Пешки Сдвига

Блондинка нажала на курок "Стечкина", направив ствол вниз. Раз, другой, третий. Герцог, прижал руки к паху, который был страшно разорван пулями. Кровь побежала по бёдрам, закапала сквозь прижатые ладони. Лихо отпустила волосы "аристократа", и тот рухнул на пол, начиная корчиться от боли. Зашторенное наркотой сознание, видимо, не пропускала всю боль, но и того, что он ощущал - хватало вполне.

– Красиво говоришь?!
– Взбешённая Лихо бросила пистолет на стол, и потянула из ножен "Потрошителя".
– Будет тебе, с оркестром, и букетами от восторженных поклонниц...

Сухо прозвучал выстрел, и Герцог дёрнулся в последний раз, затихая навсегда. Лихо подняла глаза на Алмаза, только что обезглавившего единственную криминальную структуру Танкограда.

– Не стоит...
– Алмаз дёрнул щекой.
– Я бы эту тварь лично подержал, пока Шатун с него кожу бы драл. Но надо сваливать. Пошли.

Лихо бросила нож обратно, и повернулась к девочке, всё ещё сидящей под присмотром громилы.

– Где твоя одежда? Одевайся, быстро. Больше тебя никто не обидит. Ну?!

Девочка соскользнула с кровати, и недоверчиво глядя на блондинку, стала натягивать старенькое платьишко. Одела ботиночки, определённо бывшие ей велики, и встала, ожидая: что ей прикажут делать дальше.

– Пойдём.
– Лихо взяла её за руку, Шатун с Алмазом уже топали по коридору, готовые раздербанить любого, случайно заглянувшего на огонёк. Девочка пошла за ней, стараясь не отставать.

Они покинули "Гордость Гиппократа", которую, за время их содержательной беседы с Герцогом - больше никто не посетил. Книжник уже измаялся, сидя в "Горыныче", и поджидая троицу.

– Садись.
– Лихо подтолкнула девочку, и та забралась на заднее сиденье, между Книжником и Шатуном.
– Поехали отсюда. Говори, куда тебе.

– Я... Я не знаю.
– Девочка растерянно завертела головкой, переводя взгляд с одного спасителя, на другого.
– Я одна осталась.

– Как одна?

– Герцог неделю назад сестру убил. Он меня на улице увидел, хотел в машину затащить. Она в него вцепилась: и он ей прямо в лицо, из пистолета... Я убежала тогда, а сегодня меня поймали. Вот...

– У него, что, с детьми только получается?
– Лихо скрежетнула зубами, и с укором посмотрела на Алмаза.
– Ты не первая, что ли?

– Ну да...
– Покивала девочка.
– Говорили, что он и мальчиков, и девочек. И никого потом не видели больше. И меня бы тоже не увидели.

– Легко сдох, сука...
– Вздохнула блондинка.
– Было бы у меня хотя бы полчасика... И куда тебя теперь девать? С нами не получится, уж извини. Точно у тебя больше никого тут не осталось?

– Точно...

– Что же делать, что же делать...
– Задумчиво, нараспев сказала Лихо.
– Было бы дело в Суровцах, хотя - как раз в Суровцах, такого бы изначально быть не могло. О! Есть один вариантик, не могу, правда, сказать, что белый и пушистый. Но, за неимением альтернативы... Поехали.

На Перекрёстке ещё теплилась жизнь, конечно, не такая кипучая, как днём, но всё же... За упаковку сухпая, Лихо узнала всё, что ей необходимо, и "Горыныч" снова помчался по улицам Челябинска.

Через десять минут, она уже стучалась в нужную дверь, находящуюся на окраине города, в невзрачной типовой многоэтажке.

– Кто там?
– Послышался за дверью знакомый, капельку шепелявящий голос.

– Хорошие новости на дом заказывали? Открывай, Прохор.

За дверью чутка помедлили, потом послышался звук открывающегося замка, потом ещё одного. На пороге стоял Прохор Дутый, вооружённый сегодняшней платой за достоверные сведения.

– Вы?

– А ты предпочёл бы увидеть Балаболкина с компаньоном?
– Хмыкнула Лихо.
– Лежит твой Николаша и, до беспамятства радуется: что, нет у него в заднем проходе - ничего постороннего. И, как и было с тобой договорено - с битой рожей и, полным незнанием того, какую роль ты сыграл в этом эпизоде его бесполезного существования...

– Нашли, что искали?
– Дутый с любопытством смотрел на блондинку, держащую за руку незнакомую девочку.
– Да?

– Да. Вот только пришлось от Бухарина, ещё и к одному местному коллекционеру в гости нагрянуть. Причём - самым беспардонным образом. Вот - жемчужину коллекции к тебе привела...

– Герцог?
– Дутый помертвел лицом, и отшатнулся в глубину коридора.
– Я никого тут прятать не буду. Мне ещё жить охота: если Герцог найдёт...

– Герцог сейчас может найти только сковородку погорячее.
– Сказала Лихо.
– Тем более, что он как знал, что ему предстоит - разделся заранее...

– Вы его?...
– Прохор ошалело разинул рот.
– Что, совсем?

– Нет, наполовину. А что ты так удивляешься? Он что, имел привычку ездить на стыке Урала и Сибири, и принародно трясти секретом бессмертия? Либо у меня это мимо глаз пролетело, либо не было никакого бессмертия...

– Грёбаный трахибудокус...
– От полученных известий, Дутый прислонился к дверному косяку.
– Что теперь будет...

– Один мой знакомый, в таких случаях, говорил "Ебулдыцкий шапокляк". Ладно, оставим лингвистические красивости кому-нибудь другому. Дело есть.

– Какое?

– Насквозь человеколюбивое.
– Лихо подтолкнула девочку к нему.
– Надо её приютить. Как минимум - на две недельки. Максимум - месяца на полтора. Извини, конечно - но больше нам обратиться не к кому, а приютов для бездомных детей, насколько я понимаю - у вас нема... Поедем обратно, заберём.

– Я не знаю...
– Дутый почесал в затылке.
– Как-то всё неожиданно.

– День сегодня такой. В конце концов - это ты меня, у Перекрёстка, позвал на приватный разговор, а не я к тебе напросилась. Я же не прошу тебя бежать голым навстречу Всплеску, и кричать "Самоубийство - это мой профиль". Давай, прояви немного гражданской сознательности. А это тебе, за хлопоты, и на проживание. Но учти - если я вернусь, и обнаружу, что наш договор одностороннее расторгнут: будешь с Герцогом на соседних сковородках ляжки подрумянивать.

Она протянула ему, увесистый свёрток, сделанный из камуфляжки, найденной в квартире Бухарина.

– Этого должно хватить. Всё, познакомитесь без меня. Удачи, челябинцы. До встречи.

Она сбежала по лестнице, напоследок услышав, как Прохор неуверенно сказал девочке "Заходи, чего уж... Я - Прохор".

– Душеспасительная миссия закончена.
– Лихо плюхнулась на сиденье "Горыныча".
– Поехали из этого гостеприимного города. Рули, стеклорез.

Челябинск, на который надвигалась ночь, остался позади. Внедорожник уверенно шуршал покрышками по следующей транспортной артерии Материка - трассе "М51". Берущей начало в Танкограде, и заканчивающейся в Новосибирске.