Песенка для Нерона

Я покачал головой.

— А что насчет сицилийца, которой заявился в поместье Гнатона? Это тоже было совпадение?

— Да, но... — он нахмурился. — Ладно. Даже если кому-то и удалось выследить нас дотуда, то как он передал весточку своему приятелю в городе, чтобы тот искал нас именно в этом месте? Что-то тут не сходится.

— Еще как сходится, — ответил я. — Сам подумай. Сперва он видит меня в Остии...

— Видит тебя, — сказал он. — Извини, если это прозвучит грубо, но кому, блин, может потребоваться выслеживать тебя от самой Сицилии до Рима?

— Сперва, — повторил я, — он нашел меня в Остии. Я предполагаю, что он работает на Сицилийца, психа, который перебил солдат — он нас преследует, он смекнул, что мы должны были оказаться на том самом зерновозе, поэтому послал своего приятеля вперед на быстроходном судне, чтобы перехватить нас, когда мы доберемся до Италии, так? Но ты спрыгнул с корабля, помнишь? Поэтому Кролик, который ждал в Остии, не увидел тебя, но зато увидел меня...

— И дал тебе денарий. Нам бы побольше таких смертных врагов.

Я пропустил его слова мимо ушей.

— Он увидел меня, — сказал я. — Но не тебя — я предполагаю, что гонятся они как раз за тобой, он и Сицилиец — поэтому он стал разбираться, что приключилось с тобой, возможно, пошел и поговорил с капитаном, который рассказал ему, что ты сбежал. К этому времени Сицилиец прибыл в Италию...

— Ладно, — перебил он. — Но почему он послал Кролика на первом корабле, а сам остался ждать другого?

— Помолчи, я не могу думать, пока ты болтаешь. Сицилиец прибывает, узнает от Кролика, что ты соскочил с корабля; они разделяются и обыскивают окрестности, проверяя все места, где можно найти работу, и тут-то Сицилиец и попадается нам на глаза у Гнатона. Затем мы выдаем себя, сбежав перед получкой — я говорил тебе, это плохая идея, но ты не слушал — Сицилиец понимает, что мы, скорее всего, направляемся в Рим. Он отправляет гонца и велит Кролику высматривать нас...

— И Кролик берет и отлавливает нас на улице. В городе с миллионом жителей. Ну да, конечно.

— Нет, ты не понял, — сказал я. — Это ведь тебя они ищут, так? Они знают, кто ты такой. Поэтому, конечно же, они знают, что первым делом ты захочешь взглянуть на свой старый дом, дворец, как сраный Одиссей из сказок. Кролику всего-то надо было поболтаться в районе Золотого Дома — и вот они мы. Все сходится.

Он обдумал мои слова.

— Если ты прав — я не говорю, что согласен с тобой, но если ты прав, мы снова по уши в дерьме. Но чего я не понимаю — это Сицилиец. Если Сицилиец за мной охотится, почему он отпустил меня в тот раз, по дороге в каменоломни? Почему не отвел к магистрату и не сказал — ты знаешь, кого ты поймал, приятель? Всего лишь величайшего злодея в истории. Вместо этого приключилась безумная история со стражей, после которой он отпустил нас, ради всего святого. Да он даже денег нам дал.

Я пожал плечами.

— Может быть, он только потом понял, кто ты есть, я не знаю.

Может, он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что он тебя нашел; может, он хочет убить тебя сам, как-нибудь с фантазией, и заурядное публичное распятие ему не подходит. Или он вообще не хочет тебя убивать, потому что думает, что у тебя есть какая-то секретная информация, которая ему нужна...

— Проклятие, — у Луция Домиция появилось выражение перепуганного хомяка, которое, как я знал, означало внезапное озарение. — Сокровище Дидоны.

Я посмотрел на него. Самое время начинать бредить, подумал я.

— Чего?

— Сокровище Дидоны, — он побледнел, как овечий сыр. — Ох, да ладно тебе, мы говорили о нем еще в старые времена, ты не мог не слышать.

— Нет, думаю, я бы не забыл ничего, касающегося сокровищ. О чем вы говорили?

Он покачал головой.

