейдя на ручное управление, включил фары, но их свет не пробивался сквозь плотную завесу пыли, постепенно заполнившую теснину меж содрогающихся отвесных скал.
Гюнтер положил руку на плечо Ивана, давая понять, что лезть сейчас с расспросами бессмысленно, вокруг, перекрывая звук работы двигателя, рокотали обвалы,
несколько крупных каменных глыб ударили по броне, едва не пробив корпус боевой машины космодесанта.Ивана вышвырнуло из кресла в проход, Шрейб чудом устоял на ногах, Урман, помогая Столетову встать, с силой толкнул его назад в кресло, крикнув:
– Пристегнись!
Вокруг внезапно стало чуть светлее – это машина вырвалась из теснины ущелья, и Иван с Гюнтером увидели фантастическую картину: потемневшее безоблачное небо налилось сочным фиолетовым цветом, на плато дул порывистый, ураганный ветер, в клубах поднятой им пыли сверкали ветвистые молнии, где-то поблизости сумрак рвали частые стробоскопические вспышки...
Урман тыльной стороной рукава вытер выступившие на лбу бисеринки пота.
– К порталу! Там что-то происходит! – отдав категоричный приказ, охотник распахнул люк и, повернувшись к Гюнтеру, добавил: – Хватай оружие и за мной! Столетов, из машины не высовываться! Сережа, веди БМК на высотку, похоже, у нас прорыв! Прикроешь огнем!
Иван, откинувшись в кресле, тщетно пытался проанализировать ситуацию. Вокруг происходило что-то глобальное: несколько работающих голографических экранов давали четкую картинку, отсеивая помехи: к ущельям через плато неслись обезумевшие от страха животные, над горами медленно расползалось несколько грибовидных облаков – последствия особенно крупных обвалов.
Он понимал сейчас лишь одно – они спаслись чудом, и то потому, что не успели углубиться в ущелье.
Что происходит в районе портала, о каком прорыве упомянул Урман, прежде чем покинуть БМК, оставалось только догадываться, впрочем, долго находиться в неведении Столетову не пришлось; едва боевая машина вскарабкалась на холм, образованный руинами логрианского города, как сканеры тут же цепко ухватили цели. Внизу, у памятного мегалитического строения, теперь окруженного укреплениями, шел бой, разгоняя сумрак, чадно горела, выбрасывая языки оранжевого пламени, подбитая БПМ, в неверном, мятущемся свете пожара мелькали человекоподобные фигуры, очереди из «АРГ-8» рвали пыльный сумрак, им отвечал огонь нескольких автоматов и резкие оглушительные стаккато тактовых очередей автоматических башенных орудий планетарных танков.
В следующую секунду заговорили курсовые орудия БМК, над головой с утробным гулом приводов вдруг начала подниматься, выдвигаясь за пределы брони, установка генератора короткоживущей плазмы, и тут Ивана наконец проняло: мелкая, противная, неконтролируемая нервная дрожь ударила по мышцам, словно время отмотали вспять, а он снова – десятилетний мальчик, судорожно вцепившийся в кожухи древней человекоподобной машины.
Отчаянно хотелось зажмуриться и мысленно закричать: Это происходит не со мной!
В следующий миг что-то тяжелое ударило в скат лобовой брони БМК, раздался оглушительный взрыв, по отсекам прокатилась волна нестерпимого жара, погасли голографические мониторы, на миг стало темно, а когда включился красноватый аварийный свет, Иван, пристегнутый к креслу, вдруг с ужасом ощутил, что машина, кувыркаясь, катится вниз по склону...
Он не сумел даже закричать – горло моментально пересохло.
Схватив оружие и метнувшись вслед за Урманом в вязкие, располосованные огненными трассами сумерки Первого Мира, Гюнтер не испытывал противоречивых чувств – он словно ожил в привычной для себя обстановке, окончательно сбросив налет сдержанности, «хорошего воспитания» – тех рамок поведения, которых он тщательно старался придерживаться, выработав новую концепцию бытия в условиях изменившейся послевоенной реальности.