Первый после бога

Корабль на суше – необычное зрелище, и Уильяк Уму пропустить его не мог. Он нечасто бывал в лагере и всегда с почетной стражей из трех-четырех воинов. Видимо, араваки считали, что потомок столь знатного рода должен выглядеть достойно перед белыми людьми, и ему, как и вождю, необходима свита. Может быть, этим воинам полагалось переносить старика через речку или поддерживать на лесной тропе, но Питер в этом сомневался – невзирая на годы, Уильяк Уму был бодр, энергичен и во всех домашних делах обходился без посторонней помощи. Так ли, иначе, но сейчас он пришел один, встал в дюжине ярдов от трудившейся в поте лица команды и долго смотрел, как чистят и конопатят корабль. Потом произнес:

– Искусная работа! Мои предки так не умели.

– Инки не плавали в океане? – спросил Шелтон.

– Плавали, но не на таких огромных лодках, как твоя, а на плотах из бальсы. Возили вдоль побережья скот, зерно и другие товары, чтобы в любой части страны было все нужное и никто не голодал. А однажды…

Уильяк Уму замолк, с интересом глядя, как корабельный плотник осторожно черпает из котла расплавленную смолу.

– Однажды?.. – переспросил Питер.

– Много, много лет назад, в правление великого инки Пачакути, его сын Тупак Юпанки отправился в море на заход солнца. Он плыл с большим флотом – десятки плотов, двадцать тысяч мужчин, опытные мореходы, отважные воины… Их не было целый год, и не все из вышедших в плавание вернулись. Тупак Юпанки рассказал, что они побывали на множестве островов, больших и малых, и одни были пусты, а на других жили темнокожие дикие люди, не всегда мирные, и потому приходилось с ними сражаться. Великий подвиг совершил Тупак Юпанки! За это инка Пачакути назвал его своим преемником.

Шелтон недоверчиво покачал головой:

– Ты хочешь сказать, что многие тысячи людей взошли на плоты и отправились в бурный океан, к таким далеким островам, что мой корабль плыл бы к ним два или три месяца? Но это невозможно! Плот не парусное судно, и первая же буря…

Старик усмехнулся:

– Не суди с поспешностью, Шел-та, Пришедший с Моря. Те плоты были огромны, длиннее и шире твоего корабля, и двигались силой ветра, с помощью мачт и парусов, хотя мачты не походили на эти. – Он вытянул руку к «Амелии». – Корабли белых людей твердые и пустые, словно ореховая скорлупа, и в бурю волны переворачивают их или разбивают. Плот из бальсы гибок, он поднимается и опускается вместе с волнами, а когда перетрутся веревки, соединяющие бревна, их можно заменить. Правда, есть другая опасность… Бальса – очень легкое дерево, но в долгом плавании бревна впитывают воду и тяжелеют. Плот становится неповоротливым.

Питер слушал, не веря своим ушам. В той стране, которую уничтожили испанцы, в сказочной державе, полной сокровищ и тайн, свершались океанские плавания! На долю секунды в его воображении возникла бесконечная череда плотов из гигантских бревен; один за другим они плавно всходили на крутую волну, вздымали к небесам мачты с парусами, ткань которых в ярких солнечных лучах казалась то алой, то розовой… Огромные плоты, связанные прочными канатами, и на каждом – целый поселок, сотни и сотни людей, больше, чем на самом крупном галионе…

Мираж промелькнул и растаял. Все же, подумалось Шелтону, мореплавание не такое простое занятие, и с помощью одних мачт и парусов океан не одолеешь. Кивнув в сторону брига, уже начавшего приподниматься на волнах прилива, он сказал:

– Конечно, и мой корабль двигается силой ветра, но плывет туда, куда я захочу. Я могу повернуть его в нужную сторону – для этого есть руль и особые снасти. Я могу увеличить или уменьшить скорость, подняв или спустив паруса. И с помощью карт, компаса и астролябия я знаю, где нахожусь, где земли, окружающие море, и каково расстояние до них. Люди Тупака Юпанки тоже умели это делать?

– Наверное. – Старик пожал плечами. – Но я не мореход и не могу объяснить, как поворачивали они плоты и управлялись с парусами. Думаю, Шел-та, теперь никто не ответит на твой вопрос. Больше нет огромных плотов, и искусство плавания на них – тайна. Потерянное знание.

– Одна из многих тайн инков? – спросил Шелтон. Сердце его дрогнуло.

