Первый свиток. Император
Шрифт:
Самыми же ярыми сторонниками новой войны оказались сенаторы. Открытые сторонники триумвира давно не посещали Сенат, скрываясь на своих виллах или в Мизенуме. Если же учесть, что из оставшихся сенаторов многие занимали у первого богача Рима деньги, то их энтузиазм становится куда более понятным. Долги теперь можно будет не отдавать, к тому же появился шанс поделить невиданные богатства Красса между победителями. Возможность поделить такие богатства, пусть даже не в монетах, но в римских домах, виллах, конезаводах и серебряных рудниках, вскружила не одну сенаторскую голову. О возможности неудачи почти никто не думал. Несмотря на успехи в Галльской войне, многие продолжали считать, что Красс намного уступает Помпею в полководческих талантах.
В отличие от патрициев и сенаторов-оптиматов, среди всадников сразу появилось несколько партий. «Старые» всадники, римское торгово-промышленное
Зато среди римского небогатого римского плебса и пролетариев сторонников оптиматов, за исключением их клиентов, найти оказалось сложнее. Они-то хорошо помнили, кто предложил и добился принятия в Сенате законов о возвращении упраздненных при Сулле народных трибунов и возобновлении выдач хлеба беднейшим гражданам. Были, конечно, недовольные Крассом из-за его инсул, в которых им приходилось жить. Были и завидовавшие богатству, которое, как обычно считают такие люди, боги дали не тому и слишком уж много. Но даже противники триумвиров в ряды легионеров встать не спешили. Конечно, Помпей великий полководец, но ведь и Красс не прост. Побить галлов и германцев, да еще и захватить всю Галлию не проще, чем разбить Митридата. Понтийцы, конечно, не варвары и воевать умели, но германцы воюют не хуже, пусть и по-варварски. Рассказы о закаленные в боях с варварами — германцами воинах Красса быстро отбивали у многих квиритов, желавших записаться в воины Помпея, эти стремления. Впрочем, Рим большой и потому желающие заработать лишний сестерций нелегким воинским трудом встречались. Но добровольцев оказалось мало, а прибегать к принудительному набору ни Сенат, ни Помпей не решились.
Поэтому Помпей отправился в провинции, рассчитывая набрать латинян и успевших уехать из Рима ветеранов. В его отсутствие часть сенаторов пыталась добиться примирения Сената и Помпея с Крассом. В ответ на выступление сенатора Сульпиция Гальбы на эту тему высказался сам Марк Порций Катон.
— … попытка примирить обоих государственных деятелей — дело само по себе прекрасное, мудрое и как бы отвечающее интересам государства. Но на самом затеянное с дурным намерением и проведенное с тонким коварством. До появления триумвирата разделенные на две части авторитет и могущество, как правильно размещенный на корабле груз, выравнивали крен и поддерживали равновесие в государстве. С образованием триумвирата же авторитет и могущество сосредоточились в одном пункте и сделались настолько неодолимым, что способно опрокинуть и разрушить весь существующий от наших прадедов порядок вещей. Поэтому, сенаторы, не раздоры, не вражда этих государственных деятелей, а их объединение и дружба принесли республике первейшее и величайшее несчастье.* И разрушение этого порядка вещей есть благо, сотворенное богами для пользы и процветания республики… — дождавшись прекращения криков и оваций сенаторов, Катон продолжил. — Предлагаю назначить искреннего и верного сторонника Сената и народа римского Гнея Помпея Великого единственным консулом без коллеги с момента издания senatusconsultum (указа Сената)…
Окончание речи утонуло в сенаторов, принявших сказанное Катоном с радостью. Еще бы, в зале остались в основном те, кто Красса ненавидел или боялся. Предложенный же Катоном выход показался им наилучшим. Никто при этом и не вспоминал, что «верный и искренний сторонник народа римского» вместе с Суллой истреблял этот народ и гонял сенаторов, словно овец.
