Пес бездны, назад!

В дверь постучали.

— Евгения Михайловна, тут к вам по делу Арсеньевой.

— Я никого не жду, — удивилась следовательница. — Ладно, пусть войдёт.

Я оглянулась.

— Добрый день, Алиса Романовна, — весело поприветствовал меня вошедший Яша, взял стул у пустующего стола (кабинет принадлежал двоим следователям, но второго не было на месте) и уселся перед Евгенией Михайловной.

— Вы знакомы? — кротко уточнила следовательница.

— Немного, — ответил Яша спокойно. — Моё имя — Яков Тимурович Тявкин. Я — свидетель со стороны Арсеньевых. Тот, который вытащил Осень из лап насильников. Готов ответить на ваши вопросы.

Глава 18 Право на глупость

— Мне нужно выйти или я могу остаться? — спросила я.

— Как пожелаете, — следовательница пожала плечами. — Только не вмешивайтесь, пожалуйста, в наш диалог. Иначе я попрошу вас удалиться.

Я пересела подальше. «Ты, наверное, давно в Первомире, — думала, наблюдая за ним. — Ты словно всё здесь знаешь и не испытываешь сложностей в общении». Это было странно. Яша вообще был странным. Слишком невозмутим для подобной ситуации. Слишком самоуверен для двадцати двух лет.

— Рассказывайте, — кивнула Евгения Михайловна. — Как так получилось, что вы оказались на месте преступления. По порядку, пожалуйста. Давно ли вы знакомы с жертвой?

Яша хмыкнул.

— Забавное слово, не находите? — заметил насмешливо. — До дня, а вернее позднего вечера, преступления мы с ней ни разу не встречались вживую.

— А не вживую? — быстро переспросила следовательница.

— Это как? Вдохлую?

— Вы сказали, что не встречались вживую. А как встречались? В мессенжерах? Или как-то иначе?

— Обожаю эту черту в полицейских. Вот вы внимательные! Ни одно-то слово не проскочит мимо. Одна проблемка: люди порой вместо одних слов тупо употребляют другие, не задумываясь о нюансах. Без особого смысла. Мой ответ: в мечтах. Мы общались исключительно в мечтах. Всегда фантазировал о такой вот девчонке: светловолосой, нежной умничке.

И Яша почему-то в упор посмотрел на меня. Мне очень не понравилась его усмешка.

— Правильно ли я поняла вас… — нахмурилась Евгения Михайловна.

Он обернулся к ней:

— Нет. Не правильно. Сексуального подтекста в моём интересе к Осении Романовне нет. Никогда не страдал склонностью к педофилии. Признаюсь, — снова острый взгляд в мою сторону, — у меня не так много в жизни табу. Возможно, это — единственное. Итак, с Осенией Романовной до указанного дня мы не встречались, не общались ни в мессенжерах, ни через аудио-видео, ни письмами. В тот вечер я проходил мимо дома и услышал крики…

— Как вы там оказались?

— Грибы, — Яша пожал плечами. — Люблю, знаете ли, по осени собирать грибы. Где-то там в коридоре должна была остаться моя корзина с подберёзовиками. Если вдруг вы нашли, верните, пожалуйста, мне мою добычу.

— Вы не знаете, что тот дом сгорел?

— Знаю. Осения Романовна меня проинформировала. Досадно. Но вдруг? Итак, я заплутал и вышел к посёлку. Будить людей не хотелось, и я надеялся встретить кого-то по дороге, кто или подскажет, как мне добраться до города, или даст переночевать. За грибы, конечно. Я услышал крик, показавшийся мне детским. А ещё увидел стремительно отъезжающую машину. И решил посмотреть…

— Почему решили?

— Знаете, я — пацифист. Категорически не приемлю насилие в любом его виде. Я даже комаров не травлю ядохимикатами, потому что это слишком жестоко. У них потом мучительные судороги и голова болит.

— Понятно. Что было дальше?

— Дверь оказалась открытой, я прошёл через тёмные сени и вошёл в комнату. Там стояло несколько парней, а между ними — светловолосая девочка на коленях.

— Она сопротивлялась? Не показалось ли вам, что всё происходит по взаимному согласию?

Я стиснула руки. Меня начало трясти. Яша лишь насмешливо хмыкнул:

— Ну… её держали за волосы. За свитер. Она рыдала навзрыд, а какой-то упырок заливал в её рот жидкость из бутылки с надписью «Столичная». Зажав грязными пальцами нос, чтобы девчонка глотала. Возможно, конечно, там вовсе была и не водка. Может, лимонад? И вполне возможно, что девочка плакала от счастья. А вырывалась из рук, чтобы всех расцеловать. Я не знаю, конечно.

— Что вы стали делать дальше?

— Кажется, поздоровался. Я уже говорил вам, что меня воспитали очень вежливым мальчиком? А потом уточнил, все ли в комнате совершеннолетние. Мне ответили, что все. Кроме девочки. Или не ответили, не совсем точно помню. Но я и сам догадался. Я вообще сообразительный парень.

— Что было дальше?

— Мы подрались, — просто, без ёрничания ответил Яша.

А затем описал как, кого и куда ударил. Причём рассказывал точно и подробно. Кому и как сломал руку, кому ногу. Кому — челюсть. Меня затошнило. Евгения Михайловна слушала с видом учительницы, периодически кивала, задавала уточняющие вопросы, и я внезапно подумала: что ж это за работа такая? Видимо, всё вот это было привычно для женщины.

— Я, кстати, нашёл их потом, — сообщил Яша, завершив повествование. — Вот список. С адресами и телефонами.

И положил на стол листочки.

— Здесь разные почерки, — заметила следователь.

Яша пожал плечами:

— Они были столь любезны, что написали сами. У меня дислексия. Даже справка есть.

— Но вы учитесь в университете?

— Память хорошая.

— И как же вы уговорили подозреваемых написать это?

— Попросил. Вежливость, знаете ли, горы двигает. Они были столь любезны, что вошли в моё положение.

Евгения Михайловна вздохнула.

— Спасибо. Мы проверим список. Что было потом?

— Осению Романовну стало тошнить. Видимо, от лимонада. А может она, как и я, пацифист, и не очень любит созерцать синяки и ссадины. Не знаю. Я вынес ребёнка на воздух.

— А потом?

— Потом решил позаимствовать мотоцикл у одного из парнишек. Лекс, четвёртый листочек сверху. Так как у Лёхи была сломана нога, ему мотоцикл не то, чтобы был прям срочно нужен. Время стояло позднее, где находится автобусная остановка, я не знал. Ну и, сами понимаете, ребёнка надо было как-то доставить домой.

— Через сутки?

Яша пожал плечами.

— Её очень грузило всё то, что произошло. Я, конечно, попросил успокоиться, но как-то просьба не то, чтобы помогла. Пришлось развлекать. Мы просто погуляли и пообщались. А потом я её отвёз домой. На автобусе.

— Из Кронштадта?

— Да.

— Почему вы поехали туда?

— Люблю этот городишко. Уютный.

— Почему сразу не отвезли ребёнка домой?

Яша улыбнулся, откинулся на спинку стула, вытянул ноги.

— Пожалел. Она плакала, а я — натура очень чувствительная. Не выношу, знаете ли, слёзы женщин и детей. К тому же, дома её не ждали до утра. Неловко было вытаскивать спящих из постелей.