Первый Мир

Он честно играл по правилам, полагая, что прошлое необратимо, но нет.

Мысль отсекло автоматной очередью.

Пули с визгом впились в камень, мгновенно возвращая Гюнтера в реальность.

Урман, бежавший чуть впереди, резко вильнул в сторону, нашел укрытие и отрывисто крикнул, припадая на одно колено:

– Шрейб, вперед, я прикрою!

Хлесткие, короткие очереди «АРГ-8» погасили несколько сигнатур сервомеханизмов, вырвавшихся к линии укреплений.

Гюнтер без разговоров рванулся вперед, ощущая, как бездну лет назад, что его продвижение прикрывает друг...

Музыка для нервов.

Он вновь попал в ту стихию, из которой его вырвала смерть.

Нет, не патологическая жажда убийства либо разрушения сидела глубоко внутри, скрываясь многие годы в неодолимых застенках самоконтроля, отнюдь, – резко и больно вернулись дремавшие чувства, скупой приказ Урмана внезапно стал для Шрейба новой точкой морального возрождения, он реабилитировал его, востребовал, вернул...

Кого бы ни пытались из него сделать, Гюнтер оставался офицером, война, перемоловшая незрелого юношу и воспитавшая капитана Шрейба, давно канула в Лету, но он пережил ее, и сейчас, выполняя приказ Урмана, он с кристальной ясностью осознал: его место не в шкафу для бытовых сервомеханизмов, не за спиной подросшего Ивана, не на тусовках и вечеринках, а здесь, где каждый шаг – смертельный риск...

Ушла, растворилась любая неопределенность, но не исчез опыт прожитого, он вернулся немного другим, более развитым, взвешенным, понимающим, узнавшим многое и не отрекшимся от мира, познанного за десять долгих противоречивых, порой мучительных лет существования.

...Мысли пронеслись вихрем, Гюнтер ощущал резко наступившие перемены, не анализируя их, но принимая внезапное перерождение, – мутная вспышка разрыва, комья земли и свист осколков, рывок вперед к линии укреплений, зримые, расходящиеся и перекрещивающиеся трассы автоматического огня, смутные сигнатуры и трудноразличимые средь дыма и пыли силуэты нападавших, – ритмика боя, в которой когда-то переродилось, переплавилось сознание девятнадцатилетнего Гюнтера.

Край бетонированного хода сообщения, пробитый, пропаханный снарядами бруствер, истекающая сизыми струйками дыма свежая воронка: он мгновенно оценил позицию и занял ее, открыв себе широкий сектор обстрела.

Плотный автоматический огонь, через который он прорвался, походил на шквал: пули выбивали султанчики пыли, разносили в бетонную крошку край укрепления, высекали искры, с визгом уходя в рикошет. Шрейб своим рывком отвлек внимание атакующих, сосредоточил их на себе, открывая другие направления.

– Урман, бери левее! Прикрываю!

Пара попаданий в бронежилет, несколько царапин да трещина в шлеме БСК – мелочи, на которые в горячке боя не обращаешь внимания.

Он чуть привстал, короткими очередями обозначив противнику свою позицию, погасив одну из сигнатур, тут же перекатом ушел вбок, заметил на сканерах силуэт пехотного дройда, вскинувшего на плечо тубус реактивного гранатомета, и успел отработать на упреждение – сервомеханизм коснулся сенсора запуска уже в падении, и кумулятивная граната, предназначенная вскарабкавшейся на высотку БМК, ушла в сиреневое небо.

– Шершнев, не спи!

Их было много. Нечеткие смазанные силуэты возникали в дыму, около полусотни пехотных сервомеханизмов шли в прорыв со стороны древнего портала, непонятно, что за сила пробудила их и бросила через гиперпространственный тоннель – разбираться в этом сейчас не было ни времени, ни возможности, ясно лишь одно: кто-то по неосторожности или же по злому умыслу сорвал лавину непоправимых последствий, спровоцировал боевых сервов на выход из энергосберегающего режима...

О том, что приходится драться против себе подобных, Гюнтер не думал, он четко осознавал грань, отделяющую исполнительный механизм от мыслящей машины. Работу боевых программ Шрейб узнавал безошибочно, по сотням различных признаков, ведь он сам являлся носителем этого вируса, этой чумы, способной лишь уничтожать.

В том, как действовали андроиды, не было признака мысли, они исполняли свое предназначение, им было абсолютно все равно, чем закончится для каждого из них бесноватая атака на окружившие портал укрепления.

Отработать задачу, где в зачет идет лишь коллективная победа, уничтожить все источники сопротивления и вновь застыть бездушными куклами, истуканами, пока в сфере эффективного сканирования не появится очередной объект, подпадающий под определение «цель».

Они – не жизнь и даже не ее подобие.

...Со стороны руин логрианского города ударили курсовые орудия БМК, и почти сразу в ответ полыхнуло несколько ракетных запусков, за спиной Гюнтера сверкнули разрывы, – Шершнев все же подставился, но мгновенное сканирование сняло полыхнувшее чувство тревоги, – боевая машина космодесанта хоть и не удержалась на гребне возвышенности, но критических повреждений не получила и теперь, медленно переворачиваясь, сползала по склону.

Секунды боя...

Рядом возникла фигура Урмана, он спрыгнул в ход сообщения, успел хлопнуть Гюнтера по плечу и тут же пробежал чуть дальше, то и дело приподнимаясь над бруствером, посылая короткие очереди в дымный сумрак.

– Рисковый ты, Шрейб!

– Работаем. – Гюнтер не позволил себе отвлечься.

Урман резко присел, на секунду прижавшись спиной к бетонированной стене.

В бруствер ударил разрыв, вниз скатилось несколько округлых предметов.

Гюнтер мгновенно отсканировал их. Камни...

– Даже не дергаешься? – не удержался он от вопроса, смещаясь вдоль хода сообщения. Для охотника ведь вовсе не очевидно, что вниз столкнуло взрывом именно камни.

– По размерам не гранаты, так какого фрайга дергаться? – откликнулся тот.

Шрейб усмехнулся, по достоинству оценив хладнокровный ответ.

– Что будем делать? Работаем в паре?

– Нет! Я на КП, выясню, что с ребятами. Доберись до БПМ, определи, почему молчат! Одну явно сожгли, но остальные...

– Понял. – Гюнтер не нуждался в подробных инструкциях. – Остаемся на связи!

Они рванулись в разные стороны по ходу сообщения.

До командного пункта было не более сотни метров, сервы уже подобрались близко, но укрепления пока что спасали от ураганного огня, сканеры хоть и работали, но скверно: эффективная дальность составляла метров пятьдесят, дальше шла непонятная засветка, похоже, боевые механизмы приволокли с собой генератор помех, его работа блокировала системы обнаружения, не позволяя определить, что сейчас творится у портала.

Преодолев опасный участок, где ход сообщения был разрушен ракетными попаданиями, Урман боком проскользнул в проем приоткрытой бронированной двери КП.

– Горин! Живой?

В сумраке со стоном шевельнулась человеческая фигура.

Капитан сидел у стены, оружие лежало рядом, вокруг – крошево разбитой аппаратуры, во фронтальной стене укрепления – опаленные, уродливые дыры, сквозь которые вытягивало дым.

Урман метнулся к Горину, склонился над ним, быстро определив, что капитан контужен, в остальном порядок, несколько кровоточащих царапин не в счет, одно скверно, сервы подобрались слишком близко, и много их... Слишком много, чтобы питать иллюзии относительно исхода схватки.