— Поразительно, — сказал он. — Кой хрен ты вообще делал целыми днями тогда, во дворце?

— Сокровище Дидоны, — сказал я. — Рассказывай.

Он ухмыльнулся.

— Легендарные сокровища Дидоны из Карфагена, — сказал он. — Ты же знаешь, кто это, да?

— Конечно, знаю, — соврал я. — Но какое отношение он к нам имеет?

— Она, — сказал Луций Домиций с раздражающе самодовольной ухмылкой. — Дидона была царицей Карфагена, она влюбилась в Энея. Это основатель Рима, на случай, если ты не...

— Проехали.

— Царица Дидона, — сказал он, — владела огромными богатствами: золото, серебро и драгоценные камни, и если верить старинным историям, оно было где-то спрятано, место забыто, клад никогда не нашли. Ну так вот, — продолжал он. — Я нашел его.

Мне показалось, я ослышался.

— Ты его нашел?

— Ну, практически. Был такой чувак — Виникул, нувориш из всадников, сделал себе состояние, спекулируя на зерновых контрактах, и он видел его, в глубокой пещере на побережье Африки. Но клад такой потрясающе огромный, что он взял только то, что мог увезти, а остальное оставил; буквально на следующий день его арестовали по подозрению в убийстве — он отравил трех своих братьев и их сыновей, чтобы завладеть семейным предприятием; ужасное было дело. В общем, во время суда он передал, что должен безотлагательно встретиться со мной, поэтому я приказал привести его и он мне все рассказал. Сказал, что если я его помилую, он покажет, где спрятано сокровище.

— И ты ему поверил? Брось, ты не настолько тупой.

— Конечно, я ему поверил, — ответил Луций Домиций, — потому что в его багаже при обыске обнаружилась примечательная коллекция древних финикийских золотых столовых приборов — блюд, кубков, тарелок и бог знает чего еще. Знающие люди осмотрели эти предметы и заявили, что они определенно финикийские и безусловно очень древние.

Я нахмурился.

— Вроде бы ты сказал, что Дидона была царицей Карфагена, а не Финикии.

— Карфаген был финикийской колонией, идиот. Что означает, — продолжал он, — что добро, которое при нем нашли, именно того сорта, которое должно было быть в кладе Дидоны. Ну, я был чрезвычайно взволнован, как ты можешь вообразить. Прежде всего, я никак не мог закончить дворец, денег постоянно не хватало. А кроме того, никто не может устоять перед тайной клада, это в человеческой природе.

— Значит, ты помиловал того чувака?

— Разумеется, нет, — ответил Луций Домиций. — Он из чистой алчности убил семерых. Нет, я вернул его в суд, чтобы он получил по заслугам. Но ему я об этом не сказал.

— Ты не сказал.

— Конечно, нет. Я сказал, что мы не будем отменять суда, но я позабочусь, чтобы он сбежал из тюрьмы, получил новую личность и смог поселиться где-нибудь далеко от столицы, чтобы начать новую жизнь.

Я приподнял бровь или даже две.

— И он повелся?

— Вообще без проблем. Когда все считают тебя простаком, не составляет никакого труда обдурить любого. В общем, он дал мне самые подробные указания, как туда добраться, нарисовал карту и все такое.

— Но ты же не забрал клад? Почему, блин, нет?

Он вздохнул.

— Ну, для начала, я хотел сам за ним отправиться, понимаешь? Глупо, конечно, но мне хотелось найти его самостоятельно. Кроме всего прочего, это было бы прекрасно с точки зрения общественного мнения — я нахожу огромный клад, исторически связанный с самим основателем, затем благородно передаю в казначейство, ничего не оставив себе. Дела тогда обстояли так, что я нуждался в каком-нибудь благоприятном знамении, чтобы понизить градус ненависти ко мне. А вскоре все начало просто разваливаться, практически все мои полководцы и наместники стали метить в императоры и никому из них нельзя было доверить эту тайну. Все, чего я добился бы — это снабдил того или иного претендента деньгами, которыми он мог расплатиться с солдатами за захват трона. А потом, разумеется, мне пришлось в спешке удалиться, на этом все и закончилось.