Первый практикум. Напиток бессмертия.

– …стороны из этого бедлама… – мстительно продолжил Виктор.

Дверь директорской резко распахнулась, в чёрном проёме стоял Стах Глебович собственной персоной.

– Что здесь происходит?! – прогрохотал он.

– Ничего интересного, Стах Глебович! – гаркнул Виктор в ответ. – Я увольняюсь! Какое сегодня число?!

Директор как-то хищно прыгнул к столу, сцапал исписанную бумажку и дёрнул на себя. Как раз в тот момент Богданов заканчивал писать дату увольнения и собирался поставить подпись. Ручка в руке Виктора пропахала борозду в бумаге, превратив «30» в «39» сентября. Стах Глебович пробежался глазами по листку и перевёл взгляд на Богданова. Директор впервые появился перед ним без своих чёрных очков, и Виктор невольно поёжился. Цвет глаз у Стаха Глебовича был очень необычным – светло-карим, почти медным. Директор, не отводя взгляда, медленно разорвал заявление надвое, сложил две бумажки и разорвал их снова. В тишине звук рвущейся бумаги действовал на нервы. Виктор от такой наглости даже рот открыл.

– Вы что себе позволяете?! – крикнул он, вскакивая на ноги.

– Не даю Вам принять поспешное импульсивное решение, – Стах Глебович поднял брови.

– Импульсивное?! – Виктор угрожающе подался вперёд. – Серьёзно?! Я неделю жрал траву! Я отбивался от священных макак, меня чуть не сожгли, потом опять чуть не сожгли, а потом по самую Кундалини макнули в океан!

– О чём Вы, Виктор Петрович? Неужели, ученики вас так замордовали в течение двух часов? Но с океаном, конечно, Вы это слишком.

Виктор застыл. Два часа?

– Вы можете объяснить, что случилось? – надавил директор.

Виктор замялся. Как написать это в заявлении? «Увольте меня потому, что я больше не хочу драться с ракшасами»? Прочитав это, Стах Глебович немедленно попросит Сашу вызвать психиатрическую неотложку. И будет прав. А в больничке его примут, как родного и сразу накормят таким вкусным галоперидолом, что глюки про древнюю Индию покажутся лёгкой разминкой.

– Виктор Петрович, Вы здоровы? – участливо спросил Стах Глебович.

– Угу, – промычал Виктор, не услышав вопроса. – А какое сегодня число?

– Двадцать второе сентября, Виктор Петрович, – отозвалась Саша.

– Вы только что с практики, – поддакнул директор.

Взгляд Виктора метнулся к большим часам на стене. Двадцать второе сентября, он зашёл в триста первый кабинет всего два часа назад. Как это может быть? А танцы и плот на Ганге? Привиделись? Стах Глебович терпеливо ждал, когда Богданов хоть что-нибудь выдавит из себя. Взгляд директора упал на кружку с рыбкой.

– Опять кого-то притащили, – тихо буркнул он. – Мало нам было кота, пса, бабочек и прочей фауны…

Виктор невольно тоже посмотрел на кружку. В ней раздался отчётливый плюх. Рыбка возмущалась столь тесным жилищем. Рыбка! Морская. Она же откуда-то взялась… И рваный костюм… Может, Стах Глебович и Саша просто дурят ему мозги? Саша вот вообще сидит молчком и почти не шевелится. Виктор принял решение.

– Саша, дайте ещё листок, пожалуйста! – попросил он.

– Я порву и это заявление тоже, – спокойно ответил Стах Глебович.

– Вы не имеете права! – вскричал Виктор.

– Имею! – отрезал Стах Глебович.

– Крепостное право у нас отменили в тысяча восемьсот шестьдесят первом! – насел Виктор.

– Саша, будь добра, подай трудовой договор господина Богданова Виктора Петровича, собственноручно подписанный им в здравом уме и твёрдой памяти, – с насмешливой улыбкой сказал директор, не сводя глаз с Виктора.

Саша не замешкалась ни на секунду. В руку Стаха Глебовича легла пачка бумаг, та самая, на которую Виктор нечаянно посадил кляксу, уколовшись о перьевую ручку. Экземпляр работодателя. Виктор похолодел, заподозрив что-то неладное. Директор небрежным движением шлёпнул договор на стол перед носом учителя и предложил:

– Ознакомьтесь, Виктор Петрович. Параграф четыре, пункты с первого по четвёртый.

Виктор ещё секунду смотрел на Стаха Глебовича, но потом всё же начал листать договор.

§4 Увольнение сотрудника.

Настоящий договор является бессрочным и может быть расторгнут исключительно в письменной форме с подписями обеих сторон по инициативе работодателя, по соглашению сторон или в случае смерти сотрудника.

Сотрудник обязуется отработать на работодателя не менее стандартного года со дня подписания настоящего договора.

В случае расторжения настоящего договора по инициативе сотрудника без согласования с работодателем сотрудник обязуется выплатить работодателю компенсацию в размере 10 (десяти) годовых окладов (см. §3 Оплата труда) в срок до 18:00 местного времени точки местонахождения сотрудника в момент объявления желания о расторжении договора. Если для данной точки местонахождения время 18:00 специфично недостижимо, выплата производится в течение 8 (восьми) стандартных часов с момента объявления о желании расторгнуть договор. В случае невыплаты компенсации в указанном размере и в указанный срок работодатель оставляет за собой право применять карательные меры к сотруднику и его ближайшим родственникам. Характер карательных мер остаётся на усмотрение работодателя.

Сотрудник может без последующих санкций отозвать решение о расторжении договора в срок до 18:00 местного времени точки местонахождения сотрудника в момент объявления желания о расторжении договора или в течение 8 (восьми) стандартных часов с момента объявления о желании расторгнуть договор, если для данной точки местонахождения время 18:00 специфично недостижимо.

Виктор выпученными глазами уставился в ухмыляющееся лицо Стаха Глебовича.

– Что это за бред сумасшедшего здесь написан? – прошептал он.

– Виктор Петрович, Вы сами поставили свою подпись на договоре, – Стах Глебович глазами указал на Викторову закорючку, стоявшую в нижнем правом углу в строке «Сотрудник».

– Но это же…

Богданов покрылся потом. Он вспомнил, как радовался большой зарплате, указанной в договоре. Он даже не успел получить её полностью, поскольку отработал меньше месяца. В голове пронеслись картины, где он продаёт свою бесценную библиотеку и носится по старым университетским знакомым в попытке занять денег. Мысли эти Виктор отринул сразу. Даже десять месячных окладов были бы неподъёмной суммой, не говоря о годовых. Потом перед глазами встала голодающая мама, стоящая с протянутой рукой на заснеженной улице, и Виктору стало совсем худо.

– Я не хочу особо давить, но… – сказал Стах Глебович.

И говорил он с такой гаденькой улыбкой, что сразу стало понятно, именно надавить он и хочет. Директор указал на часы на стене. Они показывали без пяти шесть. Виктор застыл, сглотнул. Взгляд его беспомощно метался между злорадным лицом Стаха Глебовича, встревоженным – Саши, лежащим на столе договором, неумолимо тикающими часами. Затем он почему-то посмотрел в окно, за которым нежно и спокойно светило солнышко.

– Чёрт подери! Ладно! Ваша взяла! – в отчаянии вскричал Виктор.