Песенная летопись Великой Отечественной войны
Шрифт:
При записи песни «Море шумит» на пластинку в исполнении Георгия Абрамова (под названием «Колыбельная») была исключена строфа Мокроусова «В небе моём звёздочки нет».
Мы считаем, что это была ошибка, и поэтому даём весь текст песни без сокращений, в полном объёме.
Море шумит грозной волной, Чайка летит рядом со мной. Что ж вы, друзья, приуныли? Песни морские забыли? Я вам песню спою, Песню старенькую. НамПАРТИЗАНСКАЯ БОРОДА
муз. Л. Бакалова, сл. М. Лапирова
Писать стихи молодой поэт Михаил Лапиров начал ещё в середине 30-х годов. Некоторые из его творений привлекли внимание композиторов и стали песнями, но широкого распространения ни одна из них не получила.
Настоящий успех пришёл к нему в 1943 году, когда он написал замечательное стихотворение «Партизанская борода».
Идею песни подсказала поэту известная русская народная песня «Борода», которая начиналась такими словами: «Борода ль моя, бородушка, борода ль моя бобровая».
Рассказывая о курьёзных хлопотах, которые доставляла борода молодому партизану, Лапиров использовал первую строку народной песни, слегка её перефразировав:
«Борода ль моя, бородушка, до чего ты отросла».
Стихотворение так понравилось композитору Леониду Бакалову, что он написал к нему мелодию. Песня имела большой успех, и с этого момента между композитором и поэтом установилось многолетнее плодотворное сотрудничество.
Говорят, первым исполнителем песни «Партизанская борода» был певец по фамилии Изоголянд. Очень может быть, о нём мы ничего не знаем, но подлинную, всенародную известность «Партизанская борода» получила лишь тогда, когда её начал петь на своих концертах и записал на пластинку Леонид Утёсов.
Те, кому довелось видеть прекрасный музыкальный фильм «Весёлые звёзды» (1954), то наверняка помнит эпизод, когда Леонид Осипович, одетый в партизанский полушубок и с большой накладной бородой исполнял фрагмент той самой военной песни «Партизанская борода».
Нам лишь остаётся сказать, что легендарный диктор Всесоюзного радио Юрий Левитан, с чьим голосом в нашей памяти ассоциируются боевые сводки «От Советского Информбюро», утверждал, что среди прочих замечательных военных песен он больше всего любил озорную и лукавую песенку «Партизанская борода».
То разведка, то засада – Стричься-бриться мне когда? Неизбежная досада Партизану борода. Борода ль моя, бородушка, До чего ты отросла: Говорили раньше «щётка», Говорят теперь «метла»! Припев: Парень я молодой, А хожу-то с бородой! Я не беспокоюся, Пусть растёт до пояса. Вот когда прогоним «фрица», Будет время - будем бриться, Бриться, стричься, наряжаться, С милкой целоваться! По врагу стреляю метко, И зовут меня в строю То ли «дедушка», то ль «дедка» За бородку за мою. Но повсюду боевому Бородатому стрелку – И привет как молодому, И почёт как старику. Припев. Мне ни горе, ни кручина, Что в отряде говорят: «Вот так чёртушка-детина, Молодой, а бородат!» Лишь одна меня печалит Невеликая беда: Партизанские медали Закрывает борода! Припев.В БЕЛЫХ ПРОСТОРАХ
муз. М. Фрадкина, сл. Л. Ошанина
Хорошая песня может родиться только тогда, когда автор работает над своим произведением под впечатлением реально увиденного и лично пережитого. Именно так и работали лучшие советские поэты-песенники и композиторы, и только поэтому песенная эпопея военных лет включает в себя так много замечательных песен, согревающих сердце солдата и одновременно зовущих и вдохновляющих его на бой с врагом.
Создатели песни «В белых просторах» - поэт Лев Ошанин и композитор Марк Фрадкин не раз бывали на фронтах и повидали многое. Они досконально знали солдатское житьё-бытьё, попадали под бомбёжки и артобстрелы. Так было и в начале 1944 года, когда Политуправление Красной Армии направило их на Карельский фронт.
По дороге до места назначения Ошанин, глядя в разукрашенное морозом окно вагона на белые бескрайние просторы Севера и на крутящиеся над полями снежные вихри, стал записывать в блокноте первые строчки будущей песни: «Кружится, кружится, кружится вьюга над нами...». Когда первая строфа была, в общих чертах готова, Фрадкин взял свой аккордеон, с которым никогда не расставался, и начал пробовать различные варианты мелодии.
«Когда Фрадкин и я, как умел, запели несколько полуготовых куплетов песни, - вспоминал Ошанин, - мы завыли, что мы в вагоне. И вдруг увидели сгрудившихся около нас людей. Особенно я запомнил одного. Это был человек лет тридцати пяти со шрамом на правой щеке. Он глядел широко открытыми глазами, в них стояли слёзы. «А ну ещё раз», - выдохнул он. Когда мы подъезжали к Мурманску, песню подпевал уже весь вагон».