Первый выстрел

Юра старался петь громче всех.

— К черту «Хазбулата», даешь «Яблочко»! — закричал Мышонок и, выбежал на середину комнаты.

Гармонь в Дусиных руках заиграла залихватскую мелодию «Яблочка».

Мышонок пустился в пляс, выкрикивая слова:

Пароход идет, волны кольцами, Будем рыбу кормить добровольцами. Э-э-ээх, яблочко! Д’куды котисси? К Махну попадешь — не воротисси!

Всех перетанцую! Даешь Крым!

— Шурка, замени! — крикнула Дуся и, быстро передав гармонь задыхающемуся Сандетову, сорвала Юру за руку со стула и потащила танцевать.

— Эх, хорошо! — крикнула она, кружа Юру вокруг себя.

А Юра в мыслях уже превратился в зрителя, который смотрит и не налюбуется: ох и лихо же танцует этот молодой герой-партизан!

Мышонок сорвал со стены гитару и запел:

По улице ходила большая крокодила, Она, она голодная была…

Однако танцоры настолько разошлись, что готовы были плясать и под «Крокодилу».

— Каратели в деревне! Белые! — громким шепотом произнесла Дуся, тряся Юру за плечо.

В руках у нее был ковшик, из которого она поливала Юрину голову водой. За ней из комнаты выбежала Фрося с посудой.

Юра вскочил — сон как рукой сняло. Из сеней, где его, охмелевшего, уложили на сене, он вбежал в комнату, и увидел, как, распахнув окно, Мышонок, а за ним и Сандетов поспешно вылезали наружу, волоча за собой винтовки.

Юра кинулся за ними, но Дуся поймала его возле окна за рубаху:

— Стой, куда ты?

Пока Юра отрывал ее цепкие пальцы, Дуся успела схватить его за шею.

— Шура приказал тебе остаться! — в отчаянии крикнула она, почувствовав, что Юра ее одолевает.

В окне показалась взлохмаченная голова Сандетова.

— Назад! — яростным шепотом приказал он, упираясь прикладом винтовки в грудь Юры.

— Так каратели же! — воскликнул Юра.

— Тебе-то что? Ты же вольный! Заехал переночевать — и все! Про партизан ни слова. А будешь удирать — и коня и тебя поймают. Да не трясись, балда!

— Это я от х-хо-лод-д-ной воды! — с трудом произнес Юра.

— Беляки поищут — никого нет — и угомонятся, а ты с хлебом через задний двор к перевалу! Дуся проводит. Спросят про нас, скажи: были какие-то в погонах, самогон пили, а кто — не знаем, уехали, не заплатив.

Донесся тихий свист.

— Ну, покеда! Главное — не теряйся! Выполняй. Приказ есть приказ! За невыполнение в расход пускают.

— Скорее! — донесся из темноты сдавленный голос Мышонка.

Сандетов захлопнул оба окна, прикрыл ставнями и даже всунул внутрь шкворни с нарезкой.

Дуся и Фрося метались от стола в кухню и в кладовку. Через несколько минут стол был уже застелен чистой скатертью, и на нем появился букет цветов в кувшине. Лампу прикрутили. Комната погрузилась в полумрак. Открыли дверь. Обе забегали по комнате, размахивая полотенцами, выгоняя винный запах, а потом заперли дверь и побрызгали одеколоном.

— Юра, ложись в кровать, к стенке и сделай вид, будто спишь.

Дуся толкнула его в постель, велела лечь под одеяло, быстро сбросила платье и легла сама. Фрося потушила лампу и тоже легла. Было слышно, как мимо дома проскакали конные.

Раздались удары в дверь. Били ногами и прикладами.

— Лежите тихо… — прошептала Дуся, а потом крикнула сонным голосом: — Кто там ломится? Нахлещутся самогону и людям спать не дают…

— Открой! Не откроешь — дверь высадим!.. — слышались крики за дверью.

— Да кто там?

— Открывай! Солдаты!

— Сейчас оденусь! — Дуся не спеша встала, надела платье, шепнула: — Юра, спрячься за кровать под одеяло, — и вышла.

4

В комнату ворвались солдаты. Яркий свет фонарика обежал комнату и вернулся к Фросе. Она громко зевала и спросонок терла глаза кулаками.

— Где зеленые? Отвечай! — крикнул кто-то из темноты.

— Та вы что, с ума сошли! Какие зеленые? — Фрося то таращила сонные глаза, то закрывала их от света.

— Ошиблись адресом! — не без кокетства объявила Дуся.

— Обыскать!.. А ну-ка, хозяйка, зажги лампу!

Лампа осветила комнату. Солдаты заглянули под шкаф, под кровать, в кухню, в кладовку, слазили на чердак.

Юра закрылся одеялом и, не поднимая головы, выглядывал в щелку. Он увидел молодого офицера в зеленом английском френче с погонами и белой повязкой на левом рукаве. Офицер сжимал в руке наган и все время круто поворачивался, будто боясь неожиданного нападения сзади. Двое солдат внесли и поставили на стол одну почти пустую и вторую полную четвертные с самогоном, тарелки с остатками колбасы, сала и другой снеди.

— Так что вещественные доказательства, ваше благородие! — сказал пышноусый, уже немолодой фельдфебель.

— Куда спрятали зеленых? — кричал офицер на Дусю.

— Я же вам говорю: никаких зеленых не было! — отвечала та обиженным тоном.

— Введи, Федорчук, этого! — приказал офицер фельдфебелю.

И тот ввел пожилого мужчину в штатском.

— Где же ваши зеленые? — накинулся на него офицер.

— Здесь гуляли, вот! — Вошедший показал на стол.

— Будешь врать, хозяйка, шомполами накормлю! — пригрозил офицер.

— И вам не стыдно наговаривать на нас, одиноких женщин, господин Фролов? — обратилась Дуся к вошедшему мужчине.

— А ты, Дуська, не ври! Точно известно! — огрызнулся тот.

— Врет он с пьяных глаз, господин офицер. А почему? Ухаживал за мной, а я ему от ворот поворот.

— Ах ты, тля красная!

— Считаю до трех! Говори, куда зеленых спрятала? — неистовствовал офицер.