Пешка в чужой игре

– Кто попросил?

– Директор овощной базы.

– Фамилию и имя директора можете назвать?

– Марк Борисович Стравинский.

– Хорошо, сейчас в присутствии понятых мы осмотрим содержимое портфеля. Возражения есть?

– У меня нет, - сказал Виктор.

– А у вас? – обратился сотрудник Комитета государственной безопасности к хозяину кабинета.

– Вскрывайте, - пожал плечами тот. – Мне самому интересно посмотреть, что там внутри находится.

– Тогда приступим, - сказал представитель КГБ и, пригласив понятых подойти поближе к столу, открыл портфель, затем медленно стал выкладывать на стол его содержимое.

– Красивые документы, не правда ли? – усмехнулся представитель Комитета, когда пачка новеньких стодолларовых купюр США легла на широкий стол. – Сколько там?

– Сто купюр по пятьдесят долларов США, - закончив считать банкноты, сказал второй сотрудник КГБ.

– Пять тысяч долларов - это круто, - усмехнулся старший оперативник. – Валютные операции в частном порядке, запрещены законом нашей страны. У вас обоих, как я полагаю, будут большие проблемы.

У Виктора от удивления округлились глаза и он, ничего не понимающим взглядом, вопросительно посмотрел на Маркова. Тот точно таким же удивлённо-вопросительным взглядом смотрел на него. Прошло несколько томительных минут, прежде чем к Виктору вернулись способности мыслить и разговаривать, и он задал первый вопрос: - Может, наконец, мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?

– Я могу объяснить, - сказал один из оперативников. – Происходит пресечение валютной операции и задержание с поличным взяточника и взяткодателя.

– Что за дурдом?! – вспылил Виктор. – Меня попросили передать портфель, я и передал! А что в нём находилось, я не знал!

– Мы это уже слышали, но факты говорят сами за себя.

– Какие факты? – упирался Виктор. – Поговорите с директором овощной базы, и он подтвердит, что я тут не при делах.

– Следствие разберётся во всём, а пока, прошу проследовать за нами, - сказал старший оперативник и приказал своим помощникам надеть на арестованных наручники.

Так, в наручниках, их вывели из кабинета и на глазах у сотни покупателей, провели через весь магазин к выходу, у которого их ждали две чёрные «Волги»...

...
– Да мне не в чем сознаваться!
– негодовал Виктор в кабинете следователя. – Спросите Стравинского, тот подтвердит, что это по его просьбе я передавал Маркову этот злосчастный портфель! Это же, абсурд! Почему я должен отвечать за чужие грехи!?

– В науке права, есть мудрая аксиома: если хочешь найти преступника, ищи того, кому совершённое преступление могло принести пользу, - сказал следователь и пристально посмотрел на Виктора.
– Если вы, действительно, не виноваты, то как думаете, кому было выгодно вас подставлять?

– Понятия не имею, - пожал плечами Виктор.

– Вот и я, пока что, понятия не имею, - с нотками сожаления в голосе, сказал следователь. – Но, рано или поздно, но я обязательно это узнаю. А пока что, всё против вас.

– Значит, придётся сидеть?
– спросил Виктор, и взгляд его потускнел.

– Я не судья, - пожал плечами следователь. – Будем разбираться, но, честно говоря, я не вижу способов помочь вам. Нет свидетелей в вашу пользу.

– Поговорите с моей начальницей, - попросил Виктор.
– Зинаида Ивановна подтвердит, что именно Стравинский дал мне портфель и, что это по его просьбе я доставил портфель Маркову.

– Обязательно поговорю, – пообещал следователь и, вызвав конвоира, отправил Виктора в камеру.

Опытный следователь чувствовал, что Виктор в этом деле пешка в большой игре, и понимал куда и в кого намечался главный удар. В ведомстве, в котором он служил отлично знали о тайной и явной войне всесильного Андропова и непомерно амбициозного Гришина.

– Жаль парня, статья очень уж...если бы не валюта, - с сожалением вздохнул следователь, вновь и вновь перечитывая страницы возбуждённого, против Виктора, уголовного дела.
– Отличный спортсмен, воевал в Афганистане, награждён боевым орденом - не место ему в колонии. Спасти его невозможно, механизм уже запущен и набирает обороты...Жаль, очень жаль, испортили парню жизнь...

...Виктор всё никак не мог заснуть, ворочался с боку на бок на деревянном топчане в одиночной камере следственного изолятора на Лубянке. Услышав, как заскрежетал ключ в замочной скважине, и потом лязгнула металлическая задвижка, он приподнялся. Дверь в камеру отворилась, впустив двоих, атлетического телосложения парней, и тут же закрылась за ними. Парни молча подошли к топчану, на котором лежал Виктор, и равнодушными, ничего не выражающими глазами, начали рассматривать его.

– Чего смотрите? – первым нарушил тишину Виктор. – Я не экспонат из художественного музея.

Парни молча переглянулись между собой, и продолжили играть в молчанку.

– Жить хочешь?
– наконец, спросил один из них.

– Допустим, – усмехнулся Виктор. – И, что дальше?

– Поступишь правильно – будешь жить. И жить будешь красиво. Сначала на зоне, а потом и на воле.

– А если поступлю не правильно – убьёте?

– Может - убьём, а может – только калекой сделаем. А вот твоей тёлке разорвём перегородку и из двух дырок, сделаем одну.

Виктор вскочил и сжал кулаки.

– Даже и не думай, - тихо сказал один из парней. – У меня чёрный пояс по каратэ, а он - мастер спорта международного класса по боксу. Короче – ты не идёшь в отказ, получаешь пятерик общего режима, это в самом пиковом случае, а тебе за это будет постоянный «грев» на зоне и твою тёлку никто не тронет. Более того, она каждый месяц будет приезжать к тебе на общую, а каждые три месяца – на личную свиданку. Откинешься по УДО, так что, года через четыре будешь на воле.

– Пять лет?
– усмехнулся Виктор.
– Мне следователь сказал, что по этой статье не меньше девяти светит.

– Тебе говорят - получишь пятерик, значит, будет пятерик. Так что, добазарились?

– У меня что, есть другой выбор? – исподлобья посмотрев на ночных визитёров, процедил сквозь зубы Виктор.

– Выбор всегда есть, - усмехнулся каратист. – Только сделать надо правильный. Я тебе советую принять наше предложение. Пожалей свою тёлку, ей всего восемнадцать лет.