Известие об утверждении его консулом без коллеги Помпей получил в Кампании. Эта новость оказалась очень кстати, обрадовав Помпея, недовольного малым числом завербованных в Кампании рекрутов. Впрочем, особого успеха именно в Кампании он и не ждал. Он помнил, что в 411 году от основания Города Капуя, окруженная враждебными племенами, вынуждена была просить защиты у Рима. Римляне по достоинству оценили их добровольное присоединение и скоро кампанцы получили римское гражданство. Но, они не оценили столь высокой чести, продолжала считать римлян как на варварами и тяготилась вынужденной зависимостью от Рима. Едва в Кампании
появился Ганнибал, Капуя перешла на его сторону. В благодарность за это пуниец пообещал после победы над Римом сделать город столицей Италии. И кампанцы поверили ему. За что после поражения Ганнибала были наказаны, а город заселен вольноотпущенниками и римскими колонистами. Но, как ни странно, новое население города переняло привычки прежних жителей и старалось как можно меньше участвовать в римской политике. Так что надолго задерживаться в Капуе Помпей не собирался. Проверил состояние осаждавших Мизенум когорт Шестого легиона и дождался новостей из Рима. Которые его порадовали.Помпей давно стремился стать первым среди граждан Рима, лучшим и самым авторитетным. Он ревностно следил за успехами остальных триумвиров, готовясь перехватить у них любое дело, удачное выполнение которого может принести славу и почести. Однако настоящей решимости Помпею все же не хватало. Он хотел власти диктаторской и в тоже время боялся ее. Но ситуация сложилась так, что власть сама шла ему в руки, но власть ограниченная. Помпей, конечно, добивался именно того, чтобы его провозгласили диктатором. Ему хотелось править, как Сулле. Но Катон и его соратники поняли его заветную цель. Поэтому и провели в сенате предложение избрать Помпея единственным консулом, чтобы тот, удовольствовавшись таким более или менее законным единовластием, не добивался диктатуры. Решение это, в равной мере не устраивавшее до конца обе стороны, и сенаторов, и Помпея, позволило на время сохранить согласие между ними. Которое еще более сплачивали общие враги, основным из которых был Красс. И Помпей продолжил сколачивать армию, собравшись из Капуи в Брундизий, в который также должны были прибыть первые корабли с войсками из Азии.
Вечером последнего дня пребывания в Капуе к сидевшему в таблинуме Помпею пришел отвечавший за прием добровольцев на службу трибун Луций Гелий Попликола.
— Приветствую, император, — поздоровался трибун с Помпеем.
— И тебе здравствовать, Гелий Попликола, — ответил ему Помпей. — Пообедаешь со мной? Заодно расскажешь, что за заботы привели тебя ко мне.
— С удовольствием отобедаю, мой император. — обрадовался трибун. — Дело же у меня… необычное. Уже второй день в твой легион просится древний старик.
— Старик? — удивился Помпей. — Ветеран? — уточнил он.
— Ты как всегда прозорлив, император. Старик утверждает, что воевал с тобой в Испании и хочет вернуться в строй, — невозмутимо продолжил Луций Гелий. — Я несколько раз пытался объяснить ему, что он уже достаточно послужил Риму. Жаль обижать ветерана, поэтому не мог бы ты сам объяснить ему нелепость его просьб? Он здесь, ждет в атриуме, — пояснил трибун.
— Ладно, позови, — махнул рукой Помпей.
Вошедший человек действительно оказался немолод, что явно доказывали глубокие морщины, избороздившие лицо, шею и руки. Однако спину ветеран держал прямо и вошел в таблинум нормальным бодрым шагом воина, а не шаркающей походкой старца.
Консул несколько мгновений всматривался в старика, пытаясь припомнить, где он его видел.
— Не думаю, что ты сможешь узнать меня, Помпей Великий. Честно признаюсь ты тоже сильно изменился. Похоже, жизнь в Риме никому не идет на пользу.
— Не угадал, — засмеялся Помпей, — настоящий герой не забывается. Я тебя помню. Ты Квинт Дорабелла, центурион принцип из Шестого легиона, награжденный стенным венком** во время взятия Клунии в Испании.
— У тебя отличная память, император. А ведь меня не узнали даже старые боевые товарищи, с которыми мы вместе сражались еще у Клузия против марианцев. Теперь я вижу, что не зря сам Сулла назвал тебя Великим.
** Стенной венок (corona muralis) — римская награда
для тех, кто первым взошел на стену
и ворвался во вражеский город
— Сколько же тебе лет, Квинт? — еще раз осмотрев стоявшего перед ним ветерана, спросил Помпей.
— Шестьдесят, император, но моя рука еще тверда, как и в сорок лет. Я еще могу сразиться на мечах не только с тобой. Но если пожелаешь, и с твоим трибуном тоже, — Квинт кивнул в сторону Кассия.
— Но все же в твои годы…
— Годы изрядно потрудились над всеми нами. Ты достиг многого и мог бы, получив невиданные почести от граждан, мирно доживать свой век на одной из роскошных вилл. Но ты продолжаешь бороться, несмотря на достигнутое богатство, — заметил Квинт Дорабелла. — У меня также есть неплохой дом, земля, виноградник, рабы и все необходимое, чтобы в достатке и без забот встретить смерть. Сулла позаботился о своих ветеранах. Но, видят боги, чем дольше я живу такой жизнью, тем неспокойнее и тревожнее мне становится…