Первый после бога
Шрифт:
– Неплохая идея, – согласился Шелтон и склонил голову к плечу, прислушиваясь. Ему показалось, что за тонкой стеной хижины раздаются шорохи – возможно, крыса пробежала к помойной яме. – Да, идея неплохая, – повторил капитан, – но она как-то плохо вяжется с представлением о чести. Хотя я понимаю… любовь, любовь… ради любви можно сделать многое…
– Оставим честь в покое, – произнес де Сармиенто. – Испанская честь и не такое дозволяет. Известно ли вам, что Писарро, завоевавший эту страну для испанцев, был предательски убит своими же людьми, теми, кто клялся ему в верности?
– Слышал об этом, – сказал капитан. – Что дальше?
– Полагаю, что для задуманного мной вы подходите гораздо лучше араваков. Не примите за обиду, сеньор капитан, но для испанцев все
– Очень, – кивнул Шелтон, опять различая за стеной подозрительные шорохи. – И вы даже не будете против, если я наведаюсь в усадьбу покойного Орельяны и растрясу сундуки его богатой вдовушки?
– Вот это – в первую очередь! – воскликнул Сармиенто. – В тех сундуках не меньше двухсот тысяч талеров золотом и серебром, а моей Соледад не нужны эти проклятые деньги! Берите всё, дон Шелтон, ибо я возьму лишь свою женщину! Берите, жгите усадьбу, наведайтесь к соседям Орельяны, где тоже немало богатств! И это еще не все, далеко не все! Я могу…
Внезапно Шелтон коснулся ладонью губ, призывая к молчанию. Затем встал, вытащил нож и бесшумно покинул хижину. Лагерь словно вымер: люди трудились на берегу и на судне, готовя «Амелию» к походу, и только за воротами дежурил часовой да Райдер Мур возился у котлов с похлебкой. Обогнув свое жилище, капитан увидел человека, приникшего к стене; его поза выдавала напряженное внимание, и походил он на пса, унюхавшего лакомую кость. Еще бы, подумал Шелтон, двести тысяч талеров! Вздохнув, он сунул нож за пояс и тихо произнес:
– Так, так, Престон… Подслушиваешь?
Бывший каторжник вздрогнул, отскочил от стены и в изумлении уставился на капитана. Шелтон тоже глядел на него, неторопливо разминая пальцы.
– Сломать тебе шею или только зубы выбить?.. – молвил он в задумчивости. – А на кой ты мне в команде без зубов или, скажем, со сломанной шеей? Лучше уж связать и в воду…
Джефф Престон побледнел и рухнул на колени.
– Виноват, сэр! Проклятое любопытство! Дьявол попутал! Я…
– Тише! – прошипел капитан. – Опозоришь меня перед гостем… Что он скажет?.. Что в команде моей сплошь олухи с длинными ушами? Которых я учу кулаком, не стесняясь важного сеньора, сидящего в хижине? – Сделав паузу, Шелтон пообещал: – А проучу непременно, но не сейчас. Иди, Джефф, работай и смотри, чтобы шкура твоя от тебя не убежала. С ней будет серьезный разговор.
Шелтон вернулся в хижину, к встревоженному дону Сармиенто.
– Что-то случилось? – спросил тот.
– Ничего, кабальеро. Ваш рассказ очень занимателен, и я забыл, что должен снять пробу с похлебки. Таков, знаете ли, морской ритуал… – Капитан усмехнулся, побарабанил пальцами по столу и напомнил: – Вы говорили о том, что двести тысяч песо – еще не все. Сумма не столь уж крупная, если вспомнить, что мои люди и я сам рискуем головами.
Опершись локтями о стол, метис наклонился к Шелтону и понизил голос почти до шепота:
– Я дам вам вдвое, втрое больше, дон Шелтон! Дам золото и камни, что ценятся еще дороже! Клянусь Девой Марией и Иисусом Христом, вы получите столько, сколько пожелаете! Сколько сможете унести и увезти на ламах!
Шелтон внезапно стал серьезным. До этих слов Сармиенто он относился к его рассказу с легкой иронией, будто бы к одной из историй в книге дона Сервантеса, который так занимательно описывал приключения идальго, студиозусов, испанских грандов и прекрасных дам. Даже сумма в двести тысяч песо не вызвала у него особых эмоций, поскольку компания отца и Джека Кромби нуждалась в гораздо больших деньгах – они задолжали почти двести тысяч фунтов или, считая в песо, около миллиона. Хоть обещанное Сармиенто не покрывало долг, это были уже приличные средства – разумеется, если золото и драгоценности не являлись фантазией метиса. Видимые свидетельства его богатства, перстни, шпага, цепь и остальное, могли оказаться лишь приманкой.
