Первый выстрел

— Вы же сказали, что подпольный комитет партии разгромили, — напомнил Юра.

— Создали другой… Да их не один, как и партизанских отрядов… Сейчас многие мелкие партизанские отряды сливаются в крупные. Нас уже несколько полков. Скоро с нами сольется Степной партизанский отряд. Им командует перебежавший от Врангеля штабс-капитан Бродский.

— Степной отряд? — выкрикнул Юра. — Бродский?

— А что тебя удивляет? Партизаны есть и в горах, и в городах, и на берегу, и в степи.

— Капитан Бродский — врангелевец, белогвардеец!

— Ну и что? Как-то мы встретили переодетых офицеров. Спрашиваем: куда? Туда, отвечают, где настоящая Россия. Они ушли из врангелевской армии и хотели укрыться у рыбаков, чтобы перебраться в Советскую Россию. Мы взяли с собой их и их товарищей, притаившихся в кустах. Думаем: верить им или нет? А ночью явился Иван Пашков и спрашивает: «Офицеры появлялись? Они люди честные, и послал их подпольный комитет большевиков».

— Значит, правда, что партизанским отрядом командует Бродский?!

— А тебе не все равно? — Лука снисходительно засмеялся.

Но Юра уже вскочил и быстро зашагал в сторону.

— Эй, куда ты? Я еще не кончил! — крикнул ему Лука.

Но Юра шел, опустив голову, не оглядываясь.

6

Поглощенный своими мыслями, Юра подошел к кустам, возле которых оставил Серого с повозкой. Ни повозки, ни лошадей, ни Бескаравайного не было. Перепуганный, он бросился к реке. Стреноженные лошади паслись вдоль берега, а неподалеку, привалившись спиной к дереву, полулежал Бескаравайный. Неуклюжее сооружение из бинтов и ваты, сделанное на его голове Юрой, грязно-черное от пыли и крови, сменила аккуратная, легкая снежно-белая повязка. Выглядел он совсем здоровым. Рядом с ним сидели два партизана. Одного из них Юра видел с Бескаравайным на перекрестке в Судаке. Второй — огромный, рыжий, в фуражке на затылке, — с увлечением о чем-то рассказывал. Заметив подошедшего Юру, он резко оборвал рассказ, вскинув на него злые, прищуренные глаза. Последние его слова, которые Юра расслышал, были: «…так что теперь наши станичники не дюже в почете!»

Другой партизан — тот, который раньше видел Юру, — тоже смерил хлопца подозрительным взглядом и сказал:

— Шел бы ты, милок, отсель, не мешал бы нам про меж себя толковать…

Юра отбежал к ручью и сел на каменистом берегу, свесив ноги. Он все еще не мог прийти в себя. «Гога Бродский перешел на сторону советской власти? И этому верят? Какая чушь! Но я-то знаю, что это невозможно!»

Подошел Бескаравайный.

— Что ты бормочешь, как сыч? Бубнишь: «черт». Обиделся на Петра? — обратился он к Юре.

— Да нет, другое… Так…

— Чудачок ты!

— Вы же скрытничаете! Прогоняете. Значит, не доверяете. Так чего же я!.. — От волнения Юре трудно было говорить.

— От чудак-рыбак! Ну, что тебе, молодому, в наших казацких делишках?

— Ага! Значит, вы считаете меня мальчишкой, да? А кто вам про две роты на Ферейновской горке сообщил? Кто вас вез и голову вам перевязывал?! Кто сторожил вашего коня?

— Ну, чего нам лясы точить? Про все про это, про что мы говорили, писалось в нашей газете «Донской вестник», а когда Врангель ее закрыл, то в «Голосе Дона».

— А почему казачьи газеты закрыли?

— Ты как тот репей! — Бескаравайный опустился на траву и, потягивая цигарку и позевывая, заговорил лениво.

