Первый выстрел

Юра промолчал.

— Забудь о своей личной мести и не глупи с револьвером. Пусть он почти дамский, но неприятности он может доставить серьезные…

Ночь проходила тяжело. Юра стонал и метался, кричал во сне. Появились жар, озноб. Не помогли ни канадский бальзам, ни другие мази. Облегчение давала только мокрая простыня, пока она холодила. Когда рассвело, Юра начал торопливо одеваться.

— Куда? — испуганно спросила мать.

— В Судак… — И, не давая Юлии Платоновне вымолвить слово, сказал: — Нет, у меня не бред. Просто надо. Я скоро вернусь.

Юра стыдился ковылять на виду у всех и пошел дальней дорогой — на Таракташ. По знакомым ему тропинкам, через сады, он добрался до дома Трофима Денисовича. Увидев Юру, бондарь поднял брови.

Юра сбивчиво, скороговоркой, пока никто не пришел, выпалил все, что узнал о Степном партизанском отряде, о Тате, о том, что ограбление Брагина Гога свалил на партизан, а сам присвоил чемодан с драгоценностями.

— Так вы передадите?

— Это кто же тебе поручил такое передать, да еще через меня?

— Никто не поручал. Ведь вы же тогда сами мне сказали: «Узнаешь что-нибудь интересное, сообщи».

Трофим Денисович дружески хлопнул его ладонью по спине. Юра ахнул, сделал шаг назад и чуть не упал.

— Что ты? Ах, я старый дурень! Воды дать?

— Да! — прошептал Юра, тяжело дыша открытым ртом и вытирая ладонью сразу вспотевшее лицо.

Трофим Денисович вынес из мастерской чашку воды.

Юра жадно выпил.

— Дай я погляжу!

— Не надо!

— Что значит — не надо? Да ты не стыдись. — Трофим Денисович приподнял сзади Юрину рубаху, крякнул и осторожно опустил. — Как же тебя такого отпустили из дому?

— Сам ушел. А про спину никому не говорите. Чтобы не смеялись.

— Эх ты, хлопчик мой хороший! Так это же, как раны в бою. Гордиться надо. Умар — сукин сын! А ты герой! Я даже удивляюсь, как ты после всего таким гоголем передо мной стоишь. Сейчас придет Сережа, он тебя проводит.

— Не надо. Я сам…

— А если по дороге свалишься от солнечного удара, например? Ты же бледный как мел.

— Не свалюсь!

Домой Юру провожали Сережа с Колей. Он рассказал им о порке в духе: «Казалы, воно боляче… а мени неначе комахи кусають…»

— Врешь! — в восторге воскликнул Колька.

— Ей-богу!

— И ты молчал? — спросил потрясенный Сережа.

— Как рыба! — ответил Юра и показал опухшую забинтованную руку. — Впился зубами и молчал.

Хлопцы смотрели на Юру почтительно. И тот, почувствовав себя героем, впервые за эти дни улыбнулся.

Пока они шли, он успел рассказать друзьям многое: как его партизаны мобилизовали в подводчики, как жили в лагере. И о бое на шоссе, о Луке и о комсомоле. Но наибольший восторг вызвал рассказ о том, как в Эльбузлах беляки перестреляли друг друга из-за ворованного золота. «На закуску» Юра сообщил, что в ближайшее время в Индии будет революция и Лука обещал отправить его туда на помощь индийским товарищам.

— А о нас ты забыл?! — возмутился Коля. — Тоже друг!

Решено было, что, когда заживут Юрины раны, все соберутся в лощине на склоне Георгия и обсудят вопрос о создании тайного судакско-индийского комсомола. В Индию они поедут все вместе. Много спорили о названии организации. Решили назвать так: «Коммунистическая молодежь всемирной революции» — сокращенно «КМВР».

Коля подмигнул друзьям и с таинственным видом, молча свернул на тропинку к подножию Алчака. Он привел их к той пещере, где они прятали ранцы, куда снесли тела расстрелянных, выброшенных морем. Коля юркнул туда, вынес бумажный рулон и развернул его. Хлопцы увидели большой плакат.

На плакате был нарисован Крымский полуостров и сидящий в нем, как в кувшине, барон Врангель с зловещей, зверской физиономией, но очень похожий. Он вытягивал из горлышка кувшина длиннющую хищную руку с когтистыми пальцами. Эта рука тянулась из Крыма к Украине, Донбассу. А сбоку нарисован во весь рост красный богатырь, взмахнувший широким мечом, чтобы отрубить эту руку. Внизу крупно написано: «Добей Врангеля!»

Таких плакатов в рулоне было шесть.

— Где взял? — шепотом спросил Юра.

— Контрразведка арестовала вчера одного дачника. А сегодня я нашел это на винограднике за дачей, где он снимал комнату. Выбросили, наверное, перед обыском.

— Вот это плакат! — с восхищением сказал Сережа. — Что будем делать?

— Давайте расклеим их ночью по городу, — предложил Коля. — Ты, Серега, стащи у батьки банку крепкого столярного клея. Ночью мы втроем все сделаем. А тебе, Юра, нельзя. Надо отлежаться…

Утром судачане любовались этими плакатами, но к полудню солдаты соскребли их ножами.

Дома Юра снова почувствовал себя совсем больным. Он не понимал, как у него хватило сил дойти до Судака и обратно.

— Тебя поддерживало нервное возбуждение, — объяснил отец.

Много дней промучился Юра в темной комнате. Его поставили на ноги настойки трав, принесенные Айше, женой Юсуфа.

2

В ночь на восьмое октября 1920 года Врангель приступил к осуществлению так называемой заднепровской операции.

Вообразите себе гигантского спрута. Его тело — мешок величиной с Крымский полуостров. И из этого мешка, где сосредоточено почти полумиллионное войско, протянулись щупальца к Донбассу, к Украине.

Белым удалось переправить через Днепр свои лучшие части, в том числе марковскую дивизию, и занять город Никополь. Ударом с тыла одновременно с наступлением на фронте Врангель рассчитывал окружить и задушить каховский плацдарм Красной Армии.

Группа войск Красной Армии под командованием Ивана Федько разгромила переправившиеся через Днепр части белогвардейцев.

На Каховку с фронта наседала армия генерала Витковского, усиленная английскими танками, броневиками, французскими самолетами.