Питеру мнилось, что его гость в полном отчаянии, а в таких обстоятельствах человек готов на всё.Он налил вина себе и дону Сармиенто и произнес:
– Хотелось бы уточнить: вы обещаете вдвое или втрое больше? Согласитесь, кабальеро, тут есть небольшая разница.
– Для меня это значения не имеет. Желаете больше в пять раз?.. В десять?.. Я согласен, сеньор капитан! Я же сказал, сколько сможете унести и увезти!
Питер Шелтон медленными глотками выпил вино, не спуская с метиса настороженного взгляда. Затем поинтересовался:
– Могу я спросить об источнике этих огромных средств? Видите ли, кабальеро, мы, англичане, прагматичный народ, и есть у нас пословица о морковке перед носом осла. Мне нужно убедиться, что морковка настоящая и у вас их целый ящик.
– Я понимаю и не в обиде на вас. – Сармиенто заговорил еще тише: – Известно ли вам о выкупе, который великий инка предложил испанцам за свою жизнь? – Дождавшись кивка Шелтона, метис продолжил: – То было не все золото Атауальпы, сеньор капитан. Многое, очень многое, хранится в тайнике, который Писарро и его шакалы так и не смогли найти. Там больше богатств, чем у его католического величества короля Испании!
– Откуда вы знаете? – спросил Шелтон, стараясь, чтобы голос его не дрогнул. Ему стало трудно дышать; казалось, что ворот камзола слишком туго стискивает шею, а сердце забилось так, словно он пробежал без передышки пару миль.
– Знаю! – молвил Сармиенто, и его глаза сверкнули поистине дьявольским пламенем. – Знаю, ибо о тайнике было известно лишь четверым сыновьям Атауальпы, сбежавшим на Мохас! Как вы думаете, почему они приплыли сюда, на край света? Они боялись, дон Шелтон, они боялись! Пиуарак, Виракоча, Отанома и мой предок Уаман… Все боялись! И страшило их то, что под пытками они выдадут испанцам место тайника. Только бегство могло их спасти.
– Дальше, – сквозь зубы произнес капитан. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, но кулаки он стиснул так, что костяшки побелели.
– Тайну передавали из поколения в поколение, но не всегда успешно. Кто-то из стариков внезапно умирал или лишался разума и памяти, кто-то решил, что те сокровища прокляты и лучше о них позабыть… – Лицо метиса неуловимо изменилось, и Шелтон понял: сейчас с ним говорит не дон Антонио Сармиенто, а Уайнакаури, потомок Уамана, сына великого инки. – Не уверен, – продолжал его гость, – что даже Уильяк Уму, старейший из нас, что-то знает об этом кладе. А я – я его видел! Видел и прикасался к золотым изваяниям богов, к жертвенным чашам, к лику Солнца и лику Луны, столь огромным, что эта хижина их не вместила бы. Еще видел сосуды, полные неограненных изумрудов и других камней, которые ценятся еще больше – они тверды, бесцветны, но сияют ярче звезд… Я видел все это и зачерпнул малую толику. Ибо это – богатства предков, и кому ими владеть, как не их потомку!
– Дальше, – промолвил Питер. – Я хочу услышать что-нибудь еще.
– Но что, сеньор капитан? Я все сказал. Вы можете верить мне или не верить.
– Опишите дорогу к тайнику. В общих чертах, без подробностей. Где начинается путь и где кончается. Что можно увидеть, странствуя в тех местах. Какие там реки и горы, ущелья и водопады.
Бросив на капитана острый взгляд, дон Сармиенто погладил бородку.
– Что ж, пожайлуста! Я ничем не рискую, так как без проводника любой человек заблудится и погибнет в сьерре и джунглях по ту сторону гор. – Он глотнул вина и продолжил: – Путь начинается в руинах Мачу-Пикчу, древнего города, возведенного не инками, а другим, ныне неведомым народом. Тропа идет от него по семи подвесным мостам над ущельями, тянется к перевалу во второй цепи гор, что отделяют сьерру от восточных джунглей. Затем нужно выйти к реке, очень бурной реке, сеньор капитан, и найти другую тропу, ведущую к водопаду. Там огромный поток падает со скал, но под водной завесой есть карниз, вырубленный каменотесами инков, и по нему можно добраться до пещеры. В ней и находится тайник. – Сармиенто смолк, выждал некоторое время и спросил: – Этого достаточно, дон Шелтон?