Из его слов Юра понял, что деникинское войско состояло из двух армий: добровольческой и донской, из донских казаков. Кроме того, были еще кубанские казаки, у которых тоже свои генералы. Когда деникинцы драпали из Новороссийска в Крым, то добровольцы захватили почти все суда. Почти двести тысяч деникинцев бежало! Казаков погрузилось немного, да и тем пришлось бросить лошадей, а многие даже остались без оружия. Он, Бескаравайный, хоть седло спас, а вообще жаль, что не остался там. Начальство донских казаков — атаман и Войсковой круг — удрало со всей казной на пароходе «Дунай» в Турцию, в Константинополь. Среди казаков, которых привезли в Евпаторию, начались разговоры, что надо помириться с советской властью, вернуться в родные станицы, так как даже дураку ясно, что война проиграна, за большевиков — народ! В Красной Армии, в коннице Буденного было много донских казаков, так что тем казакам, которых привезли в Крым, приходилось воевать против своих же станичников.

В казачьей газете «Донской вестник» была напечатана статья о необходимости примирения казачества с Советской Россией. Врангель закрыл газету…

Бескаравайный с товарищами и группой казачьих офицеров плюнули на Врангеля и ушли из поселка Саки, рассчитывая пробраться на Дон. Это им не удалось, и после многих мытарств одни решили вернуться к белогвардейцам, а другие, в их числе и Бескаравайный, пристали в деревне Товель к партизанам. Павло же с группой казаков перебежал из врангелевской армии недавно. Он рассказывает, что Врангель задумал высадить десант казаков где-нибудь поближе к Дону и поднять восстание казаков против Советов.

— Только эта затея зряшная, — закончил рассказ Бескаравайный. — Казаков поумнее к Семен Михалычу Буденному тянет… А ты зря взбучился! Никаких секретов у меня нет.

— Меня не это обидело, а почему Лука мне не верит. Я говорю: «Белогвардеец Гога не такой, чтобы перейти на сторону советской власти», а Лука отвечает: «Почему ты так думаешь, перешли же к нам честные офицеры!» Так то честные!

— Это что за Гога? — как бы нехотя спросил Бескаравайный.

— Штабс-капитан Гога Бродский, который командует Степным партизанским отрядом…

— Степным? Это тем отрядом, который с нами будет соединяться?

— Ага! Этот Гога в восемнадцатом году, когда немцы входили в Крым, заманил в Алушту советское правительство Таврии. Ответил им по телефону, что в Алуште советская власть и путь на Феодосию свободен. А когда они приехали, расстреляли их. И сам Гога тоже расстреливал!.. Слушайте, об этом же знает Гриша-матрос. Вы его спросите!

— Да ты понимаешь, чего наговорил, а?! — Бескаравайный уже не зевал, а пытливо, даже сердито смотрел на Юру.

— А что здесь не понимать?! Гога Бродский никогда, никогда не перейдет на сторону советской власти! Он сын богатого помещика в Екатеринославской губернии и против революции.

— А ну, пойдем к командиру!

Бескаравайный легко встал, и они зашагали к большому шалашу.

Командир выслушал Бескаравайного.

— Интересно! — сказал он. — И откуда ты, хлопец, живя в Судаке, знаешь о том, что творится в степи? Да еще у партизан? Ты садись. Говори не спеша. Обстоятельно.

Юре очень нравился командир: разговаривает не свысока, как равный с равным. И Юра рассказал все, что знал о Гоге.

— Только я о Степном отряде ничего не знаю. Я знаю Бродского и его семью. А его фамилию назвал Лука. Будто он командует этим отрядом…

— Тут только одна заковыка, — сказал Бескаравайный. — С чего б это гимназер двадцати одного года вышел в штабс-капитаны?

— Я же сказал вам, что он в восемнадцатом году в Алушту советское правительство Таврии заманил и сам участвовал в расстреле. Его тогда сразу же сделали поручиком… А потом пошло.