Первый выстрел

— Ну, знаешь! Ты сам слышал, как ораторы говорили про таких: «Презренные наемники!»

— А мой отец говорит: плевать на все, если деньги дают. А всякие там идеи пьяные студенты выдумали, чтобы мутить народ. Главное — не зевать!

Лежа в постели, Юра и Петя долго шептались, о том, как обезвредить Заворуя. Как бы он не выкинул чего-нибудь без них.

А Заворуй лежал, закрывшись одеялом с головой, что было запрещено, и жадно вперемежку пожирал конфеты и колбасу. Конфеты он выклянчил у Потоцкого, а колбасу у Бугайчука как аванс за запроданные обоим трехлинейки. А сам придумывал план, как бы свести поляка и украинца на чердаке, пусть дерутся. А на них в это время натравить Бродского, которому он откроет заговор похищения винтовок, содрав за это приличный «куш». Ну, а на этих мушкетеров наплевать. Дураков надо учить. Им он заклеит рот марками или отдаст им пять номеров журнала «Вокруг света» и настоящий морской кортик. Отец всегда «подмазывал», чтобы дело хорошо шло. И Заворуй смачно чавкал, утирая кулаками сладкую слюну.

Глава V. РАБОЧАЯ ГВАРДИЯ

1

В этот день после обеда, когда начало смеркаться, вся Гогина компания ушла. Это было подозрительно. Заворуя тоже не было видно. Поэтому оба будущих рабочегвардейца решили пробраться на чердак и посмотреть — на месте ли трехлинейки.

Они открыли чердачный замок, быстренько отнесли ключ в условленное с Заворуем место и снова вернулись на чердак. Там было пусто, пыльно и тихо. Чердак огромный. Справа от двери — старые шкафы, поломанные парты… Вдруг из пыльной пустоты глухо донесся разноголосый говор. Ребята съежились в упругие комочки. Бежать? Нет! Кто же успел пробраться сюда, пока они относили ключ?

Крадучись они пошли на голоса и очутились около деревянной четырехугольной трубы вытяжного вентилятора. Заглянув в нее, они увидели парты, головы и плечи реалистов. Черные гимнастерки! До чего же здорово! Ты их видишь, а они тебя нет. От сердца сразу отлегло — винтовки в безопасности.

Реалисты из Первого реального занимались у них в гимназии в вечернюю смену, так как их училище было занято под лазарет. Вместо женской гимназии. На партах перед ними лежали географические атласы Петри.

Реалисты — исконные враги гимназистов. Была бы рогатка, так сверху бы им влепить по макушкам. Эх, камешков не найдешь! Но можно снежками — под чердачными окнами в пазах еще лежит снег. Окна здесь смотрят на север. Можно сделать небольшие снежки, величиной с грецкий орех, твердые, и влепить как следует. Реалисты побегут, как австро-венгерская армия.

Бросали по очереди. Петя бросал первым. Мимо. Снежок упал на пол у парты. Бросил Юра. Снежок упал за спиной одного из сидящих. Потом Юра бросил еще раз и попал одному врагу в затылок. Тот схватился за голову, оглянулся и щелкнул сидящего сзади по носу. Тот ему в спину кулаком. Вот здорово! Театр!

Петя бросил еще раз и попал в большой лист атласа, в Африку. Реалист запрокинул голову вверх. И другие стали смотреть вверх. Друзья побежали к другому вентилятору. И снова бомбили. Двоим реалистам попали прямо в физиономии. Одна «бомба» угодила подошедшему учителю в бороду. Внизу, в классе, поднялся невообразимый шум. Реалисты указывали пальцами вверх. Учитель погрозил кулаком и исчез.

Затем мушкетеры бросили «бомбы» на неприятельские позиции еще в одном классе. Веселые и довольные своим подвигом, они отправились смотреть винтовки. На чердаке стало совсем темно.

Винтовки оказались на месте. И тут они придумали новый план: взяли две винтовки с патронами и спрятали. Если даже другие винтовки уберут или Заворуй сподличает, у них две останутся. Но тут Петя предостерегающе поднял руку: по лестнице кто-то поднимался. Друзья замерли в ожидании.

Послышался голос инспектора:

— Да… удивительно… Вы правы. Чердак не заперт.

Дверь открылась, и Матрешка грозно крикнул в темноту:

— Кто здесь?!

Ответа, конечно, не последовало.

Инспектор крикнул снова:

— Я спрашиваю, есть здесь кто-нибудь?

Тишина.

— Я третий раз требую — отзовитесь! Иначе я запру чердак на ночь, вы станете узниками и замерзнете!

Снова молчание.

— Они нашалили и, конечно, убежали, — сказал инспектор. — Прошу извинить. Я позабочусь, чтобы больше это баловство не повторялось.

— Буду премного благодарен, — отвечал чей-то глухой голос.

Дверь захлопнулась. Оба узника выползли из-за балок и прислушались. Из-за двери доносился оправдывающийся голос швейцара и гневный крик инспектора:

— Где же ключ? Безобразие!

— Найду, ваше высокородие, — отвечал швейцар. — А не найду — новый замок поставим.

Выждав немного во мраке и тишине, будущие рабочегвардейцы уже хотели удрать, но опять раздались шаги на лестнице, и они сейчас же юркнули под старые парты.

Из люка вылез Заворуй. За ним — Бугайчук.

— Винтовки в том конце, в трубе, — тихо сказал Заворуй, опуская дверцу люка.

Заворуй и Бугайчук исчезли за балками и толстыми трубами. Юра с Петей, забыв о том, что надо немедленно бежать с чердака, осторожно двинулись за ними, держась густой темноты. Они увидели, как Заворуй вынул несколько кирпичей и стал вытаскивать винтовки из кирпичного колодца. Бугайчук светил ему электрическим фонариком. Совсем как у Ната Пинкертона!

— Считайте! — прошептал Заворуй. — Вот весь товар!

— Ты говорил — двадцать, а здесь восемнадцать! — сердито сказал Бугайчук.

— Не может быть… Да? Ну платите за восемнадцать.

Громко хлопнула откинутая крышка люка. Гулко раздался голос Гоги Бродского:

— Мы их сейчас поймаем. Развернемся цепочкой по фронту во всю ширину. Не улизнут изменники!

На чердаке скрестились лучи нескольких фонариков.

Юра и Петя кинулись было вперед, потом опомнились и растянулись под пазами толстенной балки, как в окоп забрались, даже подгребли к себе песок и опилки.

— Попались, немецкие шпионы! — кричал Гога. — Бей их!

Послышались глухие удары. Крики, возня…

— Признавайся, хохол, Мазепа, кто тебя привел сюда!

— Если ударите меня, кацапы, еще раз, пожалеете! Приведу из города своих. Они вам все ребра поломают. Лучше давайте по-хорошему. Поделимся. Иначе рабочегвардейцы отберут. Они и вам и нам хуже редьки…

— Сколько же ты, хохол, просишь?

— Я требую девять штук.

— Почему девять, а не одну?

— Пятьдесят процентов гимназистов — украинцы. Я и требую половину.

— Пятьдесят процентов? Да ты насильно записал в хохлы всех. Пушкин тоже украинец?.. Да ты и считать не умеешь: половина от двадцати — десять, а не девять.

— У вас восемнадцать винтовок.

— Нет, двадцать!

— Я считал — восемнадцать!

— Врешь!.. Следите за ним, чтобы он не удрал, я пересчитаю.

После паузы снова послышался взбешенный голос Гоги:

— Украл две, вор!