– Одна из многих тайн, – повторил Уильяк Уму.

– Очевидно, есть и другие? Те, что известны тебе?

– Есть, Шел-та, но не будем о них говорить. – Бросив взгляд на корабль, старик произнес: – Слышал я, что у испанских галионов есть названия. У твоего судна тоже?

– Да, «Амелия».

– Это имя святой, которой вы поклоняетесь?

Шелтон покачал головой.

– Амелия была моей матерью.

– Была?

– Скоро уже двадцать лет, как ее нет с нами. Она не святая, но я знаю – она в раю и сидит у престола Божьего. – Питер перекрестился. – Она умерла, дав жизнь моей сестре, и в ее память назвали один из наших кораблей. Я был на нем капитаном… А этот бриг – новый, и тоже «Амелия».

– Достойно дать такому прекрасному судну имя матери, – промолвил Уильяк Уму после недолгих раздумий. – Но ты сказал – один из наших кораблей… Значит, у тебя их много?

– Не у меня, у моего отца. Он владеет торговыми судами, которые перевозят за океан ром, табак, сахар, ценное дерево и другие грузы. Он занимается этим много лет – покупает и старается продать с выгодой.

– Должно быть, твой отец – человек богатый и уважаемый. Да будет бог Солнце благосклонен к нему! – Старик поднял руки к заходящему светилу. – Но скажи, Шел-та, Пришедший с Моря, что делает сын такого почтенного торговца в наших краях? Ты объявил себя врагом испанцев… Хочешь воевать с ними? Хочешь топить их корабли? Хочешь отнять у них золото и серебро?

– Если придется, не откажусь, – ответил Шелтон. Душу его терзали сомнения – спросить?.. не спросить?.. Он открыл было рот, но Уильяк Уму опередил его и, кивнув на корабль, произнес:

– Это судно – не торговое, это боевой корабль. Прощай, Шел-та, Пришедший с Моря. Я должен поразмыслить над тем, что ты рассказал.

Старик повернулся и зашагал к лесу.

Следующий день, выпавший на конец августа, был воскресным, и капитан решил отслужить благодарственный молебен и дать команде отдых. Зимовка завершилась без конфликтов с индейцами, люди были здоровы, корабль – в порядке; скоро, скоро «Амелия» распустит паруса, покинет Мохас и отправится на север, к берегам Перу. А там – в горы, к реке Урубамбе и перевалу с каменным воином-стражем… «Будет ли у него проводник?.. – думал Шелтон. – Или придется идти, полагаясь лишь на записки прадеда?..»

Службу провел Дерек Батлер, который лучше других разбирался, как и за что благодарить Господа. Закололи двух свиней, Мур приготовил праздничный обед, команде выдали испанского вина и рома; хмельное, как обычно, развязало языки, начались похвальба и пьяные песни. Кто плясал, едва переставляя неверные ноги, кто мерялся силой, бросая камни и перетягивая канат, кто не мог оторваться от вертела с жарким или от кружки горячительного. Вахтенные, которым рома досталось лишь губы омочить, смотрели с завистью на подгулявших приятелей, освежались кислым вином, но службу несли исправно: четверо – у частокола, двое – на пляже у шлюпок. Том Белл, хоть прикладывался со всеми наравне, каждый час обходил лагерь, проверяя посты; впрочем, он принадлежал к тем счастливцам, кого даже ром, поднесенный дьяволом, с ног не свалит.

К ночи веселье утихло, сменившись раскатистым храпом, треском поленьев в догоравших кострах и мерным негромким рокотом волн. Капитан, сбросив камзол, сидел в своей хижине, вслушивался в перекличку часовых, смотрел, как тает воск в свечах. Он выпил совсем немного; эта привычка проистекала из заповеди Питера Шелтона-старшего, гласившей, что капитан всегда должен быть трезв – особенно когда другие пьяны. Он вспоминал вчерашний разговор со старым инкой, размышляя о причинах нерешительности, столь не свойственной ему. Чем-то старик походил на деда, под твердой рукой которого вырос Питер, и эта мысль не давала ему покоя. Уильяк Уму и Шелтон-старший были такими разными! Жизнь инки проходила в изгнании на краю света, хотя он, возможно, посещал Лиму и другие города – ведь испанский он знал превосходно! Но в любом случае он провел на Мохасе долгие годы, и его существование было таким же тихим, таким же лишенным ярких событий, как бытие затворника-монаха.